Два по цене одного
Когда тебе под сорок, а за спиной тяжелый развод и годы пьянства, когда ты видел столько смертей и провел столько операций, что, кажется, кровь намертво въелась в кожу, не очень-то верится в сказки. Особенно в сказки о родственных душах. Да Леонард и не верил, едкой шуткой реагировал на стенания лучшего друга о том, что в космосе встретить своего соулмейта почти невозможно и что они, Джим Кирк и Леонард МакКой, умрут в одиночестве. А потом в его жизни появился Павел Андреевич Чехов и перевернул все с ног на голову. Не сразу и не совсем по доброй воле, но им пришлось смириться, что шутница-судьба преподнесла их друг другу. Это было тяжело. Поначалу казалось даже невозможным. Разочаровавшийся в жизни доктор и юный навигатор — солнышко всего «Энтерпрайз». Что у них может быть общего? Но Вселенной виднее. Ей всегда лучше знать, кто для кого создан. И со временем Леонард понимает, что бороться и спорить бесполезно, проще принять и научиться жить с этим. Каковы мысли Павла на этот счет, мужчина предпочитает не думать. МакКой вваливается в чужую каюту без приглашения, привычно набирая на панели код доступа главы медицинской службы. На этот раз он пришел не воровать алкоголь из шкафчика навигатора, а поговорить. И принес с собой бутылку виски. Самого настоящего, не реплицированной безвкусной пакости, а честно выпрошенного у добродушного Скотти, которому небезразлично семейное счастье членов экипажа. Учитывая их взаимное избегание, Павел был очень удивлен, увидев доктора на пороге своей комнаты. Он как раз сидел за столом в обнимку с паддом и пытался придумать, на какой корабль лучше бы перевестись, потому что продолжать прятаться друг от друга ему порядком надоело. Он вообще не понимал всей этой шумихи вокруг них. Что им мешает быть хотя бы друзьями? Нужно всего лишь не умереть, чтобы не подвести друга. Конечно, Паша прекрасно понимает, что быть «друзьями» у соулмейтов не получится, слишком сильно физическое притяжение. Но сейчас Леонард стоит перед ним с бутылкой «Jack Daniel's» и криво улыбается, и прогонять его совершенно не хочется. — Я с разговором и дарами, — говорит доктор. — Мне казалось, вы решили, что лучше избегать друг друга и будь что будет. Вдруг все это неправда и рано или поздно пройдет. Неприкрытый сарказм в словах парнишки откровенно злит. МакКой сжимает челюсти, подходит к замершему на кресле Павлу, хватает его за футболку, заставляя подняться. Он оттягивает ворот, являя миру ключицы Чехова, а другой рукой делает тоже самое со своей футболкой. — Это не пройдет ни рано, ни поздно. Это навсегда, черт возьми, — Леонард кивает на шрам, — Вот оно, подтверждение. То, что случается с тобой, случается со мной, и наоборот. Или тебе мало? Могу бедро продемонстрировать, да штаны снимать как-то неловко. Ты и так знаешь, что там. Все вопросы и возмущения вмиг исчезают. Шраму на ключице чуть больше трех месяцев — неудачный эксперимент в инженерном. Леонард сам залечивал эту рану. Тогда все и открылось, потому что, когда Паша вошел в медотсек, доктор наносил гель-регенератор на точно такое же ранение на своем теле. Вот только они оба уверены, что получить его здесь было негде. А тот, что красуется у них на левом бедре дело рук самого МакКоя — не стоило слушаться Джима и лезть в незнакомый водоем с неизученными живыми организмами. Остроухий гоблин злорадствовал неделю и ежечасно напоминал о глупости нелогичной докторской натуры. Ну, понимаешь, рыбка покусала. С кем не бывает? Павел краснеет. Знает ведь, что МакКой прав. Он пришел сам, решил, наконец, поговорить, и спугнуть его сейчас очень не хочется. Но Чехов бы не был собой, если бы промолчал. Хоть что-то у них с доктором общее. Неумение вовремя заткнуться сомнительный талант, но их обоих он вполне устраивает. — Это не я бегал от тебя по всему кораблю. Не я закатывал истерики капитану о том, что «на кой-черт мне сдался этот ребенок, я доктор, а не нянька». Не я просил… — Это не я собрался бежать на другой корабль от того, кто предназначен мне судьбой. Юноша давится воздухом от возмущения. Он кидает взгляд в сторону включенного падда, блокирует его и возвращает свое внимание к доктору. Мужчина все так же стоит перед ним, невозможно близко, что протяни руку и коснись. Павел почти чувствует это прикосновение, от него покалывает кончики пальцев и по телу разливается тепло. Он не сразу понимает, что его обнимают. Крепко и надежно, скрывая от всего мира. — Я устал бегать, Паша. От судьбы все равно не убежишь. Раньше сдохнешь. — Тебе нельзя, иначе я тоже умру. И ты хотя бы попытался. — Ты тоже. Вроде гений, а выход нашел самый паршивый. Леонард снова кивает на выключенный падд. Улыбка разливается по его лицу, и Паша зеркалит эту эмоцию, очень похожую на счастье. Спокойствие, которое окутывает его, непривычно. От него иррационально хочется сбежать, потому что такая привязанность — слабость. И никто не хочет позволять себе слабости, это может быть элементарно небезопасно.***
С того разговора прошло два года. Сейчас они делят одну каюту, одну постель, целую жизнь на двоих. Иногда Леонарду кажется, что тело у них тоже одно на двоих. Он только что залечил себе ссадину и обширную гематому на ребрах. По кораблю забегал экипаж, медперсонал засуетился, значит, группа высадки вернулась на борт. Раненых нет. Есть только неуклюжие лейтенанты, которым в 25 лет пора научиться смотреть под ноги. Леонард тяжело вздыхает и отправляется в каюту, где его уже ждет самый важный пациент. — Когда-нибудь я вколю Джиму что-нибудь, от чего он не проснется. И тебе больше не придется выходить в десант. — Брось, Ленн. Капитан не виноват. Не из-за него у меня обе ноги левые. Паша стягивает форменный свитер. В руках Леонарда заботливо припасенный гель-регенератор и влажное полотенце, чтобы смыть засохшую кровь и залечить рану. Оступился, упал и никто не виноват. А мог шею себе сломать. И что тогда? Нет, Леонард не думает о том, что через секунду и его сердце остановится, он думает о том, что будет делать, если больше никогда не сможет увидеть это кучерявое чудо рядом с собой. Такая перспектива его совершенно не радует. Чувство еще не случившейся потери пугает. Леонард готов признать — скорее даже ужасает. Хочется почувствовать сидящего рядом человека, ощутить каждой клеточкой тела, потому что когда-нибудь рядом с ним будет одна лишь зияющая черная дыра, и никакого тепла. — О чем задумался? — спрашивает Паша, касаясь его щеки. — О том, как буду жить без тебя. — Никак, — парнишка неуверенно пожимает плечами, — Вселенная не позволит тебе жить без меня. Тяжелый взгляд смягчается по мере того, как лукавая улыбка расцветает на губах лейтенанта. Поцелуй выходит неожиданным и жадным. Леонард тянет оторопевшего Павла за нижнюю губу, пока пальцы расправляются с чужими брюками. Его загорелые руки всегда смотрятся сюрреалистично на бледно-молочной коже парнишки, и в то же время так, словно были созданы для того, чтобы ласкать это прекрасное тело. Леонард пытается прогнать тяжелые мысли о судьбе соулмейтов из собственной головы. Первый же тихий стон Павла, потонувший в поцелуе, прекрасно с этим справляется. Леонард старается быть нежным, долго подготавливает, толкается осторожно, словно в первый раз. Целует приоткрытые припухшие губы и ни на секунду не перестает ласкать разгоряченное тело под собой. Паша цепляется за него, сжимает плечи до боли, кусает в подбородок. Он выгибается в волшебных руках любимого доктора и стонет так сладко. Сколько бы лет не прошло, Леонард никогда не сможет привыкнуть к этим звукам. Они поднимают в нем самое темное и одновременно с тем будят невероятную нежность. Чехов давно перестал быть ребенком и порой вытворяет такие вещи, от которых Леонард готов кончить на раз-два. Вот и сейчас Паша сжимается вокруг него, царапая спину, и просит доктора поторопиться, если возраст еще позволяет. Леонард ведется на провокацию как школьник. Не выдерживает, складывает парнишку пополам и уже не думает ни о чем, что может касаться его жизни без Павла. Парень прав, Вселенная не позволит ему жить без своего навигатора, потому что больше некому будет направлять вечно хмурого доктора на путь счастья и спокойствия, а еще так очаровательно распахивать глаза от удовольствия. Паша сыто улыбается, развалившись на постели. Ему нравится, когда Ленн теряет контроль. Он даже запрещает сводить синяки, которые тот оставляет на его бедрах каждый раз. Говорит, чтобы лучше запомнилось и на дольше хватило впечатлений. Леонард ухмыляется, целует расслабленного Пашу в нос и обещает позаботиться о том, чтобы впечатлений у Павла не убавлялось. Занятые друг другом и строительством совместной жизни, они не замечают, как на горизонте начинает маячить конец первой пятилетней миссии. Пашу на Земле ждут родители, Леонарда не ждет никто. Он хочет отвезти парнишку к себе домой, в Джорджию. Потом, возможно, познакомиться с семьей Чеховых. Но это не обязательно, он все еще не знает, как объяснить родителям своей родственной души, что они не виноваты и все это проделки матушки Вселенной. Кошмар, навсегда изменивший жизни всех на борту «Энтерпрайз» и заставивший Джима постареть на двадцать лет в мгновение ока, начинается со стандартной летучки. Кирк созывает экстренное собрание старших офицеров. Приказ от Федерации — изучить новую планету, наблюдать и не высовываться. На первый взгляд ничего необычного. Планета класса М, цивилизация на стадии поклонения деревянным идолам, неагрессивна. В состав десанта входит сам капитан, кто-то из медсестер — доктор пойти не может, у него операция — четыре безопасника и Паша. Конечно же, куда без него. Он же не виноват, что единственный после Скотти технический гений на корабле, и точно не заслуживает злого ворчания своего недовольного соулмейта. Леонард хмурится больше обычного, поэтому Павел легко касается морщинок на лбу доктора пальцами, разглаживает. Мужчина целует Пашу перед тем, как капитан командует Скотти перемещать их на планету, и возвращается в медотсек. На планете много листвы, свежий чистый воздух, от которого с непривычки начинает болеть голова, и два голубых солнца, Паша думает, что она очень похожа на российские леса, только тут совсем нет комаров, и стоит абсолютная тишина. А еще Паша думает, что тот, кто проводил анализ планеты, ошибся. Они как раз выходят к озеру. Трикодеры говорят, что в нем пресная вода пригодная для питья. Чехов как раз наклоняется, чтобы взять пробы, когда чувствует резкую боль в груди и заваливается лицом в воду, не успев предупредить команду. В такой тишине всплеск воды кажется оглушительным взрывом. Капитан бросается к лейтенанту. Он вытаскивает Чехова из воды, вздергивает за форменную куртку, заставляя закашляться и открыть глаза. Тут же выходит на связь с кораблем и требует, чтобы Скотти немедленно их забрал. Павел хватается за деревянное древко копья. Он распахивает глаза, в них боль и ужас. И Джим знает, что боится тот не за себя. Приоткрытые губы пытаются что-то сказать. Капитан не может разобрать слов, слышит только глухое бульканье у Паши в глотке и видит брызги крови на бледном лице. Копье пробило грудную клетку. Тот, кто назвал эту планету гостеприимной, прямо сейчас телепортируется в открытый космос или будет расщеплен на атомы в процессе, клятвенно обещает себе капитан, крепче обнимая вздрагивающее тело. Скотти поднимает их на корабль через 30 секунд. На транспортаторной платформе стоят пятеро перепуганных членов экипажа. Капитан прижимает к себе бездыханное тело Павла Чехова, из чьей раскуроченной грудной клетки торчит деревянное охотничье копье. Главный инженер смотрит в лицо своего капитана и понимает, что сегодня они потеряли двух близких друзей. Память подкидывает одну из злобных шуточек доктора, которую тот высказал на совместной попойке старшего офицерского состава: «и случись чего, у вас будут два трупа по цене одного».***
Хоронить членов команды всегда трудно, но это обязанность капитана. Хоронить друзей больно до полной невозможности вздохнуть и связать пару слов. И Джим довольно быстро учится произносить нужные слова без запинки и лишних слез. Он искренне завидует Споку и его умению контролировать эмоции. Хотя сейчас тот справляется неважно, но на порядок лучше, чем он сам. Виски капитана покрываются сединой за один день. Его даже не сразу узнают, когда он появляется в штабе Звездного флота с отчетами по окончанию пятилетней миссии, до которого его друзья не дожили ровно четыре дня. Четыре чертовых дня отделяли их от счастливой жизни на Земле, которой больше никогда не случится. Из последней высадки пятилетней миссии не вернулся только один член десанта — Павел Андреевич Чехов. Нелепая случайность, глупая неосмотрительность, унесшая жизнь молодого навигатора. Но по прилету на Землю капитан Кирк подал рапорт, где в потерях фигурировало два человека. В момент, когда сердце лейтенанта остановилось, в медотсеке, оперируя очередного пострадавшего, умер глава медицинской службы — Леонард Горацио МакКой. Доктор только и успел, что поднять глаза, беспомощно глядя на свою коллегу и прижать руки к груди, зажимая не свою рану, перед тем, как и он перестал дышать. Джим не знает, проклятье ль, награда ль иметь соулмейта, но точно уверен, что у Вселенной чертовски странное чувство юмора. Паша был рожден для Леонарда, так же как и тот — для него. Они были рождены друг для друга. Вряд ли он когда-нибудь сможет поверить, что они были рождены, чтобы умереть. Джим выдавливает улыбку, стоя за кафедрой перед собственным экипажем и представителями Федерации. Сегодня они прощаются с легендарным хирургом и лучшим навигатором флота. И для половины собравшихся это были безликие люди, очередные, погибшие на службе герои. А экипаж «Энтерпрайз» хоронил членов семьи. «Два по цене одного», — всплывает в голове голос лучшего друга. Джим отмахивается от ненужных воспоминаний, отдает серебряные дельты с инсигниями команды мостика и медицинской службы родителям Павла Чехова и сходит с трибуны. Ему больше нечего сказать.