Я не отдам свое сердце так легко, как тебе кажется, Я растоплю тебя этой сладкой ложью, будто горячее какао зимой. Я не могу оттолкнуть тебя. А из моих уст всё льется ложь, но ты же знаешь, Что я — притворщик. Я говорю, что люблю это лезвие, что так больно проникает внутрь, И если ты хочешь меня, может, стоит вонзить его ещё глубже. Но ты закрываешь уши, притворяешься, будто не слышишь. Позволь же мне рассказать об ураганах, бушующих внутри. EXO — Sweet Lies (The 4th album «The War» repackage «The Power of Music»)
***
— Зачем тебе такой, как я? — кричит Бэкхён в школьной столовой, сметая рукой поднос со стола, который секундой ранее принес Чанель. Омега смотрит на альфу, что невозмутимо сидит напротив и молча палочками ест рис. — Ты не видишь, что я страшный? Большинство студентов не обращают внимания на этот скандал, потому что такое происходит слишком часто для них, потому что данное представление длится уже год. Чанелю не раз предлагали омеги себя на роль его второй половинки, на что альфа всегда отвечал отказом, а после молча терпел очередные истерики своей омеги. — Успокойся, — спокойно, словно это не на него кричат, говорит Чанель, ставя перед Бэкхёном очередную миску с рисом из своей порции. Омега выдыхает сквозь зубы, кривя свои тонкие губы и, хватая тарелку, вываливает все на голову своему альфе. — Подавись своей едой! И уходит из столовой. Друг Чанеля, маленький Кенсу, на голову ниже его, тут же подходит с огромным количеством салфеток в руке и начинает аккуратно доставать из темных прядей белую крупу. Омега делал это каждый раз, почти каждый божий день вот уже как год. — Брось его, — в очередной раз говорит Кенсу, пересаживаясь со своим парнем — Чонином, к нему за стол. Чанель перекатывает на языке рисовый шарик, смотря на друзей. — Кенсу прав. Он слишком далеко заходит со своими постоянными истериками, которые явно беспочвенны, — довершает мысль своей омеги Чонин, делая глоток из своего пакетика с банановым молоком. — Я не могу. Без меня он сломается, ведь Бэкхён такой хрупкий, беззащитный, даже сам себе шнурки завязать не способен. — Даже шнурки! Это абсурд, Чанель! — чуть ли не сиреной начинает визжать Кенсу. — Честно, сегодня его глупый заскок был последней каплей в моей чаше терпения, поэтому либо ты его бросаешь, либо мы с тобой больше не друзья. — Кенсу, — испуганно шепчет Чанель, уставляясь своими глазами в чужие карие. Он дергается, потому что видит в них серьезность и понимание того, что он делает. — Чанель, скорее ты сам сломаешься сто раз, чем он сломает хотя бы ноготь. Ладно, ешь быстрей, потому что сейчас урок математики, а ты же помнишь, что опоздания он не любит, да? Урок проходит мимо него. Бэкхён сидит в классе за стенкой, явно сейчас или рисуя рисунки в тетрадке, или просто глядя в окно. Чанель хрустит костяшками, пытаясь себя успокоить и взвесить все «за» и «против». Он дорожил дружбой с четой Ким и До, но сердце каждый раз, словно в последний, билось тогда, когда Бэкхён его обнимал, целовал и говорил, что любит. И он, как последний дурак, все это прощал. Он отлично помнил, как они познакомились. Это было зимой, в небольшой кафешке на окраине Сеула, где люди носились по улице в поисках подарка на Рождество всем своим родным и близким. Чанель тогда подрабатывал помощником баристы, готовя простой кофе и какао. В тот день альфа был взбудоражен магией рождества, что витала в омеле под дверью, в елочных игрушках на миниатюрной елочке рядом с барной стойкой. Чанель чистил кофе-машину в тот момент, когда потянуло ландышами. Он суетливо отложил тряпку и посмотрел на вошедшего. Красивый, закутанный в шарф по самый нос и в красных варежках, омега осматривался по сторонам, сдерживая взгляд на меню. — Вам что-то посоветовать? — Какао, пожалуйста! Чанель приготовил его быстро, налил в стаканчик, закрыл крышкой и на боку написал мелкими шрифтом свой номер, надеясь, что тот его увидит. И омега увидел. Они встретились на следующий же день, собираясь вместе на новую комедию, что сейчас была весьма популярной. Бэкхён улыбался, кутался свой шарф и иногда выдыхал белый пар, утверждая, что он на что-то похож. Чанель был очарован настолько, что через неделю предложил встречаться, на что Бэкхён ответил только: «Ты слишком юный. Я — студент, а ты — школьник. Нам не по пути». Это была его первая ложь. Сладкая ложь, как он назвал ее потом, в начале нового семестра в школе, когда оказалось, что он новенький, так еще и на класс ниже его. Хотел казаться взрослым и так далее по списку, на что альфа только улыбнулся, а потом они начали встречаться, и понеслось. Бэкхён врал ему постоянно, в самых простых вещах. Где живет, о своем хобби. Сперва он делал это для того, чтобы показать себя с лучшей стороны, но все перевернулось в тот день, когда Бэкхён принес в его класс упаковку тонких и острых лезвий, говоря, что, если он не прекратит свое общение с другими омегами, то он вскроется. Чанель испугался, сократив свое общение до Кенсу, Чонина и самого Бэкхёна. День за днем, Бэкхён закатывал ему истерики все чаще, все реже по какой-нибудь весомой причине. Месяц назад он начал себя гнобить, говоря Чанелю, что он ужасный, некрасивый, что такой, как он, никому не нужен. Даже Чанелю, хотя тот всегда утверждал обратное. Чанель достал телефон из кармана и написал краткое сообщение Бэкхёну. На нашем месте в шесть вечера. Его уже привычно проигнорили.***
Бэкхён приходит в отличном настроении, напевая песенку под нос. Он видит Чанеля, прислонившегося к стенке, и, подпрыгивая летит к тому, чтобы обнять альфу и коротко чмокнуть в губы. Но тот, вместо привычного ответа, наоборот, только сильней их сжимает. — Бэкхён, я хочу тебе кое-что сказать, — как можно спокойней говорит Чанель, хотя в голове у него взрываются мины, мешая мысли. — Говори, я весь во внимании, Чанелли. — Нам нужно расстаться. Я устал от твоих смен настроений, от твоих истерик и недовольств, иногда унижений, как сегодня в столовой. Я устал и хочу все это прекратить. Я больше не хочу слышать твою сладкую ложь. Бэкхён делает шаг назад, ошарашенно сжимая края своей рубашки. Он не верит чужим словам, слишком дико они для него звучат, поэтому тут же заливается смехом. — Чанелли, ты чего? Эта ложь на то и сладкая, чтобы в нее все верили и делали вид, что все хорошо, а истерики… разве не так делают нормальные омеги? — наклоняет голову в сторону Бэкхён, стуча указательным пальцем по подбородку. — Нет. Не закатывают. Они уважают свою половинку, чуть ли не сдувают пылинки, а ты только и можешь, что привлекать к себе внимание лезвиями, скандалами у всех на виду. Я ошибочно считал тебя беспомощным, но сегодня, вспомнив все, я понял, что такие, как ты, живут долго и за счет других, за счет таких, как я — глупых и верящих в силу любви. — Чанелли, я исправлюсь. Только не бросай меня. Я же умру без тебя. Альфа знал, что так будет, что на него будут давить всеми методами, сладкой ложью, но тогда, на математике, он поклялся, что не поведется на это ни за что. Он видит как в чужих глазах собираются слезы, как он начинает прерывисто дышать, явно готовясь заплакать. Чанель ненавидит его слезы. Это как сотни кинжалов в сердце, под ногти. Он сглатывает и смотрит на Бэкхёна. — Я не верю больше тебе. Твоим словам и поступкам, даже твои глаза мне сейчас лгут. Если ты хочешь меня вернуть — докажи, что ты другой. Докажи, что ты больше не притвощик. Он наклоняется к Бэкхёну, смазано целует чужие соленые от слез губы, даря последний поцелуй, и уходит, накинув на голову капюшон от своей худи. Он слышит чужие рыдания за спиной, как тот падает на колени, явно сбивая их, а Чанель ничего не чувствует, только слезы, что обжигают щеки хуже огня.***
Выходные. Это было тяжело. Чанель тенью ходил по комнате, читая мангу и смотря тупые шоу по телику. Папа решил не интересоваться, что с сыном, даже отца, что явно желал провести серьезный разговор, сдерживал. И за это он был благодарен родителям. — Так ты его действительно бросил? — округляет глаза Кенсу, когда слышит эту новость из уст друга. Он сидит у своего альфы на коленях, пока тот ласково гладит его по голове. — Ты молодец. — Мне сложно даже сейчас, ведь я люблю его, но выхода нет. Если единственный способ его изменить, это расставание, то я попробую. Даже если это больно. — Ты настоящий альфа. Дверь в класс открывается так громко, что все присутствующие дергаются. Бэкхён, что стоит на пороге, выглядит весьма неопрятно, в помятой рубашке, с плохо завязанным галстуком и со взъерошенными волосами. Он оглядывает класс, видит Чанеля и тут же летит к нему. Омега плюхается на колени, около его парты, хватается пальцами за край и смотрит на альфу так предано, что у Чанеля щемит сердце. — Ты же тогда пошутил, да? Ты же меня не бросил? — Я бросил тебя, Бэкхён, — чеканит каждое слово Чанель, силясь с внутренними демонами, что плачут и просят его простить омегу, прижать к себе и поцеловать, но он не сдастся. — Бросил, запомни это слово хорошо, ибо больше с тобой разговаривать я не хочу. — Чанелли… — Не называй меня так, окей? Мне противно это слышать из твоих уст. Бэкхён дрожит, опускает руки на колени и упирается взглядом с свои пальцы. Чанель видит как на ткань и кожу капают чужие слезы, как омега содрагается в рыданиях, трясясь всем телом. — Ты прав. Я не заслужил. Он встает и уходит под всеобщее молчание, утирая слезы рукавом грязной рубашки. У дверей он оглядывается на альфу и видит только сталь в глазах. Стоит только исчезнуть омеге, как Чанель начинает прерывисто дышать, словно он забыл, как это делать. Кенсу подходит, обнимает чужую голову, прижимая ее к своему животу. — Ты же знаешь, что моя мама врач, поэтому скажу ее словами. Вскрывать гнойник всегда больно, но с каждым разом будет всё легче, а после боль сойдет на нет. Просто потерпи, Чанель, просто потерпи. С этого дня вся школа знает, что самая громкая пара школы за последний десяток лет рассталась.***
Чанель видит перед собой чужую руку, что ставит на стол бенто с рисом внутри. Бэкхён смотрит в пол, явно боясь поднять глаза и взглянуть на альфу, что закусил губу. — Что это такое, Бэкхён? — Еда. Поешь, пожалуйста, — почти шепчет омега, сжимая пальцами край своей кофты, что мешком сидит на нем. — Я не слышу! Скажи громче! — рычит Чанель. — Я приготовил рис сам. Попробуй, пожалуйста! — кричит Бэкхён в столовой, где в миг стало тихо, на что Чанель только высокомерно поднимает бровь, удивляя этим самым Кенсу, что сидит напротив. Альфа берет в руки коробку, подходит вплотную к Бэкхёну и одним движением выворачивает содержимое тому на русую голову. Он стоит молча, кусает губы и просто принимает свою судьбу. — Ты перебарщиваешь, — встревает Кенсу, вскакивая на месте, но Чанель не слышит его, приближается к Бэкхёну, склоняясь к чужому уху. — Приятно? Согласись, не очень, а рис ты мне на голову выворачивал полсотни раз, не меньше. Я не буду делать столько же, думаю, тебе для понятия, что к чему, хватит и одного, — альфа снимает с чужой головы небольшой кусочек риса и отправляет в рот. — И приготовлено отвратительно. Поучись у Кенсу, у того всегда вкусная еда. Бэкхён кивает головой, принимая все, а Чанель пугается насколько тот послушным стал. Отныне и весь месяц Чанелю перед носом во время обеда ставят еду в одной и той же коробочке для бенто. Каждый раз там всегда что-то еще помимо риса. Но как бы голоден ни был Чанель, альфа ни разу не попробовал чужой стряпни. Каждый раз, как он оставлял еду нетронутой, он видел, как Бэкхён делал глубокий выдох и смотрел на Кенсу, что мягко улыбался ему в ответ. Март встречает всех ярким солнцем, поющими птицами. Если все вокруг цветет, то Бэкхён заметно вянет. Однажды Чанель отлавливает Кенсу из строя бегущих омег на физкультуре и утаскивает его на трибуны, говоря знаками учителю, что тому нездоровится. Чонин уже сам готов бежать к своему малышу, но Кенсу подмигивает, успокаивая альфу. — Что ты хотел спросить? — Почему каждый раз, как я ухожу, не тронув его еду, он смотрит на тебя, а ты его словно успокаиваешь? — альфа откидывается на спинку сидения, устремляя свой взор в выбеленный потолок. — Его явно задели твои слова, что его стряпня ужасна, а ты еще в тот день обмолвился тем, что у меня еда в сотни раз лучше, что он должен у меня учиться. В тот же день он на коленях просил меня научить его готовить. — Хочешь сказать, что все эти дни он готовил под твоим чутким надзором? — Да. Он смотрел мелодрамы, спрашивал меня о том, как следует вести себя с альфой, иногда интересовался о чем-то у Чонина, спрашивая, что ему нравится в поведении омег. Он действительно изменился. Он стал нежным и аккуратным. Думаю, стоит по-тихоньку возвращать все на круги своя. — Ты прав. За обедом перед ним вновь ставят бенто. Рис, кусочки курицы, тушеные овощи. Бэкхен вновь смотрит на пол, боясь поднять глаза. Альфа улыбается, протягивает руку, хватая чужое запястье и привлекает чужое внимание. — Садись, сам поешь. Омега начинает светиться, смотрит на улыбающихся Чонина и Кенсу и садится рядом, подпирая подбородок ладошками. Он смотрит во все свои глаза на то, как Чанель палочками берет рис и пробует, как медленно жует мясо. Он не может насмотреться на альфу, ведь тот так близко, так близко. — Тебе нравится? — Да, это очень вкусно, Бэкхённи. Омега забывает как дышать от ласкового обращения. Настолько приятного, настолько забытого, что Бэкхён начинает улыбаться с новой силой, радуясь простому вниманию. Он осознал за это время всё. Как поступал с Чанелем, как заставлял его страдать из-за своего желания быть обиженным и оскорбленным. Кенсу однажды во время готовки назвал его «жертвой», что он всегда таким себя выставляет, а это неправильно. Он сидит на остальных уроках после обеда, поджимая пальцы на ногах от счастья. Чанель наконец решил ему начать открываться, медленно, словно они были едва знакомы. И он не упустит ничего в этот раз. Особенный писк в его горле вызывает сообщение: После школы у ворот.***
Чанель идет рядом молча, когда Бэкхён топает рядом в припрыжку, прижимая свой рюкзак к груди. Омеге даже в радость идти в тишине. Главное — они вместе и это уже хорошо. — Чанель, я могу тебя кое о чем спросить? — Да. — Ты свободен на этих выходных? Думаю, мы могли бы сходить в кино и посмотреть какой-нибудь фильм. Только, если ты не против. — Я не против. Давай сходим на фильм. Кажется, У Бэкхёна вновь выросли крылья за спиной. Белые, без всяких черных перьев. Все оставшиеся дни омега переживает так, будто сдает самые важные экзамены в жизни, потому что часами сидит на диване в квартире Кенсу и нервирует этим Чонина. — Да в чем проблема? — Мне нечего надеть. Все мои старые вещи не подходят. А еще нужно подумать, что я буду говорить, в какой манере, вдруг ему не понравится… Ау, — Бэкхён схватился за макушку, куда секундой ранее прилетел легкий тычок от Кенсу. — Я одолжу тебе что-нибудь из своего, а ты, главное, сам себя не накручивай, иначе ты опять будешь фальшивым, а может вновь начнешь сладко лгать. — Никогда больше, — уверенно говорит Бэкхён, на что Чонин и Кенсу только довольно улыбаются. Он все-таки смог измениться. Суббота, шесть часов. Бэкхён уже полчаса стоит у часов на площади, переминаясь с ноги на ногу. Темнеет сейчас еще рано, да и на улице холодно, поэтому он беспрерывно растирает пальцы друг об друга. Он не хотел опаздывать, поэтому пришел так рано. — Привет. Долго тут стоишь? — Нет, только пришел, — улыбается в ответ подошедшему альфе омега, пряча свои руки в карман. Этот жест не остается незамеченным. Чанель подходит ближе, запуская свою руку в карман и нащупывая чужие пальцы. — Опять врешь? — Нет. Просто не хочу беспокоить, — спокойно отвечает Бэкхён. Сердце тут же забилось словно в лихорадке, потому что правую ладошку извлекают из кармана и переплетают пальцы. — Так куда мы идем? — В кино. Там новая часть «Железного Человека». Мы не можем это пропустить! — Но ты же не любишь его, — выгибает бровь Чанель. — Просто я плохо смотрел и не разглядел всей прелести данного фильма. Вот и все. Они смеются на весь зал, едят попкорн, запивая колой. И все это время держатся за руки. Бэкхён счастлив на все сто процентов, а демоны Чанеля наконец довольно урчат на задворках сознания. После фильма они идут домой, бурно обсуждая события киноленты. — Чанель, — неожиданно прерывает рассказ Чанеля Бэкхён, — я хочу тебе кое-что сказать. — Что? — Я люблю тебя, Чанель. Сильно. Настолько, что сердце без тебя щемит, что дышать сложно, что слезы льются за твое счастье и за твое горе. Я понял многое и прошу прощения, искренне настолько, насколько могу его просить. Прости меня, Чанелли. Давай начнем все с самого начала? Хотя бы попробуем. — И никакой сладкой лжи? — И никакой сладкой лжи. Чанель улыбается, наклоняется и целует омегу. Кажется, они действительно все пробуют с самого начала.