Отныне твое имя - Томокири

      Говорят, когда-то давно, во времена Эпохи Нара, найден был волшебный металл. И два кузнеца из него сковали два великих меча. Два парных тачи, выкованных из одного куска стали с одной лишь разницей, что стала роковой.       Гляди. Один меч. Он возложен на подушку. Он - гордость и достояние своего кузнеца, что ныне был усыпан богатством. Он - предмет любви и обожания своего хозяина. Он - Макурагами.       А тут. Второй меч. Он лежит рядом на земле. Он - великая работа, но в то же время ошибка и просчет своего кузнеца, что отныне заперт в темнице. Он - предмет оскорбления и унижения своего хозяина. Он - Суннаши.       Солнце заходило над столицей провинции Нара, уступая свое место времени темному, освещенному лишь мягким сиянием луны. Говорят, в то время в потемках могут блеснуть силуэты духов, подобно стальному клинку. Именно тогда, когда люди засыпают, приходит их время.       В слабом свете звезд, отражающихся на глади воды, похожих на маленькие снежинки, изумрудного оттенка длинные волосы плавно спускались по бледным плечам того, кто этой ночью в тишине от всех был единственным посетителем столь редкого удовольствия - онсена. Неторопливые движения рук по воде не оставляли за собой и следа, словно их не существовало, как и локонов, расходящихся по глади воды вдоль спины юноши. Словно сама природа не верила в его существование.       Умиротворенно улыбаясь, он прислушивался к тихим шорохам за дверью разграничивающей открытый источник от пристройки большого замка. - Брат? - вряд ли кто-либо мог услышать звук, с которым дух за ставнями переступал с ноги на ногу. Разве что другой такой же дух. - Ой-ей, ты заметил меня? - с его привычной мягкой улыбкой, блондин вышел из-за стены, где скрывался уже минуты две. - Я лишь надеялся еще чуть последить за тобой со стороны. Знаешь, ты чертовски красив, брат. - Прекрати, - устало ответил на то юноша, поворачиваясь спиной к брату. Все так считают. Люди не могут отвести от тебя взгляда, - вряд ли можно было услышать тонкую нотку обиды в его голосе.       Неторопливо дух присел позади брата, выхватывая из воды длинные волосы, мягко теребя их в своих пальцах. - И я тоже...       Оба духа без преувеличения сказать были прекрасны одинаково, словно их создали по подобию друг друга.       Два великолепных клинка, что жили в этом месте. Они были выкованы из одного меча, но разными людьми. Их лезвия были одинаково остры и опасны. Люди не могли видеть их в обличье духов, но об истинных сокровищах Правителя Нара заботились с трепетом и осознанием их величия. Хранимые в одном месте, всегда рядом. Одинаково совершенные.       Так почему же, когда один брат тайком смотрит на другого, его взгляд наполнен горестью, скрывая то ужасное чувство, что гложет его каждый день? - Узрите! Еще одно доказательство того, как хороши мастера нашей страны! - тщеславно заявил император, когда один из его слуг на всеобозрение вынес острый клинок, вынимая его из ножен. - Это Макурагами. Клинок, что непременно станет одним из лучших в нашей эпохе.       Правитель провинции не без излишней гордости демонстрировал клинок своим слугам, знати и народу. Его идеальное лезвие, по его словам способное разрубить любой доспех. Его прекрасный необычный изгиб. Хамон, переливающийся в ярком свете.       И люди любовались им. Они верили, что этот меч действительно лучший. Что в руках мастера он великолепное оружие. И это было чистой правдой.       Дух с величием следовал за человеком, в чьих руках оказался клинок. Сохраняя прямую осанку, легкими шагами следуя за людьми, он лишь доказывал их слова в глазах своего брата.       Не отводя взгляда ни на секунду, блондин молча наблюдал в стороне. Его клинок, как и всегда, покоился на полу возле богато украшенной пустующей подушки. В его взгляде нескрываемое восхищение было заменено иным чувством. Он внимательно оглядывал каждый тонкий изгиб тела его брата, каждое его плавное и легкое движение, что так нравились Правителю Нара.       На доли минуты он рукой проскальзывал по мягкой подушке, на которой всегда покоилось лезвие этого чудесного достояния.       Они были равны почти во всем, за исключением одной оплошности...И лишь из-за этой глупости рука духа сама тянулась к собственному клинку, чтобы прямо сейчас сорваться на собственного брата, но он лишь мотал головой. Нет. Нельзя. Не хотелось.       Он не мог его ненавидеть из-за людской ошибки.       Однако он продолжал мечтать о том, как однажды, он замахнет собственный меч и раз и навсегда лишит себя отвратительного чувства, поедающего его душу. И больше никогда, никогда в жизни, ему не придется видеть, как на этой чертовой подушке лежит меч, похожий на его, с одной лишь только разницей. Лежит выше. Лежит, как достояние. В то время, как он сам ловит презренные взгляды их нынешнего хозяина. Как является позором своего мастера. Потому что если не будет ее - этой мелкой разницы - он будет тем самым великим мечом. Никто не посмеет усомниться в его великолепии из-за глупой ошибки….       Он продолжал смотреть на своего брата, восхищаясь его чудесным образом, что был также прекрасен, как его собственный. Но разве могли то видеть люди вокруг? - Суннаши, - негромко голос брата раздался прямо над его ухом.       Стоило то всего на полчаса прилечь под деревом, как, казалось, промчалась уже половина столь драгоценной для тсукумогами ночи, хранящей их таинства вдали от людей. - Почему ты ушел? - в голосе брата была слышна взволнованная нотка. - Ты мог понадобиться Императору тоже.       Уверенное высказывание этого клинка на миг рассмешило блондина, но он не подал виду. - Не будь так уверен. Знаешь же, Император дорожит лишь тобой, - откинувшись спиной на ствол дерева, Суннаши мягко улыбнулся. - Что куда важнее, ты был сегодня прекрасен.       Легкий смех в его голосе скрывал его волнение и нежелание вспоминать, как с дрожью рука тянулась к оружию, чтобы напасть на брата.       Зависть ли это? Или просто обида? - Он и тебя считает прекрасным клинком, - вздохнув, Макурагами осторожно опустился на траву возле тачи. - Это все из-за твоего кузнеца... - Он не крал, - опередил слова брата юноша, тут же отмахиваясь от неприятной темы.       Это правда. Люди были уверены: он - Суннаши - работа вора, что обокрал самого Императора на тот чудесный металл, из которого были выкованы два клинка. Совершенные, словно граненые алмазы. Похожие друг на друга. За исключение одной лишь разницы. Люди так глупы. Но лишь за то, он не может ненавидеть своего брата, от которого по какой-то причине отличался такой глупостью. Или все же мог? Прямо сейчас перед ним не было границы в виде той злосчастной подушки. Лишь дух, лишь образ того клинка, что с самого начала его пока еще короткой жизни возвышается над ним. Образ, что никогда не смотрит на него свысока, а должен.       И лишь он один мог его коснуться. Коснуться самого образа, коим тот являлся. Людям не дано его видеть. Лишь касаясь рукояти, они не могут коснутся самого Макурагами. Они видят лишь великолепный клинок, не имея шанса чувствовать что-либо, кроме восхищения искусно выполненной работой.       Протянув руку, блондин легко касается мягких волос, сжимая их меж своих пальцев. Легкая улыбка тает на его губах, он продолжает любить этот образ. Образ духа, что не смотрит на него с высока. Прихватив его за длинные пряди, Суннаши не торопясь утягивает брата к себе, не отвечая на удивленный взгляд. - Что с тобой? Из-за демонстрации ты ведешь себя так..странно? - вздохнув, Макурагами спокойно укладывается на груди брата. Порой он бывает таким послушным, что Суннаши перестает думать о том, за что так ненавидит своего прекрасного брата. Однако... - Вовсе нет, Макурагами, - в его голосе вновь был слышен слабый смешок. Он всегда увиливал от прямого ответа, когда ему не хотелось разговаривать.       Порой, стоило Суннаши прикрыть глаза, как он вновь видел перед собой свой клинок, ту дрянную подушку и своего брата...покрытого кровью. Словно противник. Враг, который боле никогда не сможет запятнать его собственных рук. Потому он не закрывал глаз… Он внимательно продолжал следить за малейшим действием его брата, поваленного на татами одной из темных забытых комнат замка Императора. За тем, как его, освобожденное от оков одежды тело следует за лаской его рук. И как в свою очередь хочется разодрать его бледную кожу, дабы увидеть на нем кровавые уродливые дыры.       Его стоны все равно никто не услышит. Его крики не будут раздаваться на всю цитадель. Даже если он захочет звать на помощь, нет того, кто мог бы помочь ему. И это подталкивало, заставляло Суннаши впиваться острыми зубками в его мягкую кожу, чуть бы выдавить этот короткий вскрик, следом любовно мягко исцеловать его тонкую шею, рукой блуждая по его очаровательным бедрам.       Макурагами не торопился сопротивляться его порой слишком грубым действиям. Он знал, что в итоге его брат успокоиться и какое-то время это поборет в нем желание взрываться на пустом, казалось бы, месте. Пока же он и правда вскрикивал от секундной боли после тяжелого укуса на груди или под ребрами. Порой казалось, что его всего просто пытаются разодрать. Но боль быстро отступала, когда ловкие пальцы его брата скользили по возбужденному члену.       Ласки, подаренные Суннаши постепенно уводили лишние мысли в сторону, и Макурагами терялся в этих ласках, до тех моментов, пока брат не становился слишком груб. Это было каждый раз. И будет в этот, он понимал это. Но постепенно привыкал даже к такой боли.       Блондин словно слетал с катушек, стоило ему подойти к заветному и прекрасному образу так близко, что стоит слишком сдавить его нежную шейку, и кто знает, может и на тсукумогами сработает удушение? Но нет, оно не действовало, хотя бы потому что он уже проверял.       Облизнув собственные пальцы, Суннаши без лишних мыслей растрахивал зад своего возлюбленного брата. После на миг уводя от приносимого дискомфорта почти невесомым поцелуем, постепенно углубляя его, специально медля, давая возможность хоть немного расслабиться.       Лишь после вновь созданную иллюзию ласки блондин разрушал грубым толчком, приносящим ощутимую боль, что продолжалась снова далее. До слез, до криков, до попыток вырваться. Однако так просто Макурагами не удается ни остановить брата, ни сбежать от него. Его длинные локоны, крепко удерживаемые в руках брата, не позволяли даже дернуться в сторону.       Порой Суннаши подумывал, что его брату просто нравиться эта боль, с которой раз за разом его член неприятно вбивался в его тело, но эта мысль быстро отходила на задний план, стоило заметить его заплаканное и столь привлекательное лицо. Его возлюбленное сокровище даже плачет очаровательно...прося о том, чтобы брат остановился.       И он останавливался...долго извинялся, шепча что-то едва внятное для его измученного брата. Целовал его заплаканное лицо, чтобы опять начать ночь словно сначала. Но в этот раз более ласково. Без резких движений, без грубых укусов и сдавливающих бедра до синяков хваток. Теперь очередь быть покорным подходила к Суннаши. Словно дня никогда не настанет, он опускался на колени своего брата. В отличии от него самого, Макурагами всегда был с ним ласков. Не держал зла на принесенную им минутами ранее боль, обращаясь с телом брата, словно с фарфоровой куклой.       От того становилось дурно. Дурно думать о том, как тот, кого сам Суннаши только довел до слез, теперь с такой осторожностью вводил собственный член в его гораздо более подготовленную к тому задницу. Как вся кожа его брата пестрит яркими красными укусами, налитыми кровью, в то время, как сам он не даже не оставляет на его теле засосов, лишь любящие мягкие поцелуи.       Лишь тогда Суннаши на самом деле и сам чувствует удовольствие от происходящего. Вместе с братом. Чтобы на утро даже вместе восседая в главном зале Императорского дворца не вернуться в ту ночь снова. И в предшествующие. Лишь ожидая следующих.       До тех пор, пока вновь, закрывая глаза, он не начнет видеть свой меч. “Дорогой мой брат..ты так прекрасен...но именно за это...я всегда буду ненавидеть тебя...пока однажды...”       Меч блеснул в руках хозяина. Император с довольным видом осматривал, как его драгоценное украшение отсвечивало в своем лезвии последние лучи солнца. - Поистине волшебный металл! - восхищался тот. - Какой дурак бросит вызов хозяину такого клинка.       Мужчина смело поднял клинок в своих руках, пальцами проводя вдоль идеального изгиба, столь необычного для мечей. Однако сложить меч в ножны он уже не успел.       Второе лезвие отразилось в свете заката, направленное не в хозяина, а в сам меч в его руках. В почти желтых глазах невесть откуда взявшегося самурая стояло лишь одно реальное желание - раз и навсегда, наконец, выпустить всю ненависть внутри себя. Свет проходил словно сквозь него. Он не отбрасывал тени и был почти прозрачным, словно призрак, поднявшийся из мертвых. Лишь белые подолы кимоно его, слово клинок, отдавали алым горизонтом, чьи оттенки украсили небо. - Брат!? - крик, перекрывший испуганные возгласы знати и самого Императора, из чьих рук был выхвачен клинок в момент удара. - Что с тобой?!       Солнце осветило и второго духа, показывая людям истинное величие их излюбленных клинков. - Нет сил больше, - мягко смеясь, блондин с силой удерживал меч оппонента. - Слышать их восхищения тобой, Брат. Мастер не был ни в чем виноват...       Два меча скружились в схватке.       Один, что с яростью нападал на его прекрасное сокровище, желая уничтожить. В его одурманенных глазах все еще стоял этот до дрожи замучивший образ двух клинков на подставке. В его голове не прекращаясь бился голос создателя - его молитвы перед Богом, его раскаяние в том, чего он не совершал.       Второй, что вынужден был защищаться, лишь сейчас, наконец, научившийся понимать его брата. Он видел боль в глазах брата лишь сейчас, когда тот перестал ее скрывать. Он стал понимать его действия лишь сейчас, когда тот заявил о них в открытую.       Им недолго довелось быть братьями. Прекрасными. Совершенными. Между которыми есть лишь одно различие. От которого Суннаши так мечтал избавиться.       В обезумевших глазах горел жажда, та самая, которую его брат много раз видел, ловя его взгляд в ночи. Только сейчас, когда удар за ударом, что оглушительным лязгом разлетался по залу, оглушая невольных наблюдателей, не смевших подойти к двум духам и на пару метров, когда шаг за шагом Макурагами отходит назад, остановить брата уже не получиться привычным способом - остается защищаться. Раз за разом отбивая яростные атаки столь знакомого меча.       Гул в голове Суннаши не прекращался. Всего одно отличие.       Избавиться от него, и его брат будет так же прекрасен, как он сам.       Избавиться от него, и больше никто не назовет его создателя вором.       Избавиться от него, и больше никогда этот клинок не будет лежать над его собственным.       Все что нужно - избавиться от него. От этого проклятого сун разницы в длине клинка его драгоценного сокровища.       Люди так глупы.       Из-за такой глупости его мастера обвинили в краже. Но больше никто не посчитает этот меч - позором.       Холодный металл вновь врезался в клинок противника, под напором проскользив вверх, почти до самой киссаки. Вторая рука дотянулась до открытой шеи, где по сей день зарастали мелкие следы. - Брат...ты и правда так прекрасен. Прости...но отныне мы будем равны, - оскал на его лице мелькнул вперемешку с широкой улыбкой, когда клинок его почти врубился в зазубрину на ровной поверхности меча Макурагами.       Отбив оружие оппонента, Суннаши сделал свой последний прицельный удар.       С громким звоном обрубленная часть клинка приземлилась на пол, а следом за ней осыпались изумрудного оттенка длинные волосы, усыпая собой отрезанную от тела, опавшего в мягкие объятия его брата, голову. - Смотри, брат...теперь у нас схожая длина, - опустив свой меч, Суннаши счастливо улыбнулся, прижав к себе обезглавленное тело.       Обкромсанный меч упал из рук обессиленного, истекающего кровью существа. Быстро белая ткань становилась красной, от чего Суннаши лишь продолжал смеяться, поглаживая сыреющую от крови спину, рукой проводя к ровной полосе, идущей вдоль шеи, что боле не удерживала головы. Внимательный взгляд потухших карих глаз был направлен вдаль от почти исчезающего в руках прекрасного образа.       Крепко обняв его напоследок, дух, игнорируя шокированные взгляды, небрежно отпустил труп, позволив тому с тихим всплеском опасть на деревянный пол. - Прости-прости, брат. Пришлось причинить тебе столько боли в этот раз, - его голос звучал как никогда весело. Наконец в голове не было этого ужасного гула. Он закрывал глаза, и перед ними не было привычного раздражающего образа, лишь образ его драгоценного сокровища. - Ох, и твои волосы...       Лишь сейчас клинок заметил, как в образовавшейся кровавой лужице мокли длинные пряди изумрудных волос, что так нравились ему. Неторопливо подхватив прядку, Суннаши осторожно коснулся ее губами, счастливо улыбаясь. Ему правда было жаль, что пришлось обрезать их вместе с головой. Неужели, он всегда был настолько остр?       Наконец меж ним и братом нет различий. Наконец их длина равна, как и должна быть. И кто теперь скажет, что кто-то там украл волшебный металл, из которого их ковали? - Брат...Эй, я же извинился, - легкий смех, и влюбленная улыбка окрасила его, испачканное кровью лицо. Взгляд, направленный на упавшую возле обрезанного кончика лезвия голову.       Пустые глаза были раскрыты и, казалось, направлены на Суннаши. Впрочем, больше это имя не подходило изящному клинку. Может, люди изменять свое решение на этот счет?       Присев на пол, тот, кого звали Суннаши тяжело вздохнул, поднимая из лужи крови голову, ровно отрубленную его идеальным мечом. По шее красовалась столь же идеальная полоса, и юноша не удержался, чтобы лизнуть разрезанный той полосой след от когда-то крайне грубого укуса. Кровь его была безвкусна. Однако клинок все равно слабо рассмеялся, рассматривая брата в своих руках. Даже мертвое измазанное кровью, его лицо в глазах Суннаши казалось идеальным. - Весь испачкался... Подожди немного, пока твой клинок снова будет сиять рядом с моим, - убрав с его лица прилипшие длинные пряди, тсукумогами мягко коснулся его холодных губ своими, счастливо, исчезая, словно видение, в последних рассветных лучах с людских шокированных взглядов.       Лишь два равных меча осталось на полу.       Боле никто не смел назвать кузнеца, что выковал столь великий меч, вором.       Боле мечи никогда не лежали на разных уровнях.       Боле между ними не было различий.       Два идеальных клинка. Два прекрасных сокровища. ________ - Твое имя - Хигекири, брат. Когда ты наконец запомнишь? - Правда...мне казалось, оно звучало как-то не так...Ай, какая разница. - Брат! - Что? Главное, что мы прекрасны, не так ли?