Удачный порыв

Уже за полночь и на столе, стоящем неподалёку от кровати, лениво, раз в минуту, моргают квадратные цифры из зелёных палочек. Единственный слабый свет исходит от них и от окна, так же невесомо освещающего часть кровати светом полной луны, притаившейся за стеклом. Его почти не видно, он расходится горизонтальными неровными полосами по одеялу и ламинату, лишь лёгким намёком на себя — бледным белым шлейфом ложась туда, куда позволяет ткань штор. В целом, в комнате почти темно и Толя лишь слегка угадывает силуэт затылка впереди. Он, конечно же, не спит. Ему сложно спать, когда рядом лежит Кирилл. Ему, в последнее время, вообще сложно о чём-то ещё думать, когда рядом есть Кирилл. В любом виде. Он может просто стоять рядом, он может идти, он может быть спереди, сбоку или позади, он может сидеть в кресле, уткнувшись в телефон, он может лежать или даже висеть где-нибудь, но если он просто рядом, Толя чувствует себя чаще всего очень хорошо. Правда, минус подобных отношений, когда ты, будучи хоть в каком-то виде опытным человеком вдруг заводишь роман с кем-то совсем ещё совершенно нетронутым, ощущается уже спустя недели три. Нестерпимо хочется… Прикосновений. Поцелуев, жарких или нежных. Еле уловимых и длинных, или грубых касаний и поглаживаний. Вздохов, тихих смущённых стонов. Ещё ближе. Хочется ещё ближе. Хочется ощущать жар тела, приятную кожу и лёгкий запах дерева, кофе и немного сладкого одеколона. Толя чувствует себя зависимым, когда в последние дни слишком часто думает об этом. Но как ни хочет, выкинуть из головы манящие образы не выходит. А при условии, что полуголым он видит Кирилла слишком часто, ведь лето как раз подходит к концу, представлять себе интересные подробности труда не составляет. Правда, показаться голышом Кирилл не соглашается, посчитав ту фразу Толи за шутку. А Толик не особо-то и шутит. И вот, Толя уже которую ночь не спит. И которую ночь не прижимается слишком близко, понимая, что моментально будет застигнут врасплох за одним интересным проколом. Кончик языка нервно пробегается по пересохшим губам. Рука мирно покоится на талии впереди лежащего, как будто назло, к нему спиной, Кирилла и это единственная точка соприкосновения, которую, как считает парень, он может позволить себе в такой щекотливой ситуации. На самом деле, ему хочется как можно теснее прижаться к полуголому телу и как можно наглее начать его лапать. Но он понимает, ещё той частью разума, не опьянённой ночью и темнотой, что Кирилл просто не готов и торопить события сейчас не самый лучший вариант. Ещё одна проблема, что Толя не знает, насколько сильно тот не готов. Он как-то мельком, когда они также мельком говорили на эту тему, сказал, что он не готов, но насколько сильно не уточнил, да и сам Борисов как-то не додумался тогда спросить, и Толя сейчас напоминает проволоку под напряжением, силясь не думать о том, что он может, а что нет. — Толя, ты чего? — его сонный шёпот лишь слегка колышет почти абсолютную тишину комнаты, а у Толи отбрасывает щекоткой в живот и мозг лихорадочно начинает размышлять, что он сделал, чтобы Кирилл вдруг проснулся, при том, что он ничего не делал. Лишь фантазировал. Мысли стали материальными, а он не заметил.? — Чего? — еле слышно отзывается он, пытаясь скрыть нервозность в голове. — Чего дышишь так часто? Всё в порядке? — он спрашивает очень настороженно и Борисов как будто видит, как тот хмурится, хотя на самом деле перед глазами лишь тёмный силуэт головы, пока неподвижной. Облегчённый вздох звучит очень тихо. — Я в порядке, — Толя считает, что у него получилось сказать это как можно более легко, он ещё и пытается придумать какую-то причину своему дыханию, за которым не уследил, но в голову ничего не приходит. — А чего дышишь так странно? — продолжает докапываться Кирилл, как будто бы даже просыпаясь и немного ворочаясь на простыни. — Да нормально я дышу, — начинает оправдываться Толя, чувствуя начавшее колотится сердце. — Толя, — тихо говорит он куда-то в свою пустоту, и Борисов понимает, что это чудо от него сейчас просто так не отстанет. Думать над своими следующими действиями совсем не хочется. — Да что? — у него есть ещё совсем уж запасной вариант отвернуться вообще в другую сторону, но этого хочется меньше всего. Комната вновь молчит и как будто застывает во мраке. За окном проезжает машина, шурша по асфальту резиной и больше звуков нет. Толя только сейчас замечает за собой слегка утяжелившееся дыхание, в такой тишине и правда звучащее не очень естественно и даже немного шумно. Вся комната вдруг становится такой маленькой, что Толе кажется, будто кроме этой кровати, где лежат они с Кириллом, больше ничего нет. — Я сейчас включу свет, — коротко предупреждает Кирилл, видимо, пытаясь сделать голос твёрдым, но до этого он уже успел уснуть и это получается меньше всего, — и начну тебя осматривать. — Ну да. Причину ты увидишь, конечно, — бормочет, сдаваясь, Толя, совсем маленько надеясь, что его не услышали. Но тишина между их фразами настолько пронзительная, что Аюев прекрасно всё слышит. А заодно и вздыхает в ответ на тихую фразу. — Ну и что случилось? — Толя ёрзает на боку, но пока ничего не делает, на удивление контролируя своими порывы. — Я тебя хочу, — сбивчиво выдыхает Толя в затылок и радуется, что ему не надо видеть сейчас глаза Кирилла и вообще его реакцию, — очень сильно. Я в последние несколько дней вообще это выкинуть не могу из бошки. Всё время смотрю на тебя и думаю, что мог бы сделать с тобой, но ты не позволяешь, — Толя чувствует, что теряет контроль над языком, но пока не пускает в ход руки, хотя желание это сделать возросло в разы. Его же слова распаляют такой пожар внутри, что парень тут же жалеет, что выпаливает их. Кирилл молчит и это ещё больше добивает. Борисов теперь совсем теряется в своих действиях, — Кирилл, ответь мне, — до невозможности нервно шепчет Толя. — Успокойся, — бросает он, а парню позади него после этой неопределённой фразы ещё больше хочется начать биться в истерике. И он решается. Просовывает левую руку под горячее тело и быстро перетягивает Кирилла на себя, прижимаясь всем собой и чувствуя невероятное облегчение от этого короткого жеста. Но на этом свои лихорадочные действия он не прекращает, пуская слегка вспотевшие от волнения ладошки гулять по телу, сам приникает к прохладной шее зубами, осторожно кусая пахнущую гелем для душа кожу. Аюев почти сразу дёргается, удивлённо и как-то инстинктивно. Толя царапает ногтями тёплую кожу, желая потом утром удостоверится, что он сейчас и правда это делает и это не очередной его мокрый сон. Он оставляёт ещё какие-то отметки, о которых утром Кирилл ему напомнит подзатыльником, скорее всего. Он просто по-тихоньку сходит с ума, шастая ладонями по горячей коже и чувствуя знакомые до этого только глазу, рельефы мышц груди и торса, кончиками пальцев. — Кирилл, перестань молчать, — нетерпеливо выдаёт Толя, совершенно не зная, на что ему рассчитывать и надо ли вообще что-то делать. Голова слегка кружится от бьющего в неё возбуждения, и становится трудно говорить. Как же хорошо, что в комнате темно. — Что мне говорить? — Толя с радостью отмечает, что у Аюева слегка запыхавшийся голос и вдруг совершает ещё один прыжок, рискующий стать концом начала. Кажется, всё тело ослабевает в этот короткий миг, на удивление не развернувшийся в запутывание тел в одеяле и простыне, находящихся на двухместной кровати в относительной самостоятельности. Толя вдруг вообще девает одеяло куда-то в сторону и резво приподнимается на локтях, предварительно уложив Кирилла на спину и нависнув теперь сверху. Ему по-прежнему ничерта не видно и находить тёплые губы приходится на ощупь. Борисов действует весьма банально, делая это, но удержать от такого любимого действия очень сложно. Он не знает, правильно ли делает, не давая Кириллу и слова вставить, но придумывать какой-то другой план уже нет ни желания, ни самоконтроля. Сначала он промахивается, попадая куда-то в щёку. Но быстро ориентируется, приникая губами к чужим и слегка приоткрывая их, на удивление не чувствуя никакого сопротивления своим необдуманным действиям. Приятный жар ещё больше разливается по телу, но теперь, после того, как одеяло осело куда-то на край кровати, два тела слегка поддаёт прохладой комнаты из-за открытого окна. Толя остервенело, шарит руками по всему телу, которое наконец-то ему доступно. Ладонями проходится по горячим плечами, не очень выпирающим ключицам, груди и торсу, будто пытаясь сделать всё и сразу, лихорадочно повторяя эти движения, то оставляя лишь кончики пальцев, то целой ладонью нажимая на кожу и с ликованием чувствуя, как желанное тело откликается на нехитрые манипуляции: Кирилл то слегка прогибается в пояснице, то тихо шипит во всё ещё занятые губы, то, Борисов слышит, водит руками по простыне, ещё больше сбивая её в складки. Толя не верит в происходящее. Аюев просто ничего не говорит ему, даже когда парень отрывается от изучения губ, переходя снова на шею и подбородок, с нетерпеливыми укусами и размашистыми поцелуями. Он ничего не говорит, когда Толя, уже не осторожничая, прикусывает ему сосок, спускаясь вереницей терпких, скорых поцелуев ещё ниже. Он лишь дёргается и, кажется, закрывает себе рот ладонью. Он реагирует коротким и самым первым стоном, когда Толя смело сжимает рукой давно вставший член. Кирилл всё ещё молчит и даже тогда, когда Толя позволяет себе последнюю крайность: развести худые ноги и осторожно лечь между ними, на пробу двинув бёдрами и услышав приглушённый, сдающийся стон на столь непривычное движение. — Я не могу поверить, что ты дал мне зайти так далеко, — Толя все-таки сбавляет обороты, хоть в теле всё и бушует, желая закончить начатое. Он шепчет ему прямо на ухо, чувствуя жар, исходящий от лица Кирилла, кажется, невероятно смущённого и переборовшего себя в этот момент, — ты же понимаешь, куда всё идёт? — Конечно, он понимает. Как этого можно не понять. Толя снова покрывает шею поцелуями, твёрдо решив добиться разрешения хотя бы на это. — Да, — наконец звучит в уже не такую абсолютную тишину комнаты. Он и сам дрожит и его голос тоже. Толя не знает, что происходит сейчас у него в голове, но очень хотел бы. — Могу я…? — Толя неуверенно повторяет движение бёдрами, не удержавшись и тихо застонав. Кирилл тяжело дышит. — Я не знаю, — честно отвечает он спустя пару секунд, заставляя Борисова впасть в прострацию. Он всё ещё будто не в себе продолжает выцеловывать долгожданное тело. Внизу всё горит, и если бы не темнота, он уверен, ему открывался бы просто шикарный вид. Но пока он может только руками ощущать разведённые ноги и приподнятую задницу с поясницей. — Прошу, — сбивчиво просит Толя, снова дёрнув бедрами вперёд и сжав рукой чужой член. Свой уже и без этого пульсирует и просится наружу. Кирилл снова выдыхает, переступая через себя и очень робко, мелко и неуверенно подкидывая бёдра вверх, будто призывая к дальнейшим действиям, и Толя надеется, что он правильно расценивает этот жест. Борисов нехотя отстраняется, понимая, что придётся раздеться догола, и на удивление и заминок с этим не происходит. Кирилл объясняет это тем, что в темноте он не так сильно стесняется, несмотря на то, что Толя, даже побродив везде руками и пальцами, может примерно понять, как всё это выглядит при свете. Аюев, судя по его голосу, кажется, тоже уже не в этой реальности и это ещё больше подтверждается тем, что он позволяет Толе такие вещи, про которые он в последние дни только сны получал. Толя признаётся самому себе, что нервничает ещё больше, чем когда он только начал, аккуратно проходясь пальцами по члену и промежности, щекоткой заставляя Кирилла ёрзать и еле слышно шипеть. Толя не знает, нравится ли тому вообще хоть что-то. Но раз не сопротивляется, значит, нравится, наверное? Толя с придыханием продолжает изучать всё, чтобы было скрыто очень долго от него, довольно слушая возбуждённые шипения и совсем уж тихие проклятья. Прохлада комнаты будто пропала, на удивление. А ведь они наоборот разделись. Борисов шарит рукой по простыне, куда он только что кинул смазку притащенную из укромного шкафчика в ванной и, найдя бутылёк, выдавливает немного ананасовой субстанции себе на пальцы. Кирилл заметно начинает нервничать, чувствуя пальцы, кружащие вокруг промежности, это ощущает даже Толя. Он склоняется, насколько может в таком положении и губами продолжает ласкать шею и ключицы, одновременно позволяя пальцам проникать всё глубже где-то внизу. Толя губами чувствует лёгкую вибрацию от еле слышного стона Кирилла, когда палец оказывается внутри, заполняя собой всё. Толя осторожно двигает им в разные стороны, пытливо прислушиваясь к реакции парня под ним. Пока он так на всём сосредоточен он даже чувствует, что сам уже не так возбуждён физически. Кирилл как ни старается, но на второй палец всё-таки охает громче обычного, закрывая тыльной стороной ладони лицо, но при вопросе о боли просит продолжать. Толя выдыхает, кинув быстрый взгляд вниз, на всё главное действо, но кроме силуэтов ничего не увидя, собственно, как и должно быть, снова приникает губами к губам Кирилла, запуская тёплый язык внутрь. Аюев легко соглашается с таким раскладом, отвлекаясь от медленно двигающихся внизу двух пальцев, уже слегка хлюпающих при движениях. Толя осторожно добавляет безымянный палец, совсем уж туго просовывая все три в отверстие, отчего Кирилл слабо выгибается в пояснице. — Больно, — тихо комментирует он своё состояние и Толя вообще так и замирает, тремя пальцами в заднице и снова берётся ласкать тело под ним, распалённое до невозможного состояния. — Я хочу это увидеть, — тихо, сам для себя, шепчет Толя и слышит такое же по громкости «Не надо», от Кирилла, понимая, что ему это вообще не скоро светит. Борисов снова продолжает, спустя какое-то время, скользит в чужое заднице пальцами и постоянно водя свободной рукой по телу, пальцами поглаживая малейшие отклики на движения внизу. Напрягающиеся всего на пару секунд мышцы, живот, из-за сбитого дыхания бегающий вверх-вниз, малейшее движение руки или шеи. Толя пытается уловить вообще всё, запечатлеть происходящее не только головой, но и руками. Его член снова стоит и слегка побаливает, но Толя вообще не уверен, что сможет прямо сейчас использовать его по назначению, потому что в один момент Кирилл, очень тихо и смущённо, явно в очередной раз переступая себя, сообщает, что он хочет кончить. — Мы продолжим в следующий раз? — Толя уже понимает, что сегодня это вряд ли возможно, судя по всему, поэтому в последний раз выбив тихий стон от Кирилла вынимает скользкие и уже немного липкие от смазки пальцы обратно. — Я думал ты сейчас? — Кирилл явно чувствует себя очень некомфортно, говоря прямо сейчас. — Ну, так ты же… — Я могу попробовать потерпеть, — предлагает очень заманчивую альтернативу Аюев, и Толя бросает на его силуэт задумчивый взгляд. — У меня сейчас теплится надежда, что ты хочешь этого не меньше меня, — Толя поспешно вытирает пальцы о простыню, что мало помогает, но нужно сделать их хотя бы не такими липкими. Он цепко перехватывает бёдра Кирилла, ещё чуть больше их приподнимая и снова разводя ноги в стороны. Аюев дёргается, заходясь в глухом стоне, когда Борисов осторожно проникает внутрь, одним скользящим движением растягивая анус. Толя стонет, гораздо громче и несдержаннее, чувствуя приятную невероятно приятную тесноту, в которой хочется двигаться просто с безумной скоростью. Толя слушает высокое и частое дыхание Кирилла, пытаясь снова угадать состояние своего не очень разговорчивого любовника. Не зная, что делать дальше, Толя просто решает двигаться и там уже посмотреть, что будет дальше. И не ошибается. Кирилл, кажется, начинает расходиться, когда его стоны начинает слышать вся комната, а не только подушка под его головой. Он по началу тщетно пытается издавать какие-нибудь другие звуки, но Толя слишком быстро набирает приличную скорость, сам не тише и очень сбивчиво постанывая ему куда-то в плечо, и сдерживаться становится чересчур тяжело. Толя чувствует огромный прилив сил из-за открывшегося в кое-то веки Кирилла и продолжает яростно втрахивать его тело в постель, где вся простыня уже давно сбилась в кучу. Борисов чувствует знакомое напряжение внутри, растущее с каждым движением, с каждым проникновением пульсирующего члена внутрь, в эту горячую тесноту. Толя понимает, что его всё-таки хватило ненадолго и начинает немного замедляться, уже даже немного складывая в голове план дальнейших действий, хоть это и стоило просто огромных усилий, но Кирилл нагло нарушает его хрупкий план, как только Толя замедляется. — Не останавливайся, — как можно громче вдруг выпаливает Аюев и Толя сбивает мысли, но пожелание выполняет, кладя руку на чужой член, и чувствуя его пульсацию и напряжение. Толя совсем не в такт своей скорости двигает рукой на члене. Доводя себя до максимальной вообще в этой ситуации скорости, за что вознаграждаётся особенно сильным стоном Кирилла, Толя почти сразу за ним кончает куда-то внутрь, и мышцы резко ослабевают, заставляя силы покинуть тело и тут же рухнуть вниз, на не менее ослабшее после оргазма тело Кирилла. Толя, еле-еле контролируя обессиленное скоростью тело, пытается лечь непосредственно на кровать, чтобы не давить Кирилла, что получается спустя минуту возни. Аюев громко и тяжело дышит, скорее всего, с закрытыми глазами. Толя вообще ничего не может утверждать. Сам он так сделал, и за закрытыми веками его встретили разноцветные салюты и полностью пустая голова. Толя вырубается почти сразу. Кирилл же ещё с пять минут лежит и медленно думает что надо бы сходить в душ, потому что ощущения внизу становятся уже не из приятных, из-за смазки и спермы, смешавшихся в одну смесь, но тело слишком ослаблено, и даже порой слегка подрагивает от коротких воспоминаний и Кирилл тоже забывается, всё ещё не до конца осознавая происходящее.