***
Киёмаса почувствовал спиной удар неприятного холодного воздуха и, повернув голову туда, откуда раздалось дуновение, увидел перед собой непонятное, весьма уродливое существо, смахивающее на кошку. Но это точно не могло быть ею. Пасть существа не закрывалась, и из неё торчали длинные и тонкие, как у глубоководного удильщика, зубы. Оно шипело, а толстый хвост бешено метался из стороны в сторону, выдавая недовольство непрошеного гостя. Като замер, не зная, что делать. Он не был уверен, что одержит победу в схватке с этим уродцем. Да и тело не особенно желало его слушаться, и сейчас он пожалел, что не родился спиритическим животным. Так он смог бы спастись. Существо, продолжая сверлить Киёмасу взглядом, поднялось и сделало шаг в его сторону. Из пасти у него, оказывается, капала кровь. Сикомэ постарался отодвинуться, но получалось слишком медленно, а паника нарастала быстрее нужного, застилая взор. Издав что-то похожее на смех, уродец прыгнул на жертву, явно планируя порвать её в клочья и насладиться вкусным мясом.***
Киёмаса вскрикнул и открыл глаза. Никакой твари не было и в помине. Всё оказалось плохим сном, сикомэ всё ещё пробивала дрожь. Немного побаливала голова, и в теле было какое-то неприятное ощущение испуга. Посидев немного на постели, Като выдохнул и медленно поднялся. Он решил, что нужно выйти на улицу, там уже вовсю занималась заря. На улице сикомэ почувствовал себя намного увереннее. Но окончательно Киёмаса успокоился только тогда, когда почувствовал в ладони крепкую рукоять одного из своих кинжалов. Поглядев на чуть изогнутое лезвие, Като легко улыбнулся и вскоре снова его спрятал. Весь день Киёмаса занимался разными делами и даже смог отогнать от себя воспоминания о ночном кошмаре. Да и Масанори, с которым Киёмаса всё же встретился, он решил ничего не говорить. Наверное, оттого, что тот обязательно скажет, будто это Отани наслал на него кошмар. «Да он просто немного паук!» — воскликнул как-то Фукушима, объясняя, почему считает, что Йошицугу может причинить вред, даже не касаясь объекта. Киёмаса не воспринял всерьёз это высказывание, ведь это, в принципе, невозможно, так как если бы Отани был помесью акасита и цутигумо, то умер бы ещё в детстве. Поэтому Като в тот раз просто покачал головой и свернул эту тему, сказав, что не хочет говорить об этом дураке. И сейчас Като ничего не хотел о нём говорить. И об их встрече тоже. Когда небесное светило вновь коснулось горизонта, сикомэ решился пойти на встречу, которую сам и назначил. Киёмасе было очень неуютно, и даже лес казался враждебным. Образ того монстра снова всплывал в памяти, нервируя и мешая сосредоточиться на чём бы то ни было. Да и тот уродец, стоит признать, слишком сильно смахивал на Отани в его демонической форме. Подойдя ко вчерашнему дереву, Като присел, беспокойно оглядываясь. Теперь любой шорох напрягал сикомэ. Когда Киёмаса уже почти потерял всякое терпение, рядом с ним возник Йошицугу. — Я думал, ты не придёшь, — недовольным голосом сказал Като. — И тебе добрый вечер, — как будто не заметив колкости, ответил Отани. — Вижу, ты чем-то встревожен. — Нет, тебе показалось, — Киёмаса не хотел, чтобы Йошицугу думал, что он боится какого-то кошмара. Это показалось сикомэ проявлением слабости. А он не слабый. — И тем не менее, — настаивал акасита. — Сон нехороший приснился, — всё же ответил Като, стараясь не вдаваться в подробности. — Что за сон? — участливо спросил Отани. — Неважно, — как можно твёрже сказал Киёмаса, надеясь, что Йошицугу от него отстанет. — Ладно, я и так знаю, что тебе снилось, — буднично произнёс акасита. Сикомэ удивлённо посмотрел на собеседника. — И что же? — Нет, давай ты сначала расскажешь, а потом я, хорошо? — как можно мягче спросил Отани. Като сощурился, пытаясь понять, не обманывают ли его. Ему казалось странным то, что Йошицугу говорит, будто всё знает. «Неужели правда паук?» — пронеслось в голове сикомэ, но он вновь отмёл эту мысль. — Зачем я буду говорить, если ты всё знаешь? — скептически произнёс Като. — Просто хочу услышать, что скажешь мне ты, — бесстрастно прошептал Отани. — Мне приснилась жуткая тварь с длинными и тонкими зубами, она хотела меня сожрать, — после долгой паузы сказал Киёмаса. — А что-нибудь кроме длинных зубов ты запомнил? — уточнил Йошицугу. — Она выглядела как кошка, — почти сразу ответил Като. — Нет, — его буквально осенило, — как акасита… — Киёмаса недоумённо поглядел на Отани. — И глаза у неё были серые. — Ну да, я пошёл сожрать тебя во сне, — с усмешкой сказал Йошицугу. — Поверь, если мне надо будет, я сделаю это наяву. — Зачем ты носишь маску? — настойчиво спросил Като. — Стесняюсь своего лица, — сказал Отани. — Своего лица? Да брось, не ври. Ты никак не можешь его стесняться, — запротестовал сикомэ. — Почему нет? — совершенно спокойно осведомился акасита. — Да потому что. Потому что не тебе его стесняться, не тебе, — Киёмаса стал потихоньку подбираться к Йошицугу. Он хотел кое-что проверить, хоть это и казалось ему бредом. Отани, заметив движение, в свою очередь стал отодвигаться и тихонько зарычал. — Стой, я ничего тебе не сделаю, — ласково произнес Като, аккуратно касаясь лапы Йошицугу. Тот упрямо покачал головой, поджав уши. — У тебя такой приятный мех, — произнёс сикоме, путаясь пальцами в шерсти акасита. — Руку убери, — прошипел Отани, но ничего пока не предпринял. — Тебе противны мои прикосновения? — тихо и якобы расстроенно спросил Като. — Ты первый раз меня трогаешь, — отрезал Йошицугу, стараясь сбить Киёмасу с толку. — И надеюсь, что не последний, — протянул сикомэ, поднимаясь рукой вверх. — Ну всё, хватит! — воскликнул Отани и оттолкнул от себя Като. — Знаю я, чего ты хочешь. — Ну и чего же? — немного обиженно спросил Киёмаса. — Посмотреть, какие у меня зубы, — прямо ответил Йошицугу. — Длинные и тонкие, если тебе так интересно, — он был очень раздражён и зол. — Но есть тебя я не собирался и не собираюсь. Ты сам себе что-то надумал вместе со своим дружком. Сделали из меня мутанта какого-то. Такой бурной реакции Киёмаса на самом деле не ожидал. Как и не ожидал того, что его действия так обидят Йошицугу. — Да я ничего такого не хотел и не думал даже, — стал оправдываться Като, но быстро сник под ледяным взглядом Отани. — Конечно, — прошипел акасита и отправился прочь. — Эй, ты обиделся, что ли? — бросил вдогонку Като. — Да ладно, я не думал, что тебя это заденет, — он быстро поднялся и последовал за Йошицугу. — Конечно, ты же вообще думать не умеешь, — съязвил Отани. — Но про шерсть я не врал, — сказал Като, хватая акасита за лапу. — Шерсть — у псины подзаборной, — выдернув конечность, прорычал Отани и растворился в воздухе. На этом разговор закончился. Като вновь был собой недоволен. «Ну как так? — спрашивал сам у себя Киёмаса. — Какого черта мне понадобились его зубы? Зачем я вообще к нему полез? Зачем пришел сюда? — сикомэ стоял посреди леса и пытался понять, что с ним происходит. С чего его так потянуло к этому непонятному акасита. — Что вот мне делать? Думал всё прояснить, а в итоге только запутал сильнее. Всё-таки этот чёртов лис был прав: я дебил. Так, ладно, — попытался успокоиться Като. — Надо ещё раз всё хорошо обдумать, и нормальное решение обязательно найдётся», — Киёмаса начал медленно двигаться в сторону дома. Сегодня мороси, обычно висевшей среди деревьев, не было, и где-то наверху мелодично чирикали птицы. Обычно Киёмаса любил послушать эти звуки — голос леса, как он сам для себя считал, но сегодня это только раздражало. Хотелось чего-то другого, совершенно другого. Чтобы был не этот лес и не эти внезапно ставшие постылыми домики, а что-то… наверное, что-то просторное. Вроде степи. Там очень удобно охотиться, подкарауливая жертву в высокой траве, и просто носиться. Носиться от души. Когда побегаешь, всегда легче становится. Причём иногда, во время охоты, Киёмасе казалось, что он зверь. Вроде тигра или льва, что живут в мире людей. Но он тут же старался избавиться от этого, ведь негоже сикомэ сравнивать себя со всяким зверьём. Хоть зверьё порой и было сильнее. Это и понятно: четыре лапы против двух, более крепкие когти и клыки. В зрении и чутье сикомэ, конечно, мало уступали, но всё же… Да и магия «зверям» даётся проще. Одни кицуне чего стоят. Но и у звероподобных не всё так гладко. Они обычно не так дружны. Особенно кошки-неко и акасита. Там каждый сам за себя, борьба за территорию даже бывает. А у сикомэ всё иначе, у них больше ценится дружба и взаимопомощь. Внезапно Като принял решение пробежаться здесь, коль на равнину он не попадёт. Может, догонит кого, мяса поест. Да и мысли в порядок придут. Превратившись в демона, Киёмаса сорвался с места и понёсся куда глаза глядят. Ему по-настоящему нравилось бежать дальше в чащу, преодолевая преграды вроде всякого бурелома, и гонять стаи воронов. На несколько мгновений Като почувствовал себя мальчишкой. Только Масанори рядом не было, но это не беда. Пробежав несколько километров, Киёмаса выскочил на полянку, окружённую деревьями. Она вся была усыпана цветами разных форм и оттенков. На другом краю лужайки какой-то манеки-неко собирал травы. Он поднял голову и, посмотрев на Като, улыбнулся. Это оказался Канецугу. Приняв человеческую форму, Киёмаса подошёл к нему, хотя не планировал что-то говорить. — Здравствуй, Киёмаса, — дружелюбно поздоровался Наоэ. — Что-то случилось? Тебе или кому-то нужна моя помощь? — Здравствуй, — откликнулся Като. — Нет, никому ничего не нужно, — ответил сикомэ, когда понял, что кот всё ещё ждёт ответа. — Ну хорошо, хорошо, я рад, что все здоровы, — жизнерадостно проговорил Канецугу. — Только что-то ты выглядишь немного подавленным. Случилось что-то? — голос его отдавал явным беспокойством. — Нет, всё нормально, — произнёс Като, наблюдая за манеки-неко. Да и чувствовал себя Киёмаса намного лучше, чем сразу после разговора с Йошицугу. Бег всё-таки помогал. — А у тебя как дела? — практически без интереса спросил Като. — У меня всё хорошо, — вновь улыбнувшись, ответил Канецугу. Сикомэ просто поражался бесконечному счастью этого манеки-неко. «Как можно постоянно быть таким радостным и приветливым абсолютно со всеми? Где он берёт эту солнечность?» — спрашивал себя Като, смотря на Наоэ. — И всё же мне кажется, ты чем-то расстроен, — произнёс Канецугу, выпрямляясь и смотря в глаза Киёмасе. — Ты можешь мне рассказать — и никто не узнает, — мягко добавил манеки-неко. — Боюсь, что нет, здесь ты мне не поможешь, — вздохнул сикомэ и опустил голову. — Это касается дел сердечных? — с ещё большим интересом и еле заметной хитрецой спросил Наоэ. — Почти, — уклончиво ответил Като. — О, ну тогда ты обратился по адресу, — произнёс Канецугу, легко касаясь предплечья Киёмасы. — Любовь — это моя страсть. Даже ещё большая, чем целительство, — восхищённо разъяснил Канецугу. — Я мечтаю, чтобы все нашли свою любовь, были счастливы и кругом царила справедливость. Разве это не здорово? — он буквально светился, произнося эти слова. — Верно, — сомневающимся голосом ответил Като, настороженно глядя на Наоэ. «И всё же он тот ещё фанатик», — с некоторым стыдом признал Киёмаса. — Ну так что? — манеки-неко прервал неприятную паузу. — Пойдём ко мне, обо всём поговорим. — Да не, — неловко откликнулся сикомэ. — Или может завтра? А то сегодня поздно уже. Канецугу странно на него посмотрел, но возражать не стал. — Ну, тогда завтра на закате? — уточнил Наоэ. — Нет, я на закате не смогу, мне надо встретиться кое с кем, — залепетал Като, совершенно растеряв весь свой настрой. — Может, чуть пораньше? — Ну хорошо, часов в семь, ладно? — предложил манеки-неко. — У меня дома. Идёт? — Идёт, — глухо ответил Киёмаса. Как добрался до дому, Като не знал. Да и чувствовал себя как-то неважно. Слишком уставшим; наверное, не надо было ему разговаривать с Канецугу. Он тоже энергию отнимает… В эту ночь Киёмасе ничего не снилось, но спал он плохо: ему было то жарко, то холодно; то на улице что-то шумело. Да и уснуть долго не мог: в голову то и дело лезли всякие навязчивые мысли. И страхи, даже детские, поднимались из глубин сознания, как туман с кромки воды. А вот проснулся Като от того, что в его дом кто-то неистово ломился. Сикомэ был готов поспорить, что это Масанори, и был прав. Фукушима выглядел взволнованным и с какой-то несвойственной ему придирчивостью оглядывал товарища, словно пытался что-то обнаружить. — Что случилось? — полусонно спросил Като, наливая чай. — Да ничего пока, — странной интонацией ответил Масанори. — «Пока»? — уточнил Киёмаса. — Ну, да нет, в смысле… — замялся Фукушима, явно не зная, что сказать. — Ну мало ли… Я запереживал немного. — От чего ты запереживал? — спросил Като. — Ну, ты странный какой-то. Это ведь началось с того момента, как Отани… — произнеся имя акасита, сикомэ настороженно оглянулся, словно боялся, что тот выйдет из-за угла, — как Отани что-то тебе тогда сказал. Под деревом у озера, — последние слова Фукушима буквально прошептал. — Я ещё тогда неладное заметил. Киёмаса немного сердито цокнул языком. — Не выдумывай. Ничего он мне страшного не сказал, — услышав это, Масанори стих и опустил голову. — Ну а что с тобой тогда происходит?! — воскликнул Фукушима. — Ничего, — выдохнул Като. — Со мной ничего не происходит, поверь. — А вот и не поверю, — нахмурившись, заупрямился Масанори. Оставшееся время они провели, разговаривая о других вещах. Киёмаса с большим трудом всё-таки смог свернуть неприятную для него тему и убедить друга, что с ним всё хорошо и он просто устаёт. Когда настало семь часов вечера, Като нехотя поплелся к дому Наоэ. Он, честно сказать, не особенно горел желанием слушать пустую болтовню о любви. И, если на то пошло, послушать байки Сакона с чашкой саке в руках — и то интереснее будет. Подойдя к домику Канецугу, стоявшему чуть на отшибе, Като осмотрелся и постучал в дверь. Почти сразу она распахнулась, сразу видно: Киёмасу ждали. На пороге его встречал хозяин и, приветливо улыбаясь, шевелил белыми ушами, торчащими из тёмных волос. — Здравствуй; как я рад, что ты всё-таки пришел, — дружелюбно сказал Наоэ, пропуская гостя в дом. — «Всё-таки»? — переспросил Като, не совсем разобравшись, зачем манеки-неко это сказал. — Ну да, — махнув белым хвостом, беззаботно произнёс Канецугу. — Я, честно сказать, не надеялся, что ты придёшь. Чай хочешь? — после коротенькой паузы уточнил кот. — Нет, спасибо, — вежливо отказался сикомэ, украдкой осматривая помещение. Кругом в доме Наоэ лежали и висели под потолком самые разные травы. И пахло дома у него лугом и лесом. Это придавало маленькому обиталищу манеки-неко какой-то едва уловимый уют. Кроме этого, здесь было тепло и приятно-сухо. Сразу видно, что кот живёт: они не любят сырости. — Что тебя беспокоит, друг мой? — в серых глазах Канецугу блеснули беспокойство и интерес. — Да как сказать, — чуть сощурившись, произнёс Като. — Как есть. Я в любом случае тебя пойму, — покровительствующим тоном сказал Наоэ. Глядя на целителя, относительно юного и неопытного, Киёмаса обречённо понимал, что Канецугу не тот, кому он готов доверить свою проблему. Слишком дико, по мнению сикомэ, горят глаза манеки-неко. Слишком хищно для того, кто готов выслушать и помочь. Хотя молодой лекарь пользуется очень хорошей репутацией доброго и понимающего парня, всей душой мечтающего о повсеместном мире. Смотря на свободное белое кимоно (глядеть Киёмаса был готов куда угодно, лишь бы не в глаза кота), скрывающее тело Наоэ, Като невольно вспомнил Сакона, который так же, как и Канецугу, был целителем. Странно, конечно, было, что два лекаря живут так близко, но никто никогда не обращал особого внимания на это. Да и по большей части ходили всё-таки к Шиме. И сейчас Като начал понимать почему. «Каждый кот хранит свою тайну», — подумал Киёмаса, уверенный, что у Наоэ она не самая безобидная. — Ну так что? — всё так же мирно спросил Канецугу, прерывая слишком затянувшуюся тишину. — А, так вот, — схватился Киёмаса и снова немного растерялся. Ему было немного неуютно, но, рассудив, что Канецугу его не съест, Като всё же решил рассказать, в чём суть. «Ну ладно, хуже уже, наверное, не будет», — успокоил себя сикомэ. — Понимаешь, — чуть поджав губы, заговорил Като, — не так давно Йошицугу признался мне в одной вещи, — он снова замолчал, замечая, как Наоэ подался немного вперёд. — Он признался тебе в любви? — с некоторым придыханием спросил манеки-неко. — Можно сказать и так, — согласился Киёмаса. — Но я послал его куда подальше и думал, что всё, а теперь… — Като отвел глаза, подбирая слова, — теперь мне, наоборот, хочется поближе к нему быть, а он злится, ругается. Только ты никому не говори, — спохватился Като, чувствуя, как начинают гореть щёки. — Я, конечно, ничего никому не скажу, но, прости, что тут такого? — искренне удивился Канецугу. — Ну, это как-то… — сикомэ не знал, что сказать. — Да прекрати, мы же не люди, чтобы смотреть, кто с кем спит, верно? — легко коснувшись рукой предплечья Като, произнёс Наоэ. — Самое главное — чтобы паре было хорошо. Жизнь — она ж не вечна, правда? — Киёмаса покачал головой и внимательно посмотрел в глаза манеки-неко. Там было только желание помочь. Всё остальное он надумал. — А насчёт того, что теперь Йошицугу злится… Возможно, он просто обиделся сильно, — предположил Канецугу. — Но почему я с каждым днём всё сильнее хочу быть рядом с ним? — вспыхнул Като. — Ну, — протянул Наоэ. — Есть одна вещь, называется «принцип зеркала». Но о нём мне мало что известно. Сходи к Сакону, он должен это знать, — кот виновато улыбнулся и отпустил гостя. — Спасибо, я понял, — произнёс сикомэ и поднялся, чтобы уйти. — Спасибо, не надо провожать, — добавил Като, когда Канецугу собрался встать. Покинув дом манеки-неко, Киёмаса собрался пойти к Шиме. Возможно, там Като найдёт ответ на свои вопросы и совет, как всё исправить. Двигаясь к дому они, Като обдумывал слова, сказанные Канецугу. Всё это казалось Киёмасе чем-то странным, но вполне реальным. Да и мысли про счастье никак не желали покидать его голову. В этом, наверное, Наоэ ещё как прав. Жизнь не вечна, и можно умереть, так ничего и не узнав, не получив, не испытав. Кроме этого, сикомэ вспомнил одну сцену, непосредственно связанную со счастьем. В один погожий летний вечер Като не спеша шёл к своему дому через лес. Кругом было очень тихо и хорошо, только лёгкий ветерок гулял между веток и стволов могучих деревьев. Под одним из них сидела вполне себе довольная жизнью пара. То были Мицунари и Сакон. Они прислонился спиной к стволу, а кицуне пристроился меж ног возлюбленного и опирался на его грудь. Като, проходя недалеко, но весьма тихо, чтобы не потревожить идиллию, заметил, что Исида недовольно бил хвостами, а Шима продолжал улыбаться и прижимать лиса к себе, кажется раззадоривая его ещё сильнее. Наверняка им было хорошо друг с другом, хоть, может быть, и непросто. Тогда Киёмаса не обратил на это никакого внимания, но теперь это воспоминание словно задело что-то больное, и он бросился к целителю так, словно тот — единственный, кто может помочь. Приблизившись к дому Сакона, Като вновь осмотрелся и несмело постучал в дверь. Долго никто не открывал. Это раздражало и пугало, ведь ждать сикомэ не мог и ему нужна была помощь прямо сейчас. Через несколько долгих минут раздались отдаленные шаги, и дверь со скрипом открылась. Повисло неловкое молчание, когда лекарь коротко осмотрел пришедшего и чуть выгнул бровь, как бы прося объяснения, а потом улыбнулся и произнес: — Чего такой запыханный? Случилось что-то? Киёмаса выдохнул и слегка улыбнулся. Но вскоре снова стал серьёзным. — Помощь твоя нужна, — коротко сказал Като и опустил голову, стараясь продумать, что скажет Шиме. — Любой каприз за твои деньги, — весело произнёс Сакон. — Да ладно, шучу, заходи, — добавил он, когда заметил, что Киёмаса не оценил юмора. — Ну, что у тебя случилось? — спросил они, наливая чай. — Как бы сказать, — проговорил Като, неосознанно подмечая, что здесь ему намного комфортнее и спокойней. — А где Мицунари? — вдруг поинтересовался Киёмаса, не обнаружив лиса. — Ушёл погулять с Йошицугу, — честно ответил Киёоки. — А что? — Да нет, ничего, — тряхнул головой Киёмаса. — Ну так что у тебя? — повторил свой вопрос лекарь. Като взял чашку чая и, сделав глоток, несмело заговорил: — Несколько дней назад Отани сказал, что я ему нравлюсь, а я его прогнал, очень грубо так, а теперь я сам всё больше хочу быть с ним, а он… — Киёмаса запнулся и опустил голову, чтобы скрыть непрошеный румянец. — А он тебя прогоняет, — закончил Сакон. — Да, — подтвердил Като, не смея поднять взгляда. Киёмасе стало не очень хорошо, он сильно волновался, и к горлу подкатил ком. Сердце бешено стучало в груди. Молчание стало просто невыносимым. Като отпил ещё немного, надеясь, что это поможет ему успокоиться. — Извини, но, если это не банальная обида, — заговорил они, — а это не она, как я понимаю из твоего рассказа, то это очень неприятная вещь, — сочувственно произнёс Сакон. Киёмаса решил не говорить, что знает, как она называется, и просто ждал. — Это сработал «принцип зеркала». Сикомэ всё же решился взглянуть на они. — И в чём же его суть? — спросил Киёмаса, и так примерно представляя, что это такое. — Ну смотри, — целитель отвлёкся на что-то в углу комнаты. — Он пришёл к тебе, — Киёоки снова замолчал, стараясь подобрать слова, потому что сказать «вы поменялись» или «вы отзеркалили» нельзя. Это не совсем правильно. — Йошицугу пришёл к тебе как бы с положительной энергией, ну или хотя бы с нейтральной, а ты, — Сакон внимательно посмотрел на гостя, — встретил его отрицательной энергией, которая, я уверен, была в разы сильнее и… ну, это тоже не очень корректный пример, — задумчиво сказал они. — Ладно, скажу неправильно, но просто и понятно. Като с неудовольствием отметил, что, когда дело доходит до работы, Шима становится таким же занудным, как Исида. Но на самом деле Киёоки просто хотел, чтобы всё было как надо, потому что целительство, во всех его проявлениях, для Сакона было очень важно. — Просто под действием эмоций, весьма сильных, я полагаю, вы поменялись, — сказал они и отставил свою чашку в сторону. — Так бывает, и, наверное, именно поэтому демоны стараются быть вежливы и добры друг к другу. — Но оно же не может расти с каждым днем, — немного возмущённо произнёс Киёмаса. — Оно может расти с каждым часом, — спокойно и без тени веселья сказал Шима. — Это очень серьёзно. — И однажды может дойти до того, что я буду сходить с ума от любви, а Отани — от желания убить меня? — спросил Като. — Именно так, — поджав губы, сказал Киёоки. — А как мне всё исправить? — Като надеялся, что Сакон даст ему полезные указания, которые помогут решить эту проблему. — Реши, что тебе надо на самом деле, и ответ на этот вопрос не заставит себя ждать, — улыбнулся они. Киёмаса ошарашенно посмотрел на лекаря, совершенно недовольный тем, что услышал. — Ты прям как Отани говоришь — загадками, — произнёс сикомэ, медленно поднимаясь. — Если я дам тебе инструкцию, ничего не изменится. Ты должен сам до всего дойти, — пояснил Киёоки. — Я уверен, у тебя всё получится, — он ещё раз тепло улыбнулся. — Ладно, спасибо, — откликнулся Като и направился к выходу. Там он встретил Мицунари и Йошицугу. Последний едва не зашипел, завидев Киёмасу. — Тебе лучше уйти отсюда, — прорычал Исида, держа друга за лапу. — Я уже, — рыкнул в ответ Като и бросил на Отани виноватый взгляд, — уже ухожу. Когда сикомэ удалился, акасита успокоился и попросил прощения за свою несдержанность. — Но я не могу, правда, — тихо говорил Йошицугу, прижимая уши к голове. — Я его ненавижу. Этими когтями, — он посмотрел на лапы, — этими когтями бы ему глотку вспорол. Сакон покачал головой, смотря то на Исиду, то на Отани. Он не ошибся, это был именно «принцип зеркала». И почему-то, увидев сцену в коридоре, Шима подумал, что должен хоть как-то помочь им. — Послушай, Йошицугу, — осторожно начал он. — Что произошло? Он чем-то тебя обидел? — спрашивал Киёоки. Они на самом деле узнал об этом от Мицунари, которому Отани всё и рассказал. А лис просто заволновался, заметив, что акасита стал вести себя иначе, хотя ни на кого больше не кидался. Но выдавать Исиду Сакон не хотел и решил «узнать всё» самостоятельно. — Мне стыдно об этом говорить, — твердо ответил Йошицугу, хотя и знал, что за такое никто порицать не будет. — Я, конечно, не настаиваю, но мы же друзья, — с некоторым нажимом сказал Шима. — Верно? — Ты точно смеяться не будешь? — сощурившись, уточнил Отани. — Точно, — кивнул Киёоки, мягко улыбнувшись. — Я сказал Като, что он мне нравится, а он как всегда, — глухо прошипел Йошицугу. — Грубо ответил? — чуть наклонив голову набок, спросил Сакон. — Да, — отозвался акасита, робко взглянув на Мицунари, сидящего рядом. — А теперь я его ненавижу, — сердито прошептал Отани. — Но это не из-за того, что он мне отказал, — добавил он чуть погодя. — А из-за чего? — негромко спросил Мицунари. Йошицугу пожал плечами. Он сам не знал, что с ним произошло. Да, он и раньше частенько вздорил с Киёмасой, но это скорее не со зла получалось, а скорее забавы ради. Или чтобы привлечь внимание. Теперь же всё иначе — Отани даже начинал бояться, что однажды не сумеет сдержать себя и сделает что-то страшное. — Ну, может быть, как-то попробовать что-то изменить? — расплывчато произнёс они, давая возможность акасита самому всё понять и решить. — Я видеть его не могу, — прорычал Отани. — А тебе нравится нынешнее положение дел? — поинтересовался Киёоки. — Не знаю, — прошипел Йошицугу. — И вообще, я скоро смогу его не видеть весьма продолжительное время. — Ну, когда-нибудь ты всё равно его увидишь, — не отступал лекарь, стараясь при этом не произносить имени сикомэ в слух. — Верно, — согласился акасита. — Тогда не нравится. — Почему бы не попробовать всё исправить? — уточнил Сакон. — Я вижу только один выход, — хищно блеснув глазами, прошипел Отани. — А по-другому совсем никак? — Шиму ещё как не устраивал такой выход, и поэтому он решил, что сделает всё, чтобы исправить ситуацию менее кровопролитным способом. Йошицугу снова пожал плечами, даже не стараясь подумать, как ещё можно поступить, чтобы разрешить эту проблему. По пути от дома лекаря Като размышлял над его словами. Что это может значить: «Реши, что тебе нужно на самом деле, и ответ на этот вопрос не заставит себя ждать»? «Еще одна загадка… Сколько можно уже?» — расстроенно подумал Киёмаса. Но это было не самым серьёзным поводом для грусти. Намного больнее было вспоминать реакцию Йошицугу. Он стал ещё агрессивней в отношении Като. Тяжело вздохнув, сикомэ прошёл в свой домик и сел на футон, который почему-то сегодня не убрал. Обхватив колени руками, он продолжал стараться понять, в чём суть. Через четверть часа его посетила мысль о том, что он должен выбрать: хочет ли он, чтобы они с Отани, как прежде, были просто знакомыми, чтобы они были возлюбленными или врагами? Конечно, Като хотел, чтобы они были чем-то большим, чем друзья, ибо он почему-то стыдился даже в мыслях произносить слово «пара» или «любовники». «Ну а дальше-то что? — мысленно возмутился Киёмаса. — Великая Инари, помоги мне, пожалуйста, — впервые за всю жизнь воззвал Като. — Дай мне совет, — теперь Киёмаса снова злился на себя и свою беспомощность. — Что я могу сделать, если он даже близко меня к себе не подпускает?! Искалечить его, что ли?! Чтобы потом лечить…» Хотя насчёт последнего варианта Киёмаса был серьёзно не уверен. Акасита хоть и спокойные по большей части демоны, выступающие стражами порядка, если можно применить данный термин, в гневе очень страшны и для уничтожения обидчика используют все возможные средства. Просидев ещё какое-то время, Като лёг спать. Сегодня он ничего не мог больше сделать, а терзать себя бессмысленными думами глупо и неэффективно. Только энергия попусту тратится. В эту ночь сикомэ снова посетила мерзкая тварь с тонкими зубами. Она бесстрастно смотрела на Като и иногда шевелила ушами. В её серых глазах отражалось много разных эмоций и чувств, но Киёмаса никак не мог разобрать, что там конкретно. Да и не хотел этого. Тело, как и прежде, разбил паралич, и сикомэ не мог пошевелиться, в упор глядя на незваного гостя. — Что ты хочешь? — вдруг не своим голосом спросил Като. Оно, или он, а может быть, она, ничего не ответило, лишь прижало уши к голове и отвернуло голову, словно задумалось о чём-то. — А знаешь, чего я хочу? — уже смелее произнёс Киёмаса, думая, что с ним ничего во сне не случится. Существо повернуло в его сторону крупную голову и тихо рыкнуло. Сикомэ подумал, что это что-то вроде разрешения говорить. — Я хочу, чтобы всё завершилось, — закончил Като. Монстр открыл пасть и зашипел. — Нет, не так, — поспешил пояснить Киёмаса, заметно осмелев. — Я хочу, чтобы Йошицугу перестал так ко мне относиться. Демон негромко зарычал, наблюдая за реакцией сикомэ. Потом ещё раз. — Если бы я мог понимать, что ты говоришь, — печально произнёс Киёмаса, отведя взгляд в сторону. Он совершенно не боялся, что существо вцепится ему в горло. «Если ему надо было бы, он бы это уже сделал», — сказал себе Като. Сейчас почему-то Киёмаса подумал о том, что, помимо всего прочего, предвзято относился к полукровкам, которых вроде как было немного, но они были. Они были и есть среди чистокровных демонов, хотя об этом мало кто знает. И не все из них умирают в детстве. Выдохнув, сикомэ снова перевёл взгляд на ночного гостя. Ёкай, если можно так назвать сидящее существо, выглядел вполне нормальным, хоть и внушал страх. Он больше не выказывал агрессии, не раскрывал жуткую пасть — он просто смотрел. Когда Като проснулся, рядом снова никого не было. В этот день Отани должен улетать к себе домой. На несколько месяцев, как полагал Киёмаса. Он было подумал, что успеет ещё поговорить с теперь уже возлюбленным, но быстро отказался от этой идеи. Он не готов. Не готов всё исправить. А вот сходить к Сакону, чтобы ещё кое-что узнать, — очень даже. — Вопрос есть, — сказал Киёмаса, когда на пороге скромного домика его встретил целитель. — Ну заходи, — пожал плечами они, пропуская гостя в помещение, как всегда пропитанное приятным спокойствием. — Я всё выбрал, — уверенно произнёс сикомэ. — Ну, то, что ты мне говорил, — добавил Като, когда Киёоки непонимающе нахмурился. — Всё, понял, — кивнул Сакон. — И? — Что мне дальше-то делать? — с отчаянием спросил Киёмаса. — Как мне всё исправлять? — Для начала подумай, что сделал бы сам Йошицугу, — произнёс лекарь. — Ну откуда я могу знать? — чуть раздражённо проговорил сикомэ, порядком уставший от всего этого. — А ты подумай, — настаивал Шима. — Подумай, это не больно, — с лёгкой улыбкой сказал Киёоки. — Сакон! Мне не до шуток, — обиженно воскликнул Като. — А никто и не шутит, — заверил они. — Кроме этого, тебе будет намного больнее, если делать ты этого не будешь. — Чего делать? — Киёмаса уже путался в элементарных вещах. — Думать, — терпеливо повторил целитель. — Ну, наверное, последовал бы своей интуиции, — через какое-то время сказал Като. — Ну вот, а ещё дурачком прикидывался, — весело произнёс Киёоки. — Вот и следуй ей. — Я был бы рад, да нет её у меня, — расстроенно проговорил Киёмаса. — Так, — произнёс они. — Не раскисай. Всё у тебя получится, понял? Выхода нет только из гроба. — Постой, — торопливо произнёс Като. — А я один должен захотеть всё изменить? — Ну вообще… — они чуть наклонил голову, — вообще лучше, чтобы вы оба прилагали усилия. Так вроде как надёжнее. — А если он этого не захочет? — с каплей испуга и отчаяния спросил Киёмаса. — Что тогда? — Трудно сказать, — расплывчато ответил Сакон, хотя примерно предполагал, каков будет исход. — Но ты должен продолжать стараться. — А если я просто его разлюблю? — Като явно не торопился уходить. — Так не проще? — Возможно, но неужели ты сможешь так быстро разлюбить Йошицугу? — чуть прищурившись, поинтересовался Киёоки. — Не знаю, — честно ответил Като. — А от чего вообще проще избавиться — от любви или от ненависти? — Одинаково, одинаково трудно избавиться и от любви, и от ненависти, — терпеливо пояснил они. — Спасибо, — почти прошептал сикомэ. — Я пойду. — И он ушёл.***
Вечером того же дня Отани улетел к себе домой, на Висячие Горы. Оттуда было рукой подать до мира людей, так как это, можно сказать, являлось чем-то вроде пограничной области. В своём доме, расположенном на одном из камней, Йошицугу чувствовал себя более чем хорошо. Всё казалось ему родным и приятным. Всякие мелочи создавали ощущение уюта. Здесь он наконец поменял свои тяжёлые одежды на лёгкое шёлковое кимоно. Принеся воды и попив чай, акасита выбрался на улицу и устроился под невысоким деревцем с какой-то бумажкой, чисто случайно обнаруженной в творческом беспорядке, захватившем целую комнату. Мысли красиво и плавно ложились на бумагу, образуя плавный рисунок стихотворения, посвящённого чему-то абстрактному. Когда с этим было закончено, Отани перевернул листок и стал что-то царапать. Получались никак не связанные линии, но и они нравились Йошицугу. Устав выводить чёрточки, акасита отложил бумагу и прикрыл глаза, улыбаясь вечернему солнцу. Тишина, по мнению Йошицугу, — одна из лучших вещей на свете, как и одиночество. Когда солнце село, Отани ещё раз прошёлся по своему кусочку земли и, внимательно посмотрев вниз, вернулся домой. На следующее утро Йошицугу поднялся и отправился в человеческий мир. Там он тёмной тучей проносился над полями, наблюдая за действиями людей. Они пугались. Кто-то бросался бежать, кто-то падал на колени, словно бы прося пощады. Не нравились Отани оба типа людей. Наверное, ему в принципе не нравились люди. Удостоверившись, что всё хорошо, акасита вернулся к себе, чтобы вновь заняться праздным ничегонеделаньем. Конечно, он мог бы быть рядом с друзьями, делать что-то другое, но такой образ жизни ему всё же нравился больше. «Работа» была хорошим предлогом хоть сколько-нибудь отдохнуть от товарищей и всей суматохи, что творится внизу. Единственное, что беспокоило Йошицугу, — это не проходящая ненависть к Като и возрастающее желание убить его. Прямо не просто убить, а порвать в клочья. Однако Отани всеми силами старался отогнать от себя эти мысли, чтобы не омрачать своё времяпрепровождение. С этим сикомэ он ещё успеет разобраться. Но кровавые мысли и образы никак не желали покидать голову акасита и становились немного навязчивыми. Йошицугу уже думал, что совсем скоро пойдёт «решать проблему». И пошёл бы, если бы что-то не заставило его остановиться и задуматься. Гуляя по ночному городку, названия которого Отани даже не знал, он рассматривал дома и прочие постройки, некоторые из которых выглядели не очень презентабельно. Лёгкая прохлада приятно касалась лица, а на небе сияла луна, заливая своим светом узкую улочку. Акасита очень много размышлял о сложившейся ситуации, и внезапно его посетило осознание того, что, если он убьет Като — он ничего, кроме вины, наверное, не получит. Как только Киёмаса отойдёт в мир иной, действие этого проклятого принципа пройдёт и будет вина. А это ещё хуже. Усложнять себе жизнь ещё сильнее Йошицугу не хотел. Проще исправить всё как-нибудь по-другому. Нужно только поверить, что это возможно, ведь в мире демонов действует много разных принципов, некоторые из которых связаны с желаниями. «Наверное, Като тоже хочет всё изменить», — не очень уверенно сказал себе Отани. Акасита не знал этого точно, но внутренний голос говорил именно так. День сменялся днём, и время работы-отпуска подходило к концу. Каждый день Йошицугу делал над собой огромное усилие, внушая себе, что Киёмаса не такой плохой, и он даже не виноват, и что надо всё исправить. Исправить по-доброму. Единственное — Отани боялся, что не сможет себя сдержать. Всякое ведь бывает. После того, как Йошицугу увиделся с Мицунари и сделал все дела, он осмелился найти Киёмасу. Решением своей проблемы акасита нашёл человеческую форму, в которой он не сможет причинить много вреда сикомэ. У дома Като он выглядел как обычный человек. Едва лапы сменились весьма тонкими руками, а острые клыки — обычными зубами, Отани испытал размытый страх, ужасную неуверенность и даже беззащитность. Постучав подрагивающей от волнения рукой, Йошицугу стал прислушиваться к звукам внутри дома. Когда раздались шаги, акасита напрягся и сжал кулаки, ожидая появления хозяина данного помещения. Отани чуть отшатнулся, едва дверь открылась и на пороге его встретил слегка потрёпанный Като. По лицу было видно, что он удивился приходу Йошицугу. Киёмаса молча скользнул по фигуре гостя, обращая особенное внимание на руки. Заметив, что мех сменился белой кожей, Като внимательно посмотрел в глаза Отани и улыбнулся. — Я это, — осипшим голосом произнёс акасита, — поговорить пришёл. — Конечно, заходи, — сказал сикомэ и пропустил пришедшего в дом. — Прости меня, я не должен был так себя вести, — заговорил Като, продолжая украдкой рассматривать Отани. — Да нет, это ты прости, я как… как непонятно кто себя вёл, — прошептал Йошицугу, смущаясь ещё больше оттого, что оставил маску дома, сняв её там, когда пришёл немного отдохнуть и успокоиться перед встречей. Сейчас Йошицугу почему-то почти не чувствовал ненависти к Киёмасе. Вероятно, усилия всё же не пропали даром. — Никогда не думал, что ты такой красивый, — тихо сказал Като, аккуратно коснувшись лица Отани. Йошицугу отшатнулся и странно-испуганно посмотрел на Киёмасу. Непривычность формы явно давала о себе знать. — Ты всё ещё ненавидишь меня? — спросил Като, отойдя от гостя. Гость пожал плечами. Он не мог точно понять, чувствовал ли сейчас ненависть. Опустив голову, акасита задумался, стараясь окончательно разобраться в себе. С некоторым облегчением Отани обнаружил, что прежней свирепой ненависти нет, если только совсем небольшая неприязнь, которая, по убеждению Йошицугу, должна скоро пройти. Нужно просто ещё немного постараться. — Вроде бы нет, — прошептал Йошицугу, не решаясь посмотреть Киёмасе в глаза. — А ты что чувствуешь? — с трудом спросил Отани. — Наверное, люблю тебя, — улыбнулся Като. — Я явно не тот, кого следовало бы любить, — с привычной жёсткостью сказал Отани. — Прекрати, — попросил Киёмаса, снова приближаясь к возлюбленному. — Я тоже натворил дел. Попробуем всё исправить? — Да, попробуем, — согласился Йошицугу, на свой страх и риск обнимая Като.