Шепот леса

Шепот леса «…никто не видел, как Берен с Лютиен оставили этот мир и даже не могли бы сказать, где нашли последний приют их бренные тела». «Сильмариллион» Какое мне дело до вас до всех И вам до меня?! Песня из фильма «Последний дюйм» Они стали приходить по ночам. Берен и раньше видел сны, от которых криком будил Лутиен. То оказывался на скальном карнизе, а внизу бегали красноглазые ангбандские волки. То на лесной опушке оборачивался и видел пламя на крыше хаты, в которой только что переночевал; слышал вопль приветившей его хозяйки. То оскальзывался на обледенелом валуне и катился по мокрой траве в бездонную пропасть. Случалось, из темноты выступали стены тол-сирионского подземелья, и чувствовалось гнилостное дыхание волколака. Потом сны стали отступать. Когда Лутиен донашивала ребенка, всю тяжелую работу пришлось делать ему. За первый год жизни на острове они собрали практически весь валежник поблизости от землянки, и за дровами требовалось ходить далеко. А потом еще тащить их на спине и кое-как рубить, прислонив корявые лесины к камню. Носить на коромысле воду из родника. Полоть скудные грядки. Страшнее всего была ночь родов. Откуда мужчине и воину знать, как конкретно появляются на свет дети?! К рассвету он не выдержал и убежал за огород. Вернулся, когда крики смолкли, и увидел на постели что-то синее, липкое и слабо шевелящееся. Долго не мог поверить, что это и есть его сын и наследник. Потом потянулись ночи, то и дело оглашаемые младенческим плачем. Казалось: едва смежил глаза – снова крик Диора и тихое бормотание супруги. Для видений не оставалось времени. Тогда, покидая по велению короля Дориат, они вместе мечтали о свободной и беззаботной жизни вдали ото всех. Сперва наслаждались своим уединением. Бродили по острову, собирая ягоды и грибы и занимаясь любовью там, где их настигало желание. Чаще всего – желание Берена. Потом полили дожди, и в шалаше, сгороженном вокруг древнего дуба, стало сыро и холодно. Берен решил выкопать землянку и нашел хорошее место на заросшем соснами взлобке. Копала Лутиен кое-как вырезанной из дерева лопатой. Он носил прочь песок на своем плаще и резал ветки, чтоб заплести стены изнутри. Кровлю соорудили из огромного количества камыша, собранного на берегу. Лутиен, умевшая, как все дориатцы, плести прутья, сделала несколько вершей, и у них появилась рыба и раки. Она же ставила петли на зайцев, вспомнив охотничьи рассказы Даэрона. Однажды в петлю попала передней ногой матерая веприца. Как нарочно, поросята еще не покинули мать, и супругам пришлось отсиживаться в землянке, пока зверь не разорвал лычную веревку. Тогда Берен попытался сделать копье с кремневым наконечником. Но колоть и отжимать камень он не умел, только накрошил кучу щебня и порезал пальцы. Плюнув, просто обжег на костре конец ясеневой жерди. Снег на берегах Адуранта не выпадал. Всего пару раз покружились белые мухи, не коснувшись травы. Но частые холодные дожди и перемежающие их туманы с моросью заставляли без конца топить камелек. К счастью, осеннее половодье выбрасывало на отмели плавник. Его требовалось вытаскивать на берег повыше и оставлять там, чтоб хоть чуть просох. В землянке все пропиталось горьким запахом сырого дыма. Они тогда не позаботились заготовить хотя бы сушеной рыбы. Приходилось лазать в серую, ртутно-тяжелую воду за вершами, собирать все же растущий понемногу щавель и дикий лук, опавшие яблоки и груши, искать под листвой уцелевшие орехи. А когда первая голодная зима кончилась, Лутиен почувствовала в себе новую жизнь… Сперва Диору хватало молока, он быстро стал пухленьким и симпатичным, как виденные Береном дома младенцы. Почти вся взятая из Менегрота ткань пошла на пеленки, которые наследник Барахира и Тингола пачкал довольно экономно. Берен научился отстирывать их прямо в реке, вперед натерев золой. На огороде быстро взошли овощи, и жизнь вроде бы стала полегче… Несчастье, как всегда, подкралось незаметно. Мальчик проплакал всю ночь, а к утру в жилище не осталось ни одной чистой тряпки, кроме тех, что были надеты на супругов. Берен посоветовал употребить отвар черемуховых листьев, поскольку ягоды на деревьях едва завязались. Ребенок с криком выплевывал горькое питье. Щеки его опали, в то время как живот раздулся до блеска. Лутиен рыдала у плетеной колыбели. Берен, несколько раз обежав огород, решил, что должен во что бы то ни стало спасти сына. А для этого найти хоть какую-нибудь знахарку. Его, мужчину, не должны страшить расстояния – он доберется и до Дориата! И решительно вошел в их старую лодку. Поселок лайквенди, оказывается, находился совсем недалеко от берега. Берен вдруг увидел у себя под ногами узкую тропку. А через несколько шагов буквально наткнулся на двух эллет, несших корзину со свежим уловом. Нисси выслушали сбивчивую речь, терпеливо выдергивая свои рукава из его пальцев. Одна из них сразу повернулась и повела человека обратно к реке. Что делала лайквендэ с ребенком, Берен не видел – его послали за дубовой и ивовой корой. Когда вернулся с охапкой того и другого, плач в землянке прекратился, из деревянной трубы шел дымок. Отодвинув плетеную дверь, увидел, что сын спит, а Лутиен, утирая глаза, беседует с пришелицей. С того дня на столе появились хлеб, творог и дичь. В ларе – холст и сукно. Лайквенди помогли построить избушку из двух срубов с сенями. Подарили копье, лук, стрелы и железные наконечники к ним. Когда кто-то из супругов или их сын заболевали, из поселка приходили нисси – подоить единственную корову, навести порядок в огороде, испечь хлеб. Ничего взамен не требовали. Берен расплачивался тем, чего у него было в избытке – рассказами о жизни на севере, о войне. Его слушали, но не расспрашивали. Избавившись от множества забот, супруги снова смогли ощутить радость спокойной и независимой жизни. Так, в любви и мире, шли годы. И вот сын вырос. Теперь он живет отдельно, заведя свой дом поодаль, у водопадов Лантир-Ламмат. После поражения нолдор в битве, названной синдар Нирнаэт Арноэдиад, в леса Оссирианда бежали семьями и родами люди с севера. Довольно большая группа беженцев поселилась на берегу Адуранта на три лиги выше Тол Галена. Среди них Диор нашел девушку, которую полюбил. Вскоре у них родился сын. Рожая второго, Халдис умерла. Но ребенок, к счастью, выжил, выкормленный двоюродной сестрой матери. Через три года Диор женился снова, чтоб не оставлять сыновей сиротами. Его супругой стала Линдис из того ближнего поселка лайквенди. Рожденный ею ребенок оказался девочкой. Берена это не огорчило – есть двое мальчиков, а эльфийское родство перевешивало женский пол младшей. Можно было рассчитывать, что орки долго не доберутся до самой сердцевины оссириандских дебрей. Жизнь оставалась спокойной. Но начали приходить видения. Они появлялись по одному-двое: погибшие на Тол-ин-Гаурхот. Стояли поодаль от постели и молча смотрели. Берен видел их, как в том подвале, освещенном крошечным окошком под потолком. Кровавые клочья одежды, смешанные с лохмотьями растерзанного мяса. Кое-где видны оголившиеся кости. Но лица чистые, глаза смотрят спокойно и внимательно. Первый раз он затаился в постели, ожидая зверя. Волколак не пришел. А стоило проникающему в окошко лучу Раны коснуться нарготрондцев, как они растаяли. Берен помнил, что старухи беорингов вешали над дверями пучок полыни «от нароков». Набрал пахучей травы и засунул за притолоку. Некоторое время видений не случалось. Они пришли снова, когда вдруг поднявшийся среди ночи ветер обещал перемену погоды. Стояли и смотрели на него, пока не ударил первый раскат грома. Утром Берен вспомнил, что именно полыновым веником Лутиен метет избу. Колдовство старух оказалось глупым суеверием. Охотники и пастухи всех известных Берену человеческих племен уверяли, что собаки успешно отгоняют любую нечисть: лесную, полевую и домовую. Собаки у них не было. Дортонионец отправился в поселок лайквенди. Пса ему не дали. Да и крупные волкообразные зверюги не пошли бы с чужим. Чтобы решиться тащить такого на веревке силой, надо было родиться безумцем. Эльфы пообещали подарить щенка следующей весной. Но как дожить до нее – с этими ночными гостями?! Немного утешало, что с десятком не приходил Финрод. Можно было надеяться, что король не держит на него обиды. Но остальные? И почему они молчат?! Лутиен ночные гости не тревожили. Во всяком случае, Берену она не жаловалась. Сам он уже научился предугадывать появление теней. Сперва ветерок начинал перебирать листья на рябине под окном. Потом отзывались яблони за двором, шуршание подхватывали березы. Лес шептал, казалось: сделай усилие – и начнешь разбирать слова. С этим шепотом возникали призраки. Берен срубил рябину. Диор почти вбежал в избу: - Отец! Наугрим убили Тингола! И главное – они похитили твой сильмарилл! Лутиен вскрикнула и осела на скамейку у печи. - Как похитили?! – дортонионец схватил сына за плечо. - Линдис принесла новости с реки. Она много говорила, я понял только, что дед нанял этих коротышек вставить сильмарилл в то ожерелье… из Нарготронда. А когда они это сделали, то схватили его, убили короля и побежали к себе в горы. - Надо вернуть! - Как, отец?! Берен метнулся к окну, потом в чулан, где хранился лук. И остановился. Он никогда не видел наугрим. Но много слышал об несокрушимой стойкости их строя, о жестокости в бою и презрении к смерти. Лайквенди рассказывали, что даже с поля поражения их войско ушло в полном порядке, с мрачной песней о грядущей мести. Но сильмарилл! - Лутиен! Жена плакала, уронив голову на сложенные на столе руки. - Лутиен! Ты наследница короля! Ты сейчас – правительница всего Белерианда! Прикажи лесным идти на наугрим! Мы должны… Та не отзывалась, ее плечи содрогались под выцветшим платьем. Женщина. Она не способна думать ни о чем, кроме своего сиюминутного горя. Решать должны мужчины. - Сын! Ты теперь – наследник не только беорингов, но и великого королевства Дориат! И здешний народ подвластен тебе как внуку Тингола! Иди и собирай лайквенди! Ты должен успеть перехватить этих коротышек и вернуть драгоценность нами добытую! Диор остолбенел. Берен понял его растерянность. Тот умел стрелять, неплохо охотился. Учился владеть мечом: сперва у отца, потом у родичей первой жены. Но вести войско в сражение?!. И где его взять, это войско?! Но сильмарилл! - Иди, созывай, кого сможешь… - Не смей! – Лутиен вскочила и стиснула сына в объятиях. – Не смей посылать его на верную гибель! - Сядь и молчи! Не с хирдом же драться придется, глупеха! Полдюжины наугов вполне могут перестрелять охотники. Им нет другой дороги, кроме как по бродам на бывших землях этого мерзавца Карантира. Если вы опередите их и сядете в засаду на крутом берегу… - Не ходи, сын! Пусть сгинет этот проклятый камень в водах Гелиона! Пусть заберут его Феанарионы! - Не слушай ее, беги! Диор колебался несколько мгновений, потом высвободился из рук матери и взял протянутый отцом лук. - Теперь ты готов погубить и собственного сына! – Лутиен бросилась вон из избы, надеясь догнать ушедшего. Где она скиталась целых четыре дня, Берен не узнал. Вернулась, когда начался обложной дождь. И долго не произносила ни слова. Не отвечала ни на упреки, ни на клятвы любви. А ночью снова пришли они. Диор вернулся. Вошел в избу шагом победителя и положил на стол поясную сумку. - Ты… отобрал его?! Берен торопливо дернул застежку, перевернул сумку… На выскобленный стол вывалились массивные золотые листья, между которыми мерцали крупные, мерцающие изнутри самоцветы. И несказанный переливчатый свет озарил бревенчатые стены. - Ты добыл его! Лутиен отвернулась к запечному углу и заплакала. Сражаться с наугрим, конечно, не пришлось. Когда Диор с десятком охотников, спрятав в зарослях тальника свою парусную лодку, вышел на брод, там никого не было. Только тянулась к дальним горам широкая вытоптанная полоса. Сразу было видно, что прошагали не полдюжины, а сотни. Они все же пошли по этому следу. И на второй день пути им улыбнулось счастье. След вывел на широкую поляну, носившую следы побоища. Множество разбитых щитов, сломанных копий. Валялись даже потерянные шлемы. Охотники нашли следы подкованных лошадей. Попались несколько затерявшихся в траве стрел. Один из спутников Диора уверенно объявил две таргелионскими. С поля все же вело несколько тропок, пробитых пешими. Просто для очистки совести Диор прошел по нескольким. В конце каждой им попадались мертвые науги. И под одним трупом вдруг нашлась богато украшенная поясная сумка. Когда ее расстегнули в надежде разжиться чем-нибудь ценным и негромоздким, показалось, что в лес упала яркая звезда. - Я сразу понял, что это и есть сильмарилл, отец! - Да! Ничто не сравнится с этим сокровищем! – Берен опустил тяжелое золото в деревянную шкатулку. – Но теперь тебе следует спешить в Дориат. Отныне – ты его король по праву! Диор с семьей и родичами отплыл через неделю. Прощаясь, он обещал, что пришлет за родителями. - Теперь в Дориате правлю я, и запрет Тингола не имеет силы. Вы можете вернуться и пользоваться всеми подобающими вам благами и почетом. Лутиен ничего не ответила. Только смотрела на сына почти с отчаянием. Когда они вернулись с берега, Берен достал Наугламир и, держа за застежку, поднес супруге: - Ты можешь носить его, любимая! - Зачем? Это символ несчастий. Многих и многих несчастий, что уже произошли и произойдут в будущем. - И все же я настаиваю – надень! Лутиен вздохнула и покорно застегнула ожерелье на своей шее. Шепот леса нарастал. В нем слышались то слова, то отдаленная песня. Словно кто-то раздумчиво пел у костра грустную балладу. Березы подпевали высокими голосами, печально лепетали осины, вздохами откликались яблони. Берен ждал. Сегодня он положил рядом с собой кинжал, взятый на поле гибели наугрим. Возможно, это тоже глупое поверье, но даже воины в Дортонионе считали – боевое оружие страшит призраков. И они явились. Все десять. Теперь они стояли почти у самой кровати. - Что вам нужно? – прошептал Берен. – Не я виноват в вашей смерти. Это Келегорм с Куруфином заставили короля Финрода идти с малым отрядом в пасть Саурону. Ступайте, пугайте их! Оставьте нас! Вы должны уже воскреснуть в своем Валиноре! Они по-прежнему молчали. У того, что был ближе всех – Берен только его помнил по имени: Эдрахиль – с обгрызенного предплечья капала кровь. - Уходите! Именем валар и Эру – убирайтесь, как вам положено, в свой Мандос, и да закроются за вами навеки его двери! Сильный порыв ветра повалил что-то во дворе. И при этом стуке глаза призраков вдруг засияли. Светом сильмарилла. - А-а-а!!! - Что?! Что случилось?!- Лутиен села на постели. Призраки стояли на прежнем месте. - Ты что, не видишь их?! - Кого? Мы одни в доме, и двери я сама запираю на ночь. - Да вот же! Вот они стоят, те десять! - Здесь никого нет… Берен выхватил кинжал и замахнулся на Эдрахиля. Сталь, поймав золотисто-серебряный отсвет, пронизала призрака. Тот не шелохнулся. И даже, кажется, чуть улыбнулся. Они наконец пришли за ним. Берен, все держа кинжал занесенным, обхватил супругу и вдоль стены – чтоб не коснуться теней – потащил к двери. - Что ты делаешь! - Бежим отсюда! На берег! К лайквенди! - Нет… Но отчаяние придало человеку столько силы, что он волочил жену даже после того, как она упала, споткнувшись. Дыхание зашлось, и Берен остановился. Лес шептал имена. Теперь Берен вспомнил их все. Но ветер выпевал все новые, незнакомые. Много-много имен. Неужели они все здесь, на острове?! - Скорее же! К лодке! Вода в протоке дробила лунную дорожку на глубокие провалы. А на другом берегу тоже шептал лес. И река подсказывала ему все новые имена, плещась о борта. Души эльдар навеки привязаны к этому миру. Но Эру милосердный открыл для людей Пути вовне. Куда другим нет хода. Никогда. Они останутся тут и будут шептаться с лесом, пока Единый не сомнет этот мир снова в ком глины, из которой его вылепил когда-то. Там, на Путях Смертных – спасение! Берен посмотрел на забытый в руке кинжал. Нет, Лутиен тоже нельзя оставлять им. Все же он до сих пор любит ее и готов… Лезвие вошло под лопатку женщине. Она ойкнула и завалилась на борт. Лодка черпнула воду. Берен качнулся, стараясь удержать равновесие, поскользнулся и ухнул прямо в серебристую рябь. Отпущенное весло ударило его по затылку. Охотники привезли олений окорок, сыр и немного хлеба. Но сойдя на остров, лайквенди сразу почувствовали, что он пуст. Березы, яблони у избы, молодая рябинка сказали, что не видели здешних обитателей уже несколько дней. Пришельцы все же вошли в жилище. На смятой постели желтели несколько березовых листочков, залетевших в открытое окно. Из печи на пол надуло золы. А на столе лежало ожерелье с невиданным сияющим камнем в центре. - Они ушли? – неуверенно произнес младший охотник. - Ушли насовсем, - слушая пустоту, ответил второй. – Мы поищем их тела. Следы их бытия заберет лес. - А это украшение? - Диор – наш родич. Отправим ожерелье ему, пусть он решает его судьбу.