Мы поженимся?

      Самой первой мыслью, возникшей в голове у Сакуры, было имя ее возлюбленного. Кажется, она только что слышала его голос. Это так странно, ведь Альфред еще неделю назад уехал в Токио, почему же его высокий и легкий тембр все еще звенит колокольчиком где-то рядом с ней?       Было тяжело дышать, и Сакура чуть заметно поморщилась.       Почему все тело так сильно болит? Болит, как будто его поместили в море с огнем. Кожа на некоторых участках тела нещадно горела и ныла, и девушка даже пожалела бы о том, что вообще очнулась, но в голове яркими всполохами горело его имя, перебивавшее все мысли своей мольбой открыть глаза.       — Альфред, — едва слышно, едва успев перейти порог обратно в сознание, прошептала она.       — Сакура!       Глаза никак не хотели открываться. Все тело болело так, будто его сжигали в пожаре тысячу раз, и столько же раз сдирали кожу, а она, в свою очередь, зачем-то нарастала снова и снова.       Сакура долго не могла понять, где находится, и что происходит. Как будто сквозь толщу воды она слышала знакомый голос, срывающийся практически на истеричный лепет. Веки оказались тяжелее свинца, когда девушка попыталась поднять их, но ей удалось. Она хотела повернуть голову в сторону голоса... знакомого голоса, от которого даже боль как будто на толику притуплялась. Но едва ли получилось: на шее чувствовался плотный слой бинта.       — Сакура! Ты очнулась! О, Господи...       Перед глубокими карими глазами все четче и четче стало мельтешить светлое пятно. Девушка медленно моргнула, стараясь чуточку быстрее вернуть себе возможность нормально видеть.       — Аль..., — ее губы дрогнули, произнося его имя. — ...фред.       Через пару секунд в мутном пятне действительно можно было различить любимые взъерошенные волосы пшеничного цвета, а еще сияющие голубые глаза и позолоченную солнцем светлую кожу.       — Все в порядке! Все в порядке, — парень, сидящий на кровати, беспокойно ерзал на одном месте и повторял одно и то же. Для нее ли он говорил эти слова? Или все же, в большей степени, самому себе?       Альфред все говорил и говорил. Он сдерживался, чтобы не кинуться с объятьями на Сакуру, ведь большая часть ее и без того хрупкого тела была покрыта бинтами, и Джонс понимал, что сделает ей больно даже простым прикосновением. Что уж и говорить о том, чтобы сжать ее со всей огромной силы собственных рук?       — Что произошло?       Голос ее был тихим и совсем слабым. Альфред, насколько мог осторожно, сжимал ее маленькую ладошку своими руками. Целый день он метался по палате, карабкаясь на стены и прыгая по потолку от волнения.       — Это чудо. Просто чудо... — быстро говорил он. — Ты жива! Тебя доставили в эту больницу со страшными ожогами... я... как узнал, сразу же примчался сюда. Я думал...       Он тараторил с секундными отрывками, явно сам еще не отошедший от шока.       — Америка сбросила... ядерную бомбу на Хиросиму. Чудом, но ты... ты смогла выжить.       Американец говорил уже навзрыд.       — Я чуть с ума не сошел от страха. Я боялся, что ты... что тебя...       Сакура тихо вздохнула.       Свет луны уже почти погас. Он смешивался с рассветом и проникал в палату, рассеваясь в воздухе. За окном робко угадывались рыжие лоскутки солнечных лучей, а в небе стали гаснуть одна за другой белые звезды. В здании пока еще было темно, и потому противоположная стена была в глазах девушки серо-синей с редкими бликами оранжевого.       Попытка поднять руку отозвалась противной, сжигающей, но терпимой болью. Другую же ее руку, как безумный, сжимал Альфред, не замолкая притом ни на секунду. Сакура отрешенно улыбнулась, слушая его взволнованную речь.       — ...никто не ожидал! Знаешь, последнюю пару лет я думал о том, чтобы уехать к себе на родину вместе с тобой... но теперь я не хочу, — Джонс нахмурился.       Он продолжил говорить, а Сакура только и смогла сжать его руку своими слабыми пальчиками. Ей плохо удавалось сконцентрироваться на его быстрой речи, к тому же, ожидаемо, на ум пришел ее дом. Уничтоженный дом. И родители.       — ... жил же целых десять лет в Японии и, — но стоило Джонсу заметить то, как под глазами у Сакуры стали собираться слезы, он тут же замолчал.       — Мама, — проговорила она. — Папа.       Ее затрясло. Тело пронзила судорога из-за всхлипов, лицо исказилось. Ей бы закрыть лицо руками, да только смысл в этом как-то сам по себе пропал. Как и в принципе весь смысл.       — Мне жаль, — убитым тоном шепнул Альфред. Почему-то внутри него загорелось щемящее чувство вины, хотя это, конечно, не обоснованно. Ну и что, что он сам родом из Америки, и это его народ сделал столь ужасную, непростительную и кошмарную вещь. Сам же Альфред не был в том виновен. Он тут же встрепенулся, когда услышал сбившееся дыхание девушки, по нервам в очередной раз точно провели смычком.       — Пожалуйста, не плачь! Сакура, успокойся. Сакура!       Альфред заметался на месте еще сильнее, не зная, куда себя деть, как успокоить несчастную девушку. Потому что душа рвалась на клочки, когда он видел ее слезы. Но она послушалась. Последний раз всхлипнув, взяла себя в руки хотя бы потому, что плакать было больно физически. И потому, что Альфреду, сидящему рядом, она доставляет тем самым мучения.       Он мог понять, каково это, потерять все: семью, друзей... все в одну секунду. Возможно, Сакура еще не до конца поняла, что произошло, и чуть позже осознание этого породит истерику. Но сейчас важно не дать ей истощить организм еще сильнее, ведь на эмоции всегда уходит слишком много сил. А ей сейчас нужны силы для восстановления.       Тут в палату зашел врач и, быстро Сакуру осмотрев, сказал, что ожоги сильные, но жизни не угрожают. Она пойдет на поправку. Девушке повезло оказаться на достаточном расстоянии от взрыва, и это спасло ей жизнь. Врач выглядел уставшим, но выполнял свою задачу как подобает. Вообще, появление этого низкого человека в круглых очках и его вердикт, вынесенный перед уходом, заставили и Альфреда и его возлюбленную немного успокоиться.       Некоторое время они сидели в тишине. Джонс неосознанно воровал пульс с ее руки, жадно хватаясь за нее пальцами. Сакура же почти полностью пришла в себя. Ее черные волосы, коротко стриженные, разметались по белой подушке, — после эвакуации их пришлось остричь, потому что они мешали врачам. До вчерашнего дня у Сакуры были длинные, красивые пряди, что так любил перебирать пальцами Альфред. Но это, конечно, совершенно не волновало никого из них в данный момент.       Вскоре Сакура почувствовала, что боль чуть-чуть утихла. Утихла как в душе, так и в теле. Она не ушла, просто затаилась, но и этого хватило, чтобы девушка сумела приподняться на кровати, а у Альфреда, при виде этого, впервые за последние пару дней сверкнули радостью глаза.       И он все же не сдержался.       Как только девушка приподнялась, он тут же подлетел к ней и обнял. Он честно пытался не сжимать руки крепко, и у него выходило, иначе ей было бы очень больно. Сакура казалась совсем маленькой на его фоне. Он обнимал ее за плечи, а она чувствовала, как стоящие торчком блондинистые пряди щекотали и чуть покалывали ей щеку.       — Все будет хорошо, — сказал он, взволнованно улыбаясь.       А девушка тихо охнула, потому как Джонс все же сжал руки крепче.       — Разумеется, будет! — уже бодрее, в своей привычной манере воскликнул американец, словно бы отвечая сам себе.       — Да, — неуверенно сказала она.       — Сакура, — голубые глаза, огромные, как у ребенка, уставились на девушку. — Как только пройдут твои ожоги, мы поженимся, слышишь? Я давно хотел, но...       Девушка удивилась, но виду не подала: просто не было сил. Она знала, что Джонс любит ее, она тоже его любила. Но это заявление... оно было таким неожиданным, неуместным для этой ситуации. Хотя и в духе самого Альфреда, — это да. Сакура даже робко и обреченно улыбнулась.       — Ты ведь выйдешь за меня? Конечно, я не так представлял предложение руки и сердца.       — Альфред, — девушка, кажется, забыла даже про боль.       — Выйдешь?       — Выйду.       Он целовал ее губы ласково, но в этом поцелуе чувствовались великое счастье. Он не потерял ее. Он не потерял.       — Я хотел сделать тебе предложение в Токио. Или даже в Америке. Думал, когда уже, наконец, эта чертова война закончится? К тому же разборки там с моим гражданством и службой в армии, да тут еще такое... я, как только узнал, сразу на всех парах помчался к тебе. Думал, умру на месте.       — Долго я была без сознания? — спросила Сакура, внимательно слушающая Альфреда.       — Со вчера. Вчера сюда привезли тебя и еще некоторых людей, которых тоже удалось спасти. — Альфред немного импульсивно начал вытирать большими пальцами дорожки слез на ее щеках. После этого он нежно поцеловал девушку в щеку и осторожно ее обнял. Уши ему терзали ее тихие редкие всхлипы. Альфред чувствовал, как тонкие пальчики сжались на одежде, на его спине, а сам он зарылся ладонью в короткие волосы.       — Все будет хорошо, Сакура. Я обещаю! Ты скоро поправишься, и мы поженимся. И все обязательно будет хорошо.       Он отпрянул и посмотрел ей в глаза, с неприсущей себе серьезностью убеждая ее в том, что говорит. А она смотрела на него, как в гипнозе, но под глазами все еще блестели капельки воды.       — Уедем в какой-нибудь тихий городок. У нас будет свой дом и семья и дети. Двое детей! Хочу двоих!       Альфред говорил это так воодушевленно, а Сакура всем сердцем хотела, чтобы и ей передалось его настроение.       — Ближе к океану, — тихо сказала она.       — Хоть на самом берегу! И собаку заведем.       Схватив ее ладошки в горсть, Альфред долго еще с упоением о чем-то мечтал вслух, заставляя возлюбленную следовать своему примеру. Лишь бы сейчас не дать ей расклеиться из-за горя. Она, безусловно, еще заплачет о потери всего, что было в ее жизни, но сейчас она слишком слаба. Конечно же, Альфред и сам не понимал до конца, как сильно он помогает девушке своими словами, он лишь понимал, что не имеет права потерять ее. Он винил себя в том, что не спас, не уберег, хоть и называл себя так часто героем. Однако все эти душевные переживания он оставил глубоко в себе и отложил их в долгий ящик, сейчас он не имеет права думать о таком, когда Сакуре нужна его помощь, а он действительно может сейчас помочь.       Он просто смотрел на нее и говорил. И все его слова были абсолютно правдивыми, — он действительно этого хотел. Хотел видеть ее своей женой и двоих замечательных детей. И Сакура — тоже. И она слушала его.       Лишь немного позже, когда над землей уже вовсю занимался рассвет, девушка выглянула в окно и, столкнувшись с незнакомой местностью, тихо спросила:       — А где это мы?       — Не волнуйся, — улыбнулся ей Альфред. — Мы в безопасности. В Нагасаки.