В пятницу вечером обычно всегда толпилось много народа, но сегодня был голяк. Ичиго с раздражением уставился на дневную выручку и взглянул на часы — время подходило к закрытию цветочного магазина Куросаки.
Заходящее солнце окрашивало прилавок в огненно-оранжевый цвет, что прибавляло уюта. Длинные тени, тянувшиеся от цветов, создавали дополнительный эффект, придавая помещению атмосферу джунглей.
Колокольчик звякнул, и в помещение проскользнула худенькая фигура.
— Братик, ты скоро? Карин с папой уже вернулись от мамы.
— Юзу, я помню. Закрою магазин и схожу.
Молодая девушка, будто подросток, весело улыбнулась, смешно подпрыгнув на месте, и, потрепав Ичиго по голове, подошла к двери, но замерла в проходе.
— О, Ичи, у тебя клиент! Только не задерживайся, ладно?
Куросаки озадачено посмотрел ей в след. У витрины действительно стоял человек. В чёрном костюме, приспущенном галстуке и крайне необычной причёской. Будь этот день чуть более прибыльным, Ичиго может быть и отправил покупателя восвояси, оправдавшись закрытием. Однако Юзу напомнила о семейных обязанностях, которые вызывали самые тягостные чувства. Это и расстраивало, и злило, и угнетало, однако Куросаки махнуть рукой на посетителя уже не мог.
— Здравствуйте, вам подсказать что-нибудь?
А оттянуть момент запросто.
Мужчина медленно оторвал взгляд от гербер и повернулся к продавцу. Куросаки заинтересованно смотрел в хмурое лицо, гадая, почему клиент молчит. Последний неловко переступил с ноги на ногу, не вынимая рук из карманов брюк.
— Да. Что-нибудь белое, — прозвучал хриплый голос.
Ичиго вздрогнул. Казалось, будто мужчина не говорил ни с кем как минимум месяц. Он прокашлялся и добавил:
— Мне на кладбище.
Что-то глухо оборвалось внутри продавца, снова напомнив о своём долге.
— Да, конечно, сейчас, — тускло сообщил он покупателю и скрылся в магазине.
Автоматически собирая букет из четырёх калл, Ичиго старался очистить голову от посторонних мыслей. А он так надеялся, что у него закажут обычный букет роз для возлюбленной. Ага, как же.
Пока Куросаки перевязывал букет, он не заметил, как клиент зашёл в помещение.
— У вас тут мило.
Куросаки молчал. Было ясно, что вопрос прозвучал для проформы. Покупатель чувствовал себя также неловко, как и Ичиго.
Заметив ещё один букет, посетитель спросил:
— Я заказывал один.
— Это не для вас. Для моей матери.
Ичиго пробил чек.
— Оплачиваете наличными или картой?
Он только сейчас понял, как нетактично себя повёл. Горький ком подскочил к горлу, стоило увидеть покрасневшие глаза клиента. Отпечаток глубокой грусти на лице — такой же, как и у отца в день похорон. Мужчина молча протянул карту, продолжая смотреть на Ичиго.
— Что-то не так? — решился спросить Куросаки, и нижняя губа посетителя дрогнула.
— Раз… — он закашлялся. — Раз вам в ту же сторону. Покажете дорогу?
Он тоже боялся. Каждый год Ичиго приходил на треклятую могилу, и каждый раз твердил себе, что недостоин был такой жертвы. Груз вины давил на плечи, заставлял идти на кладбище, украшать мраморный камень любимыми цветами женщины, отдавшей жизнь за непутевого сына. Сжимать кулаки, кусать губы в попытке вспомнить светлые дни беззаботного детства. Тогда Ичиго чувствовал большую руку отца и чуть поменьше мамину ладонь. Тогда слышал её смех, когда недоумённо смотрел на младших сестёр — маленьких и несуразных, казавшихся уродливыми существами, завёрнутыми в пелёнки. И сейчас, когда вместо тепла маминой кожи под рукой нагревался равнодушный холодный мрамор, он ощущал только пустоту.
Этому человеку тоже пришлось это почувствовать. И Ичиго не мог не сказать:
— Я вас провожу, хотите? — из-за чего лицо мужчины просветлело, а плечи чуть расслабились.
Тени сгустились над дорогой. Солнце зашло, и его умирающие лучи окрашивали небо в густые фиолетовые оттенки. До кладбища можно было добраться за полчаса неспешным шагом, и оба мужчины не собирались торопиться. Ичиго наслаждался тишиной, прерываемой разве что шорохом оберточной бумаги да вдохом покупателя от затяжки. Это молчание успокаивало. Впервые Ичиго шёл на могилу матери не с грузом тяжёлых воспоминаний, а со спутником, разделяющим его мысли. Задумывался ли он о смерти, скорбел ли, терзаясь чувством вины, злился ли на собственную беспомощность — этого Куросаки не знал, но чувствовал, что этот человек очень одинок.
Забравшись на горку, они прошли через белые ворота. Пройдя первые ряды надгробий, Ичиго уже собирался повернуть влево, как мужчина внезапно схватил его за локоть.
— Погоди! — в голосе звучала просьба, и Ичиго не мог отказать.
Простой гранитный камень. Фотография бледного парня над выбитыми строчками. Вот и всё, что осталось от человека.
— Я не знаю, что делать. Что говорить. Впервые здесь, — послышался смешок. — Не думал, что когда-нибудь придётся навещать своих друзей в таком месте.
Мужчина опустил глаза, и его ладонь с зажатым в ней букетом сжалась сильнее.
— Для начала, — Ичиго протянул руку к цветам, высвободил их, стараясь не обращать внимания на вздрогнувшего мужчину, — Не ломай каллы.
Он и сам не заметил, как перешёл на «ты», просто казалось, что их общая боль стёрла некоторые границы. Ичиго чувствовал себя неловко под взглядом голубых глаз, сверлящих его рыжую макушку, когда он возлагал цветы на могилу.
— Ты можешь рассказать ему всё, что пожелаешь, что тревожит и волнует.
Мужчина усмехнулся, отчего у Ичиго по спине побежали мурашки.
— Я ему и при жизни ничего не рассказывал. С чего должен сейчас распинаться перед клочком земли.
— Так надо, — Ичиго нахмурился, повернувшись к своему спутнику. — Это дань живых мёртвым.
— А какая дань полагается живым?
— Любовь и память.
— Ты не выглядишь счастливым.
Краска бросилась в лицо, кулаки сжались.
— Трудно выглядеть счастливым среди надгробий.
— Расслабься, — проговорил мужчина. — И прости. Отвлёк от дел.
— Ничего, — злость куда-то ушла, уступая место странному спокойствию. — Я понимаю, насколько это бывает тяжело. Ты сильный, я пришел на могилу матери только через три года.
— Верится с трудом, — взгляд мужчины потеплел. Он протянул руку, и Ичиго без колебаний сжал её. По телу прошёл озноб, и откуда-то появилась отчаянная решимость и уверенность.
Последний луч облизал деревья и землю и скрылся за горизонтом. Казалось, от этого стало холоднее, или просто Ичиго слишком долго вглядывался в лицо собеседника. Наконец, он отвернулся.
— Я попробую поговорить, — вздохнул мужчина.
Он не шелохнулся, когда Ичиго отошёл на пару шагов от него. В спину долетело короткое «спасибо», и Куросаки зашагал быстрее. Он не хотел слышать о чужих драмах, хотя от этого мужчины вряд ли дождёшься слезливых извинений. Это был одиночка, на которого иногда Ичиго очень хотелось быть похожим. Только иногда. Сейчас он меньше всего хотел бы иметь что-то общее с ним.
***
Неделя была выматывающей, и Ичиго был очень благодарен своим сёстрам, которые вызвались помочь ему в лавке. Карин проводила очередного покупателя и тяжело вздохнула.
— Великолепная погода! И почему такое ясное небо только в учебное время? — недовольно пробурчала она, перевязывая фартук. Ичиго улыбнулся.
— Ты можешь пойти гулять в любое время после школы.
— Даже не думай изображать благородство, — прикрикнула на усмехающегося брата Карин. — Мы с Юзу помогаем тебе по доброй воле, а школа это ад. Кстати, с кем это она говорит?
Ичиго посмотрел в окно и обомлел. В следующую минуту колокольчик зазвонил, и в помещение вошли двое.
— Брат, у нас клиент, это Гриммджо Джаггерджак, он пришёл к тебе, чтобы пригласить на обед.
Карин энтузиазм сестры не поддержала, приоткрыв в возмущении рот. В руках Гриммджо держал пышный букет огненных георгин.
***
«Шиффер, ты был не прав. Жизнь — замечательная вещь, когда её есть с кем делить. Мне жаль, что ты не смог увидеть её с той стороны, с которой увидел её я. И рад, что перед смертью, ты не встретил её — было бы жаль умирать. Ты любил повторять, что всё познаётся в сравнении, но ты боялся познавать то, что можно было сопоставить. Возможно, мы ещё встретимся когда-нибудь, и я докажу тебе, что ты был редкостным тупицей, не понимающим очевидного»
Поправив куртку, Гриммджо двинулся к выходу. Вдалеке маячили рыжие волосы и ощущение безграничного счастья.
