Раннее утро Амана всегда было самой прекрасной порой. Свет двух Древ проникал в каждую щель, озаряя все, куда только добирался. Разумеется, мирно спящих эльдар такой ранний подъем не радовал, но что поделать: свет был вездесущ. Впрочем, в доме Феанаро нашлось решение: камень не пропускал лучи Лаурелина и Тельпериона, а окна занавешивались таким образом, что у них не было ни единого шанса.
Но один лучик все-таки проник.
Робкий стук в дверь повторялся и повторялся, пока маленький кулачок не встретился с коленом слишком резко распахнувшего дверь Куруфинвэ. Вид с утра – самый живописный, а уж если перед тем ночью работал в мастерской отца, так и вовсе красноречивый. Если бы в глазах Финрода не стояли слезы, он мог бы заметить, что Куруфин даже глаз не раскрыл. Так, в полусне открыл, не осознавая ничего толком.
Артафиндэ переминался с ноги на ногу, жал неуверенно уши к голове, но его ноша была слишком драгоценна, чтобы медлить и искать слова. Потому ребенок просто вскинул голову, поправляя сползший куда-то на нос венец, вглядываясь в пошатывающегося и спящего на ходу кузена, вытянув сложенные лодочкой ладони вперед.
- Курво… почини ее! Пожалуйста! – всхлипнуть не дали только гордость и волнение, но в глазах уже прочно стояли слезы, застилающие голубые глаза почти полностью.
- Кого? – не понял Атаринкэ, все еще борясь с желанием сползти по косяку и уснуть так. Но этот голос… о, он был слишком знаком кузнецу, чтобы путать его в ворохе еще сотни других детских голосков. Нет, даже с закрытыми глазами нолдо с точностью теперь мог сказать, кто потревожил его в столь ранний час.
- Инголдо, если у тебя опять сломалась арфа, я чинить ее не буду. Ты ходишь ко мне за этим по три раза за неделю, с деревьев их, что ли, сбрасываешь…
- Нет, не арфу! – спешно заговорил он и вцепился одной рукой в его ткань брюк, куда достал, все-таки не сдержав короткого всхлипа.
– Понимаешь, я ее кормил… а сегодня… - мысли прыгали в голове Артафиндэ, и ни одну он не мог толком закончить. – И я вспомнил, что ты говорил, что починить можно все. Пожалуйста, Курво! Ну, хочешь, я за Амбаруссар буду приглядывать? Или Хуана вычесывать? Или… или готовить, я не умею, но научусь, только почини!
Огромным усилием воли Куруфин разлепил глаза, не в силах понять наслепую, о чем говорит этот маленький лучик, умудрившийся прокрасться в их дом. Не то, чтобы отец был против: скрипел, конечно, зубами, но уже смирился, что раз в несколько дней у них на пороге возникает золотое и встрепанное нечто и идет прямиком к его пятому сыну, иногда по пути заходя ко второму.
Увиденное заставило проснуться тут же. В ладони ребенка покоилась маленькая птичка, едва ли сильно вышедшая из поры «птенца». Еще одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что несчастная отправилась в долгое путешествие по реке… точнее, в птичий аналог Мандоса. Но, похоже, Финдарато не понимал, что уже ничего нельзя исправить, а мертвых – не оживить.
Куруфинвэ посмотрел на маленького нолдо, принимая какое-то решение в голове. Сказать ему сейчас? Рассказать про законы жизни и смерти, что царят в их землях? Нет. Не время ему узнавать, что навек застывшая в его руках певунья не очнется никогда. Что мертвые не чинятся. Тогда… оставался один выход.
- Хорошо, я починю твою подругу. Но на это нужно время, понимаешь? – Куруфин погладил его по волосам и осторожно принял драгоценную ношу Артафиндэ.
- Я принесу тебе, как только будет готово, ладно?
- Спасибо! Спасибо, Курво! Я люблю тебя! – пылко заверил его нолдо, стискивая в маленьких руках. В глазах его плескалось столько надежды, что кузнецу просто нельзя было оплошать…
***
- Тьелко! – на ходу одеваясь, крикнул нолдо, залетая к брату в комнату. Тот прилаживал тетиву к луку, но внезапный оклик заставил все старания пойти насмарку, а тетиву – отправиться в далекий полет. Нецензурная ругань наполнила комнату.
- Какого хрена, братец? Я говорю, я не брал твои инстру…
- Тьелко, - оборвал его кузнец, который выглядел взволнованно и нетерпеливо. Обычное зрелище, вроде бы, если бы это не был Куруфинвэ, прекрасно контролирующий свои эмоции. Охотник осекся и кивнул, показывая, что внимательно слушает.
- Где водится такое? – из-за пазухи была извлечена тряпица, в которую был завернут несчастный птенец. Тьелкормо отшатнулся на мгновение.
- Это что, дохлая птица?! Ты притащил к нам домой дохлую, несъедобную птицу, да еще и таскаешь у сердца?!
- Тьелко, - сквозь зубы прошипел Куруфин, а третий сын Феанора прожег его таким взглядом, что для полноты картины не хватало пальца у виска и путевки к Эстэ. Но, видя, что за эту информацию брат готов и воспользоваться своими сильными руками, особенно на чьей-то не очень тонкой шее, закатил глаза.
- В садах Йаванны. В самом конце, там есть уголок… только ты б не совался к ней с оружием, даже Учитель остерегается там охотиться, а ты собрался …
- Мне нужна живая, - хмыкнул нолдо уже в дверях, вскоре скрываясь за ними и быстрым шагом направляясь к конюшне. А Туркафинвэ остался стоять в комнате, будто громом пораженный, размышляя о том, все ли в порядке у него со слухом, а у брата – с рассудком.
***
- Вот, я же обещал, что все сделаю, - Куруфин поставил перед ребенком витую клетку, в которой прыгала радостная птичка. А Финдарато, радостно взвизгнув, кинулся в объятия кузнеца, уткнувшись носом в изгиб его локтя. А потом кинулся к птичке, осторожно открывая дверцу, протягивая к ней ладонь. Та же, недоверчиво покосившись, все-таки ступила крохотной лапкой на ладонь ребенка, вопросительно чирикнув. Нолдо же облегченно выдохнул. Конечно, ушло время на то, чтобы приручить вольную птицу, но до конца он боялся, что Финдарато заметит подмену.
Не знал только кузнец, что Инголдо заметил ее сразу. Ведь нет двух одинаковых душ, пусть и тела преступно похожи…
***
Но нет двух одинаковых душ во всей Арде. Не найти замену тем, кто ушел безвозвратно, будь то вольная птица… или король. Пусть множество золотых локонов прошлись перед глазами Куруфина, но не найти ему теперь сияния тех самых, что ласкает утреннее солнце на мягких простынях и подушках.
- Если бы я мог починить тебя, луч Лаурелина, - остался тихий шепот у портрета, а слезами – две белые розы, скрещенные меж собой.
