Запредельно близкое

"If you bleed, I bleed the same If you're scared I'm on my way Did you run away, did you run away? I don't need to know If you ran away, if you ran away, come back home Just come home" (SYML - "Where's My Love")

Эрик всё чаще находит Чарльза со стаканом, полного оглушающе-крепкого виски, и с мутной поволокой во взгляде. Эрик только головой качает, оттаскивая Ксавье в кровать, и мягко, но решительно отталкивает от себя чужие безвольные руки, тянущиеся к его лицу. Он не хочет вот так, когда Чарльз в стельку пьян и почти ничего не соображает. Уходя, Эрик проводит ладонью по волосам Ксавье, путаясь в отросших прядях пальцами; правильно, теперь ведь можно не тратиться на услуги парикмахера, теперь ведь Церебро просто не используется. Они ведь братья, но не по крови, нет, тут всё гораздо сложнее и гораздо глубже, чем обыкновенная кровная связь. Чарльз слышит это много раз /большая часть которых – мысленно/, но он ведь обещает, обещает этому упрямцу с невозможными глазами, в которых он не без отчаяния тонет, больше никогда не заглядывать в его мысли, не лезть в его чувства. Не нарушать чёртово личное пространство, на которое уставший от жизни Эрик имеет полное право. А Чарльз и не сможет теперь, просто физически не сможет. Эрик с громким хлопком закрывает дверь в ту комнату, где снова видит Чарльза со жгутом на предплечье и с ядовито-жёлтой капсулой в чуть подрагивающей руке. Эрик готов силой вытащить иглу из тонких пальцев и больше никогда не подпускать Ксавье к наркотику. Но он может только представлять, насколько это больно – слышать, он видит это в глазах Чарльза /пытается не видеть, но всё равно замечает/, когда действие сходит на нет, и нужна новая доза, и Чарльз начинает чувствовать всех вокруг. И это разбивает его, чертовски разбивает, откалывает по куску каждый раз, когда чужая боль касается его сердца. Они ведь братья, да. Только вот у брата не хочется так до дрожи в пальцах обвести лицо с острыми, вот-вот порежешься, скулами и задержать большой палец на искусанных губах, и аккуратно надавить, ощущая осторожные губы, смыкающиеся вокруг, и первое прикосновение языка, робкое ещё и нерешительное. Чарльз находит его за выбором книги на вечер: губы Эрика не успевают произнести какой-либо вопрос, в губы Эрика впиваются губы Ксавье, спина с глухим стуком впечатывается в полку с книгами, а Чарльз прижимается следом, непривычно жестко сжимая пальцы на чужом горле. Эрик может это остановить: у Чарльза металлическая отделка на ремне, цепочка с вкраплениями металла на шее /Эрик ценит эту степень если не доверия, то хотя бы отсутствия привычного со стороны других страха/, и Эрику достаточно небрежного движения кистью – Ксавье бы дернулся назад, хватаясь руками за непослушную цепь, что впилась бы в горло. Эрик должен это остановить. Эрик не хочет это останавливать. Чарльз лезет руками ему под расстегнутую рубашку, царапает кожу ногтями, ещё сильнее вжимает в шкаф: Эрик локтем задевает ряд книг, тут же летящих вниз, на пол, с негромким стуком падающих друг на друга. Нетерпеливые, дрожащие пальцы Чарльза скользят по бёдрам, поднимаются выше, и застежка скользит по молнии джинсов, открываясь. Чарльз в последний раз сминает губы Эрика своими и опускается на колени, буквально падает, проводя ладонями по чужим плечам, чуть касается кончиками пальцев приглашающе раздвинутых коленей и опускает свою голову между них. Когда Ксавье резко сдергивает джинсы вместе с бельем и берёт в рот, Эрик резко втягивает воздух носом и выгибается в пояснице, подставляясь. Капсула с личным проклятием Чарльза падает на пол и откатывается в сторону, когда Эрик прицельным пинком отправляет её как можно дальше от них. Подальше от Чарльза. Ксавье двигает головой всё интенсивнее, облизывая и заглатывая так, как не каждая заправская проститутка может, и Эрик плавится во всём этом: в чуть прикрытых глазах Чарльза, в его волосах, где Эрик путается пальцами, в каждом движении чужого языка. Эрик стонет – громко, в голос, ничего не стесняясь, забываясь в накатывающем волнами наслаждении. ...это его Чарльз, его и ничей больше, он полностью его, он… Чарльз пальцами впивается в чужие бедра как-то слишком уж отчаянно, до боли в коже, невнятно постанывает, и Эрик понимает, что тот снова чувствует, снова слышит. Эрик понимает, что Чарльз царит в его голове, что он там чёртов бог, собственный бог этого горячечного и сумасшедшего места, что их чувства делятся на двоих, и что это чертовски возбуждает. Ослепительная и финальная вспышка наслаждения /Чарльз закончил вместе с ним, он просто знает это/, и Ксавье отодвигается, утирая рот, и смотрит снизу вверх, и как-то беспомощно улыбается. - Я пытался не слышать тебя, но… Эрик затыкает ему рот поцелуем, непривычно мягким, что резонирует с ощущением стали внутри него, и мельком проводит пальцами по щеке, опускаясь к ямке между ключицами. Ядовито-жёлтая капсула у дальней стены библиотеки забывается сама собой.