Мы пожалеем об этом...

      Дверь с легким скрипом открылась и послышался лязг металла. Рой с какой-то надеждой поднял взгляд в сторону звука, однако кто вошел в палату, осталось для него секретом. До некоторых моментов. — Мустанг… — знакомый, все еще мальчишеский голос разбил тишину комнаты на тысячу осколков. Рой оставался неподвижным, а когда шаги приблизились, судорожно выдохнул.       Он закрыл книгу, в которую просто смотрел, не видя ничего, кроме пустоты.       Наверно он хотел делать вид, что может читать.       Наверно, он хотел, чтобы Эдвард видел, что он читает. — Ты чего-то хотел?       В ответ была тишина, но казалось, что Полковник уловил движение Алхимика. А тот молчал. Не хотел говорить, будто мужчина, напротив, обязательно увидит его. Обязательно посмотрит своими темными красивыми глазами и усмехнется, скажет, что Эд подрос на пару сантиметров, скажет, что его волосы отросли, плечи стали шире.       Наверно, он хотел думать что все в порядке.       Наверно, он хотел, чтобы Мустанг видел, что он так думает. — Я хотел сказать… я люблю тебя, я думаю.       И вновь тишина наполнила комнату, и Рой мог поклясться, что так тихо здесь никогда не было. Даже ветер, который то и дело поднимал легкие занавески в воздух, затих.       Кажется, мужчина слышал, как тяжело дышал Эдвард, чувствовал, как он краснеет. — Эд, мы ведь… — Нет, стой, заткнись! — мальчишка в два шага оказался совсем рядом, хватая Мустанга за плечи. Теперь чужое дыхание чувствовалось на лице. Захотелось наклонится вперед, но он решил дослушать. — Я… Я люблю тебя! И мне плевать, плевать, что ты скажешь! Ты можешь говорить, что я еще ребенок, что ты уже слишком взрослый! Мы можем продолжать прятаться по углам, скрывать, ты можешь и дальше засовывать меня под стол, когда кто-то резко заходит в комнату… мне плевать! Я люблю тебя, я… — Эдвард сделал судорожный вздох, а потом его волосы защекотали щеки Мустанга, что свидетельствовало о том, что парнишка наклонил голову вниз, дыша теперь ему куда-то в ключицы, —…люблю тебя, Рой.       Он не шевелился. Они оба не шевелились и оба не знали, плакать им сейчас или смеяться.       Ведь все получилось совершенно случайно, как, когда ты садишься на покрашенную скамейку, а потом идешь дальше. И замечаешь уже тогда, когда пятно не отстираешь. Никак, оно так и останется. Вот и Рой был влюблен так же. Замечая это слишком поздно, он каждый день повторял мальчишке, что их секс не уйдет дальше. Никакой любви и никаких связей. Просто любовь к мужским телам свела их в одном кабинете.       Но… когда он провел кончиками пальцев по грубым искусанным губам, прежде чем поцеловать их, прикусывая. Когда он сжал тонкую шею, чувствуя, как извивается молодое тело, когда вжал в простынь, когда оставил первые пару пятен на шее и когда, о да, когда зарылся руками в ломкие, сухие волосы, чувствуя, как солнце путается в них. Вот именно тогда он влюбился. Вот именно тогда Эдвард схватил его сердце холодной металлической рукой и забрал себе.       Эдвард был маленьким солнцем, которое, несмотря ни на что, верило в дальнейшую удачу. Верило, и, к счастью, она с ним происходила. Вот и сейчас он был почти здоров. — Эдвард… — Рой вздохнул. И что ему нужно было с этим делать? Ведь теперь он не сможет оттолкнуть мальчика, тот просто не уйдет. Он повторил свое действие и протянул руку вперед, нащупывая лицо ребенка. Кажется, дотронулся до щеки, проводя вниз, а потом зарываясь ей в любимые волосы. — Твои волосы отросли, — улыбнулся Мустанг, притягивая Стального к себе для поцелуя. — Рой? — Мы пожалеем об этом, — Эд горделиво поджал губы, но продолжил тянутся за поцелуем, — но я тоже люблю тебя, малявка.       Кричать с чужим языком во рту было довольно сложно.