Шансы

      Амаджики-семпай редко спит в поездах. А вот Эйджиро — запросто, но Амаджики-семпай, если оставить его наедине с пятичасовой дорогой, наверняка загонит себя в хандру, и Эйджиро совершенно не намерен ему это позволить. К тому же, семпай интересный собеседник, если его расшевелить. Ключевое слово — «если». И «расшевелить».       Говорить о стажировке не хочется — голова и так гудит от недели бесконечных рейдов по всему Кансаю, — поэтому Эйджиро старательно беседует семпая о личном. В конце концов, им ещё почти полгода вместе работать, аргументирует он, стоило бы узнать друг друга получше!       Контраргументов у Амаджики-семпая не находится, кроме как «куда уж лучше, и так общаемся почти 24/7», и то, звучит это совершенно неубедительно. Тем более, они действительно сблизились за последние полтора месяца, и даже на Дне рождения (отмечал Эйджиро вместе с Тецу, поэтому гудели сразу два класса) семпай не жался по углам больным воробьём, а вполне сносно взаимодействовал с дружелюбно настроенным социумом. По крайней мере, сымитировать причуду Тогаты-семпая и просочиться сквозь стену или пол не пытался.       — Семпай, а ты с кем-нибудь встречаешься? — спрашивает Эйджиро, когда за спиной остаётся половина пути, и беседа становится настолько ненапряжной, что семпай даже начинает изредка улыбаться. Момент для такого вопроса кажется самым подходящим, и Эйджиро даже ухитряется спросить вполне беззаботным тоном, будто они всё ещё говорят о любимых вкусах окономияки.       Амаджики-семпай густо краснеет, бормочет до того неразборчиво, что Эйджиро приходится придвинуться почти вплотную, насколько позволяет разделяющий соседние сиденья поручень. Ему кажется, что Амаджики-семпай сейчас сгорит. Или стечёт аморфной лужей под переднее сиденье. Или, если бы не сидел у окна, попытался бы убежать в хвост поезда. Или, наоборот, выпрыгнет в окно и обгонит этот самый поезд.       — Н-нет, — вместо всех обдуманных вариантов Амаджики-семпай нервно мотает головой. — Ни с кем. С чего бы… кто вообще…       — Значит, у меня есть шансы? — бодро продолжает Эйджиро, преувеличенно-бодро, потому что, перестань он улыбаться, немедленно начнёт трястись ещё сильнее, чем семпай, а это уже ни в какие рамки.       Амаджики-семпай смотрит на него широко распахнутыми глазами и краснеет ещё гуще — наверное, по цвету его лицо можно сравнить с волосами самого Эйджиро, и кажется, что семпай сейчас даже не сгорит, а попросту потеряет сознание. Но семпай только втягивает голову в плечи, жмурится, будто от яркого света, и кивает — робко, еле заметно.       И даже не сползает под сиденье аморфной лужей, когда Эйджиро, постыдившись орать на весь дремотный поезд, молча его обнимает.