Помнить тебя

Заглянуть в себя и сформулировать мысль сложно, сложней чем вспомнить формулу по тригонометрии. С чего начать? Без понятия. Я даже не в курсе, что я хотел сказать или просто забыл. Я давно думал о том, как устроена человеческая память… Это ведь действительно сложно осознать и понять. Сложно дать этому определение и ответить на вопрос: если я запоминаю, то почему не могу забыть? Почему я помню лицо и имя своей матери? Её ведь даже нет в живых, а в моей голове, она всё ещё есть Получается моя память- это мир, в котором живу я и люди, которых я знаю или знал, но почему же мне говорят, что нельзя жить своими воспоминаниями? Почему тогда мне нужно помнить? Это всё же правда странно, то как люди забывают. Мечты, людей, моменты, мысли, слова, формулы, да, можно забыть, но наверное, не всё нужно забывать, должно же быть то, что забыть невозможно или просто нельзя? Иногда я забываю своё имя или место, где я просыпаюсь с утра. Помню только…точнее не так… Я не могу забыть только его карие глаза и имя. Фрэнки… *** Резко, ярко, до ужаса белые и чистые кафельные стены окружили меня со всех сторон. Я вижу их настолько чётко, до тяжести во рту и мелькания синих маленьких точек перед глазами, будто просмотр записи со старых видеокассет. Непонятные звуки отражаются от стен, я даже могу это увидеть, всё плывёт очень медленно. Треск в ушах. Моя голова, как вечно сломанное радио. Чёрные волосы на белом фоне, красные белки и тёмно шоколадная радужка. Отвратительно. Красное сменяется белым и я не в силах понять почему кровь бардовая, почти чёрная и густая. На картинках она другая… Это похоже на обморок или трип. Я бы так думал, если бы отчётливо не чувствовал, как между моих пальцев бежит тёплая бардовая масса. Эти отвратительные карие глаза. -Я Фрэнки.- говорит существо напротив меня, оголяя ряд жёлтых прокуренных зубов. С его лица не сходит безумная улыбка, а зрачки кажется сузились до минимума. Существо встало и направилось в мою сторону. Изображение мельтешило, двоилось, но не размывалось, всё вокруг стало до ужаса ватным и тихим. Кажется радио наконец починили. Я очнулся видно только к вечеру, существо конечно никуда не делось, но приобрело нормальные очертания. Надо мной стоял мой младший брат. Светлые выкрашенные в отвратительный цыплячий блонд волосы, лицо с острым подбородком и мужественными скулами. Серьёзный взгляд серо-голубых глаз. Строгие очки пропали два года назад, после окончания школы, а вместе с очками исчезли прыщи, комплексы и заикание. Майки превратился в симпатичного и милого юношу. Он так сильно изменился и я так сильно им горжусь. Мы с ним полные противоположности. В старшей школе я был таким же, как и Майкс- лузером. Помните о противоположностях? Так вот: он был болезненно худым, не курил и не пил, много учился и читал больше, чем ел. У меня всё было наоборот. Разве что цвет кожи у нас с ним был одинаково болезненно- бледный. -Джер, как себя чувствуешь?Ты вчера перебрал с таблетками. Доктор говорил, тебе не стоило мешать их с алкоголем, тем более в таком количестве… Я так испугался. Глаза Майки наполнились слезами, он присел на краешек кровати и обнял меня. На моей груди растекалось огромное солёное пятно от слёз брата. В этот момент я ненавидел себя за это. Почему я опять довёл его до слёз, что на меня нашло? Я пытался вспомнить… Не знаю, когда это началось, думаю это было со мной всегда. Куда бы я не пошёл и чтобы не делал, я всегда ищу в толпе эти глаза. Ненавижу себя за то, что не могу забыть или вспомнить его. Кто он? -Я Фрэнки. Шоколадная радужка и красные белки глаз. Омерзительно. Почему я очнулся? *** Ноябрь. 2005 год. Погода поздней осенью особая. Ни на что не похожий ветер: сырой, сильный, а попадёт случайно на язык и кажется терпким, почти что нетерпимым и горьким. Солнце служит только для освещения, а небо становится серым и однотонным. Октябрь- тёплый, временами дождливый и крайне грустный месяц, тогда когда ноябрь- месяц пустота. Вы замечали, что все самые бессмысленные события происходят в ноябре? Я тоже, до этого момента. Я был ребёнком, когда в последний раз радовался ноябрю, ведь начинались осенние каникулы. Но ни какие каникулы не были способны утешить меня после одного «холодного» ноября. *** 20 ноября. 1999 года. В нашем доме никогда не было тишины, не потому что мы очень суетливая и активная семья, нет. Просто в нашем доме каждый день начинается и заканчивается скандалом. Скандалы бывают разные: Первый вариант — «Небольшое землетрясение». Оно происходит, когда оба родителя в трезвом виде. Они могут немного поругаться, но в итоге увидеть, как смешно наша кошка прыгает за краешком халата мамы, рассмеяться и пойти отдыхать. Второй тип «Избиение младенца». Такое происходит чаще всего. Один из родителей напивается, а другой, чаще отец, начинает кричать на другого. Обычно так делает моя мать. Она напивается по выходным, а затем ложится спать. Под вечер или же днём отец, в таком случае, может просто покричать, а может перевести всё это на следующую стадию. « Торнадо» — это когда пьяны оба родителя и чаще всего просто криками всё не заканчивается, начинаются побои. Мне уже целых 12 лет, а моему брату 10. Он трусит и постоянно плачет, когда начинается «Торнадо», я тоже боюсь и часто плачу, но мне нельзя этого делать. Я должен защищать брата. Многие мои одноклассники жалуются, что не могут уснуть, потому что думают об оценках или о девочках, о проведённых в парке выходных или о предстоящем концерте. Но я не могу их понять. Я не могу уснуть, потому что я должен удостовериться, что мой брат в безопасности, и родители его не тронут. Я уже не помню, когда хорошо спал или ел, свои порции я чаще отдаю Майклу, ну или он мне свои, потому что родители забывают о существовании, то одного, то второго сына. Но я не виню, ни маму, ни папу. Я просто хочу что бы они не ругались. Я просто хочу есть не по очереди с Майклом и спать, не боясь за него. Но они не прекращали. Я пытался привлечь их внимание. Я ранил себя, что бы они меня пожалели. Я выходил и кричал на них, но в итоге мне просто попадало. В 14 я начал морить себя голодом, что бы они заметили, что нам с Майки плохо, но этого никто не замечал, кроме Майкла. Он постоянно плакал и просил меня не умирать. Такой глупый. Умирать совсем не входило в мои планы, до тех пор, пока он не будет в безопасности. Мне было шестнадцать, когда одним вечером я понял, что сегодня всё подозрительно тихо. Я вышел из комнаты и начал осматривать комнаты, но везде было пусто. Ни матери, ни отца не было. Собирался идти наверх, но вспомнил, что Майкл просил захватить, что-нибудь с кухни. Двери кухни привычно скрипнули и передо мной открылось настоящее лицо этой тишины. Она была мертва. Моя мать. Окровавленная, такая ненастоящая, словно резиновая. Во мне не было ничего. Ни слёз, ни сожаления, ни боли, лишь облегчение, что больше скандалов не будет, потому что скандалить будет некому… Как оказалось отец просто ушёл, а мать, не выдержав этого, вскрыла кухонным ножом себе вены. Я перетащил на ковёр тело матери, позвонил в полицию и захватив с кухни пакет чипсов побежал наверх. -Джер, ну что там? Никого нет что ли? — Нет, Майкс. Уже нет. Я отдал ему пакет с чипсами, а он вместо спасибо, лишь заплакал и произнёс: -Скоро всё изменится… *** Ноябрь 2005. С того дня, прошло уже шесть лет. Отец отказался от нашего воспитания, да и оно нам было не особо нужно. Мы переехали жить к нашей тёте в Сиэтл. Тётя Мэри была добродушной и мягкой на характер женщиной, чем-то она даже напоминала мне мать. Вы спросите не шевелилось ли у меня ничего после её смерти? Мне больно, честно, но моя мать умерла не тогда, вскрыв вены, а как только в первый раз сказала, что ненавидит меня, когда она в первый раз ударила Майкса, а затем и меня, за то, что заступался. Первые недели с Тётей Мэри мы провели в большом страхе. «Оно должно скоро начаться». Так назывался наш страх. Майк просыпался по ночам и кричал, а я просто тихо плакал, что бы он не видел. В течении времени всё стало лучше. Майки перестал кричать и мочиться на постель. Всё стало лучше, только пустота от ноября стала ещё загадочней, ведь там в первый раз я и увидел эти карие глаза. — Привет, я Фрэнки… Это моё проклятье.