Здравствуй, дорогая Бриджит!
Если ты читаешь эти строки, значит, время пришло, и холодные объятья смерти утащили меня в царство мёртвых. Я пишу дрожащей рукой, боясь сломать ручку от напряжения, надеюсь, что густые чернила донесут до тебя угнетающие душу слова. Сколько нужно сказать, чтобы раскрыть все утаённые мысли, которые заполняют мой разум. Знала бы ты, Бриджит, как это трудно, какие чувства переполняют меня, и как сильно они терзают едва зажившие сердечные раны. По моим щекам невольно стекают слёзы, показывающие остатки прежней человечности. Всё, что у меня осталось — это ощущение, как глубоко внутри обретает свою мощь живущее во мне дьявольское существо; разрывающий изнутри оборотень, который жаждет лишь одного — своего высвобождения наружу. Лишь одна мысль, заронившая невыносимую боль в глубины моего сердца, соединяясь с нахлынувшей волною страха — затуманивает мой разум, а отчаяние ещё сильнее душит за горло. Сколько же страданий убивает меня изнутри! Лишая последних сил для борьбы с ненавистной частью себя, от которой мне уже никогда не сбежать, как бы я ни пыталась. И вот я другая, будто муссонный ветер, пришедший с юга и дующий с севера. Но есть и всегда будет вопрос, который истязает мою израненную душу. Он не имеет ответа, даже ты не смогла бы ответить на него! Я задаюсь им снова и снова, словно заезженная пластинка — скрипучая и дрожащая:— Почему жизнь несправедлива к нам?
Надежда узнать однажды ответ давно разбита на мелкие осколки. Она погрузилась в беспросветный мрак. Но эта мысль продолжает терзать голову, выжигая свежие и глубокие раны на сердце, как извечный вопрос, коим задавались отчаявшиеся и, будут вопрошать до скончания времён. Мне страшно! Страх липкой змеёй обвивает моё хрупкое тело, медленно сжимая его в крепких объятиях холода. Я теряюсь в догадках, что пылают искрами пламени в душе — как дыхание, разжигавшее на тлеющем пепле наши слепые надежды на моё спасение. Они давно стали всего лишь дикой несбыточной иллюзией, дарившей каплю жизни в море ненависти и потерь. Помнишь, Бриджит, те дни, когда мы с тобой жили, как нормальные люди, не страдали, не искали лекарство для моего излечения? Помнишь, что было до укуса мифического существа, скрывающегося в глубинах лунной ночи, которого боялись и люди, и звери? Помнишь, что мы хотели совершить, как желали поступить после окончания школы? О чём часто задумывались, что не боялись воплощать в притворстве на фотографиях, наивно грезя о страшной и необратимой мечте? Когда мы шли против всего живого на этой чёртовой Земле, держась вдвоём, скованные узами родства, став изгоями кровожадного мира? И только выбор гибели, как нам казалось, самоубийство — это лучший способ послать всех. Помнишь, как мы хотели смерти, как хотели умереть вместе, как единое воплощение вечного греха? Мы связали себя обещанием клятвы и скрепили кровью друг друга.«Свобода в шестнадцать или смерть, но вместе навеки»!
Но для нас всё осталось в прошлом, исчезнув, как капли дождя, иссушённые летним зноем. Когда-то я была сильнее, но ветер будто развеял мою былую мощь, и мосты наших путей оказались разведены жестокой судьбой. И только режущие воспоминания того, что нам пришлось пережить, якобы ради моего исцеления, которого на самом деле и не было, остались осколками нестерпимой боли в бездне нашей памяти. Мы пытались с этим бороться, но все наши труды, как выяснилось, напрасны. Я чувствую, как всё человеческое во мне слабеет, а зародившийся в глубинах меня оборотень подобно библейскому Люциферу, обретает силу. Монстр, который кровожаден и опасен, готовый рвать всё на своём пути, метать осколки последних чувств и причинять тебе страдания и боль. У меня больше не осталось сил сопротивляться ему. Я постепенно ухожу из этого мира, обретая сущность изголодавшегося по человеческой крови и плоти чудовища, который, словно несмолкающий шёпот, изнутри меня призывает убивать всех без разбору. Без сожаления и сострадания. Мне не хочется быть убийцей, для которого будет чужда человечность. Я не хочу навсегда стать монстром со звериным безумием и одной только мыслью кого-либо прикончить. Знай же, мне уже не страшно умереть! Всё, что меня теперь тревожит — пугающее осознание подступающей к тебе смерти, что тенью нависает над тобой, как только я оказываюсь рядом. Если б ты знала, Бриджит, какие кошмары меня преследует ночами, они страшнее девяти кругов ада. Они — это и есть безжалостное альтер эго, убивающее тебя на моих глазах: оно когтями разрывает одежду в клочья, оставляя на твоей коже глубокие раны, пронзает острыми когтями то плечо, то грудь, разрывая плоть на куски. Мне до сих пор слышатся твои крики — будто это уже произошло с тобой наяву. Поэтому молю, даруй же освобождение от дьявольских мучений, пронзи сердце серебряным ножом, ведь прежней меня больше не существует. Я стала тем, кто питается терзаниями и горем! Прошу, Бриджит, убей же меня первой — пока живущий во мне оборотень не убил тебя… Я не знаю, что нужно говорить в случаях, когда желаешь донести смысл своих суждений до собеседника, которого, в общем-то, нет. Сейчас выступаю в роли рассказчика, лелея надежды, что ты вникнешь в мой странный монолог, Бриджит.«Я покидаю этот мир навсегда, ни о чём не думая, Ни на что не надеясь, ничего не предпринимая»...
Знай, мой дух будет с тобой всегда и везде, где бы ты ни скиталась. Мы сёстры, связанные кровью и клятвой, нас соединяет тонкая нить, что навечно скрепила наши сердца. Мы сёстры, объединённые родственными узами, шедшие наперекор всему миру, который обернулся против нас.«Но даже в день страшного суда, Когда зло особо яростно — сёстры, Связанные кровью будут вместе навеки».
Прощай, Бриджит! Навсегда, твоя Джинджер.