Пончики?

      В коридор попадал холодный белый свет из соседней комнаты. Там горела настольная лампа, покорно освещая заваленный бумагами стол, на котором лежала голова тридцатилетнего мужчины. Его слюна промочила пару уже не таких гладких листов бумаги, испещренных рядами черных чисел, очки наполовину слезли, и если бы он работал на стуле с колесиками, то давно куда-нибудь укатился. Хотя вряд ли он бы это заметил после трех бессонных ночей. Жалюзи оставались закрытыми с позапрошлого утра, и некому было впустить в комнату солнечный свет в обнимку со свежим воздухом, поэтому приходилось наслаждаться застоявшимися, но уже привычными ароматами быстро завариваемой лапши и грязных носков. Неожиданно заиграла музыка популярной рок-группы восьмидесятых годов, и голова резко оторвалась от черного стола вместе с остальным телом. Красные глаза тут же уткнулись в стрелки часов, но цифра три ничего не дала, ведь неизвестно — дня или ночи. Мужчина поправил очки и принялся искать мобильный, разгребая кучу макулатуры, сбрасывая на пол ручки и карандаши, каждый раз чертыхаясь, услышав стук падающих предметов.       — Да? — произнес он выработанным с годами бодрым голосом, но когда услышал в ответ не начальника, выдохнул.       — Это Пак Чан Ель?       — Да, слушаю. Вы насчет сегодняшней встречи? Ким Чондэ? — предположил Чан. Он поднял с пола карандаш и придвинул к себе ближайший листок бумаги, готовясь записать новые время и место встречи, ведь Ким славился переменчивым настроением.       — Нет. Вам звонят из школы. Вы являетесь опекуном Пак Минсока? — сухо и безжизненно спросили на том конце.       Пак внутренне похолодел, а к горлу подступила тошнота. Он вспомнил события двухлетней давности, готовясь услышать самое страшное, положил мобильный на стол, боясь уронить от напряжения, и включил громкую связь.       — Что случилось?       — Ничего страшного. Мальчик неудачно упал на уроке физкультуры и сломал ногу. Мы вызвали скорую…       Школьная медсестра продолжала рассказывать, а Чан выдохнул, услышав, что все не так серьезно и трагично, как он думал. Тошнота отступила, но мелкая дрожь еще пробегала по телу. Пак почувствовал дежавю.       — Повторите, пожалуйста, название больницы, — расслабившись, он закурил любимые крепкие сигареты, а пока записывал адрес, зажал ее в зубах. — Спасибо. Скоро приеду.       — Так как я работаю в поликлинике, привязанной к этой больнице*, я могу иногда навещать вашего племянника, — неожиданно предложила медсестра. Неужели кто-то может быть добрым с таким голосом?       — Уверен, Минсок будет счастлив, — съязвил Пак, собираясь положить трубку.       — Стойте, — резко, но все в той же отстраненной манере сказала незнакомка. — Привезите ему вещей и передачку: фрукты, йогурты. Сухарики нельзя и…       — Понял, — перебил Чан и отключился, лишь бы не слушать этот монотонный голос.       На потухшем экране серым светом загорелось: 15:35.       — Что ж, — сказал Пак, посмотрев на игрушку сына — фиолетового покемона с кривыми лапами и одним глазом, — сегодня у нас незапланированный выходной, да, Пикачу?       Приняв душ и собрав вещи мальчика, Чан взял ключи от машины и поехал в больницу. Навигатор показал маршрут, но пришлось остановиться, так как мужчина увидел кондитерскую.       Привезите ему вещей и передачку…       Он припарковал автомобиль недалеко от входа, остальной путь прошел пешком, вспоминая, что там любит Минсок. Пак почувствовал запах выпечки, перед глазами возник смеющийся брат, вытряхивающий крошки из бороды. На коленях сидел черноволосый мальчик, держа в руках шоколадный пончик. Личико полностью покрыла коричневая, сладкая пленка, а глаза ярко горели, когда смотрели на отца.       — Ну, точно! — щелкнул Чан пальцами. — Донатсы!       Мимо прошла женщина, хмуро посмотрев на него, но словила вопросительный взгляд и ускорила шаг, прижимая к груди сумку, будто Пак был грабителем. Чан заметил витрину, а в ней свое отражение: синяки под глазами словно сумки кенгуру, трехдневная щетина и уставший взгляд маньяка-бомжа. Хорошо, хоть помылся, а то в больницу бы вряд ли пустили. А кто знает, кого там пускают. Все болеют. С этими мыслями он толкнул дверь, а через двадцать минут очереди и покупки двух пончиков, толкнул ее в другую сторону, выходя на шумную улицу. Щелкнула сигнализация, бумажный пакет с логотипом занял соседнее с водителем кресло, а нога нажала на газ.       — Здравствуйте, я вас провожу, — ответил светловолосый медбрат, хмуро оглядывая посетителя.       Он повел Чана между снующими туда-сюда белыми халатами и пациентами с капельницами по длинным, хорошо освещенным коридорам. Наконец, они добрались до нужной палаты.       — Дядя Чан, — обрадовался мальчик, увидев входящих людей. — А я тут умираю со скуки. Заберешь меня домой?       Пак сел на соседнюю кровать, озабоченно смотря на загипсованную ногу ребенка, а потом посмотрел на медбрата. Тот заметил столь выразительный взгляд и ответил за дядю.       — Нет, извините, господин Минсок, — печально улыбнулся парень. — Вам нужно полежать здесь еще несколько дней, а потом врач скажет, когда вас можно выписывать.       Мальчик нахмурился, а Пак ободряюще сжал маленькую ладошку.       — Не расстраивайся. Полежишь немного, познакомишься с ребятами, отдохнешь от школы. Лучше расскажи, как ты в этот раз умудрился? Снова за голубями бегал?       Услышав про освобождение от школы, Минсок не обрадовался, как ожидал Пак, а нахохлился и скрестил руки на груди.       — Да мои друзья уже забыли, как я выгляжу! — рассердился мальчик. — Вечно в этой больнице сижу, а тут воняет.       Чан растерялся и снова взглянул на молодого парня, проверяющего температуру у ребенка, лежащего на соседней кровати. Взгляд не остался незамеченным, и вскоре медбрат снова пришел на помощь.       — Господин Минсок, лучше расскажите, как вы получили свою боевую рану. И не забудьте сказать, как вы себя повели, — с улыбкой попросил юноша.       — Мы с пацанами играли в футбол, а противный Кай подставил мне подножку, вот я и грохнулся. Но я не плакал, — с гордостью добавил Пак-младший.       — Мужик растет, — Чан потрепал племянника по волосам. — Привык уже каждый месяц что-то ломать.       Медбрат тем временем собрал оставшиеся градусники, ободряюще улыбнулся Паку и вышел, а взрослый и ребенок продолжили болтать. Бумажный пакет перекочевал на колени мальчику, который тут же раскрыл его.       — Спасибо, — увидев пончики, разочарованно сказал Минсок. Он вымученно улыбнулся, но Пак не заметил этого.       — У вас тут хорошо. Места много.       — Ага. А то в прошлый раз лежал с каким-то странным мальчиком. Он вечно что-то перед сном бурчал себе под нос, — скучающе сказал ребенок, пряча донатсы обратно. — Ты привез тетрис или какую-нибудь игрушку?       — А, да! — вспомнил Чан и полез в сумку. Он достал оттуда фиолетовое чудо и вручил племяннику. — Держи своего любимца.       Минсок неуверенно и как-то нехотя взял игрушку, но не смог не улыбнуться, когда увидел, с какой любовью на него смотрит дядя.       — Круто, — протянул мальчик, собираясь после ухода Пака запихнуть монстра куда подальше, чтобы пацаны не засмеяли.       Прошла минута, а в воздухе повисла неловкая пауза. Чан заметил одинокий пакет.       — Чего не ешь пончики?       — Да я потом, — ответил Минсок.       — Хорошо, — согласился Пак, и они снова замолчали. — Хороший у тебя медбрат, да?       — Ага, — оживился мальчик. — Обращается ко мне, как к взрослому. На вы.       Чан засмеялся и по привычке взъерошил ребенку волосы, но заметил время на наручных часах и поднялся.       — Прости, малыш. Мне нужно идти работать. Завтра к тебе зайду, если начальник отпустит.       — Хорошо, — с толикой грусти сказал Минсок. — Точно завтра придешь? Обещаешь?       — Да, — спустя недолгую паузу заверил Пак. — Да, обещаю.       — А можно ко мне друзья придут? — схватив дядю за халат для посетителей, спросил ребенок.       — Конечно, можно, — улыбнулся Чан и вышел из палаты, махая племяннику на прощание.       Перед сном пришел медбрат. Он помог больным детишкам лечь в свои кровати, но уйти ему не дал Минсок.       — Вас зовут БэкХён? — прошептал мальчик.       Юноша посмотрел на свой бейджик, улыбнулся и кивнул. Поправив сползшее наполовину одеяло, он сказал:       — А вы очень внимательны.       — Почему вы работаете в больнице? — поспешно задал новый вопрос Минсок, увидев, что Бэк хочет уйти.       Свободная кровать коротко скрипнула, когда на нее сел медбрат. Он внимательно посмотрел на мальчика и задал встречный вопрос:       — Вы правда хотите знать? — Мальчик тут же закивал. — Или просто тянете время, чтобы я не ушел?       В темноте Бён едва различал черты лица Минсока, но был готов поклясться, что он покраснел. Мальчик опустил голову, пряча виноватый взгляд, сминая пальцами белый пододеяльник. Бэк коснулся чужой ноги, наклонился поближе и прошептал:       — Все нормально, Минсок. Вам нечего бояться, — успокаивающий голос не помог прогнать страх ребенка. — Хотите, я включу свет в коридоре?       — Можете со мной немного посидеть? — несмело попросил Минсок, подняв на медбрата глаза, преисполненные мольбой.       Бён вспомнил про свои обязанности, которые нужно было выполнить, пока старшая сестра не устроила головомойку, но на него смотрела причина, по которой он и пришел работать в больницу. Сделав свой выбор, Бэк кивнул, сел на кровать ребенка и погладил спутанные, черные волосы.       — Хорошо, я посижу, но обещайте мне не шуметь.       Расплывшись в радостной улыбке, Минсок закивал, словно искусственная собачка в машине. Бэк увидел на тумбочке бумажный пакет с логотипом и сказал:       — Там выпечка, да? Ваш папа знает, что такое в больницу приносить нельзя?       — Дядя принес пончики, — ответил мальчик и поморщился.       Бэк заметил недовольство ребенка и спросил:       — Не любите пончики?       Минсок встрепенулся и натянул одеяло на самый нос.       — Только дяде не говорите. Он думает, что я их обожаю.       — Почему не скажете правду? — резонно спросил Бён.       Но ответом послужила спина, которой мальчик к нему повернулся. Он натянул одеяло, словно прячась от всех бед и монстров реального мира. Бэк погладил Минсока по спине, ничего не говоря. Так прошло минут пять, пока ребенок не заговорил.       — Мой папа умер.       На минуту в воздухе повисла давящая тишина. Мерное дыхание детей и приглушенные разговоры медсестер на посту будто пропали. Остались только медбрат и мальчик со сломанной ногой.       — Мне очень жаль, — искренне сказал Бён.       Плечи ребенка затряслись, мужские руки, напоминающие отцовские, заботливо прижали к груди. Минсок уткнулся в белый халат, шмыгая носом.       — Вы говорили с дядей об этом? — тихо спросил Бэк, гладя мальчугана по острым лопаткам.       Он замотал головой. Неизвестно, сколько прошло времени, пока рыдания стихли. Бён положил мальчика в постель и укрыл одеялом.       — Спите. Все будет хорошо, — прошептал он ребенку. — А пончики я конфискую.       Минсок улыбнулся и закрыл заплаканные глаза. Уже так давно в нем копилась боль от утраты отца, а дядя, спасающийся от этой боли в работе, не хотел даже поднимать эту тему, делая больно и себе, и племяннику. Мальчик хотел избавиться от этой тяжелой ноши, но кому он мог довериться? Не своим же друзьям, которые еще никого не теряли. Они не смогут понять его. Минсок видел в Бэке взрослого друга, которому можно доверять.       На следующий день Чан смог отпроситься у начальства, чтобы навестить племянника, но встретиться с ним помешала биологическая мать Минсока. Они встретились у палаты, где женщина сквозь размытое стекло в двери наблюдала за мальчиком.       — Что ты здесь делаешь? — едва скрывая раздражение, спросил Пак.       Старая знакомая вздрогнула и повернулась к Чану с давно известной ему ухмылкой, узнав голос. Она прошла мимо и показала жестом, чтобы мужчина следовал за ней.       — Надо поговорить.       Пак двинулся за ней не сразу. Выйдя на пожарную лестницу, женщина закурила и предложила сигарету мужчине, но он отказался.       — Зачем пришла? Если хочешь забрать Минсока, то ничего не выйдет.       Она выразительно посмотрела на собеседника и снова ухмыльнулась, выдыхая сигаретный дым.       — Я хотела увидеть тебя.       Чан расхохотался. Чего он не ожидал, так это подобного ответа.       — С чего же мне такое счастье? — сложив руки на груди, спросил Пак.       — Это касается нас, — нахмурившись, сказала женщина.       — Нет никаких нас. О чем вообще ты говоришь? Кэт, кажется, тебе все мозги твой боксер вышиб.       Пепла и окурков в баночке на окне стало больше к концу разговора. Чан вернулся в больничный коридор бледный, а Минсок так и не дождался дядю. Пак почти вышел из больницы, но столкнулся в дверях с парнем, жующим пончик. Извинившись, Чан посмотрел на его лицо и узнал медбрата.       — Вы лечите моего сына, — сказал Пак, рассматривая юношу в коричневом пальто с бумажным пакетом в одной руке и пончиком в другой.       Бэк тоже пригляделся и узнал дядю Минсока. Он широко улыбнулся и кивнул, пропуская Пака вперед.       — Да, так и есть. Хороший мальчик, — смахивая с губ крошки, ответил Бён.       Они вышли на улицу и готовы были распрощаться, но потерянный вид Чана не дал Бэку бросить его. Парень посмотрел на экран мобильного, проверив время, вздохнул и окликнул Пака, собирающегося сесть в машину.       — Не хотите сходить в кафе? Я тут знаю одно. Там делают вкуснейший кофе и пончики. Правда, персонал там отвратный.       Чан пожал плечами.       — Вы куда-то торопитесь? Или у вас что-то случилось? Одна чашечка кофе не отнимет у вас много времени, да еще и согреет, а я вас выслушаю, если захотите поделиться.       — Это же недалеко отсюда?       — Ага.       — Только один кофе?       — Да, — снова подтвердил Бэк. — И пончик.       Пак посмотрел на машину, потом на доброжелательного парня, и согласился. Новые знакомые направились в сторону кафе. По дороге Чан заметил, что такие же пончики он вчера покупал племяннику.       — Да, верно. Это они и есть, — не стал врать Бён.       Остановившись, мужчина неодобрительно посмотрел на юношу.       — Вы отобрали пончики у ребенка? — недоверчиво спросил Чан.       Бэк расхохотался, увидев выражение лица собеседника.       — Я их забрал, потому что… — тут медбрат осекся, вспомнив свое обещание. — Потому что в больницу нельзя такое приносить. Не пропадать же им.       Пак ухмыльнулся.       — А вы, я вижу, своего не упустите.       Бён зарделся, сжал кулаки и, хмуря брови, твердо сказал:       — Не смейте думать обо мне всякие пакости. Мы знакомы недолго, так что ведите себя прилично.       Прозвучали извинения как раз тогда, когда путники достигли дверей кафе. Они сели за столик в смешанных чувствах. Все настроение Бэка пропало, но он постарался успокоиться и заказал ромашковый чай с пончиком в шоколадной глазури.       — Вижу, вы их обожаете, — постарался разрядить обстановку Пак.       Он не хотел идти домой, в свою одинокую, набитую бумагами квартиру. Не хотел вспоминать брата. Не хотел думать о будущем. Сейчас он желал лишь отвлечься от всего, проведя время в приятной компании. А этот медбрат был, может, и не очень приятной, но интересной компанией.       — Вчера я разговаривал с вашим племянником, — начал Бэк, когда официант принес их заказ, чуть не облив стол чаем, и ушел. — Он очень горюет по отцу.       Пак кивнул, погружая вилку в салат.       — Знаю. Прошел всего год, как брата не стало.       Бэк отпил глоток горячего чая, наслаждаясь вкусом и теплотой напитка, разливающейся по телу.       — Может, это не мое дело, но я думаю, что вам нужно поговорить об этом. О вашем брате. Минсок старается быть сильным, как и вы, не хочет вас расстраивать. Как и вы его. Но я думаю, нужно показать ему, что грустить — это нормально.       Чан ничего не ответил, молча доел салат, допил кофе и встал, сняв со стула пальто.       — Вы правы. Это не ваше дело, — сказал он наконец. — Спасибо за обед. До свидания.       Бён грустно посмотрел ему вслед, достал телефон и написал смс. Перед уходом он купил еще пончиков на вынос.       Через неделю врач разрешил Минсоку поехать домой, дав дяде необходимые рекомендации. Чан быстро собрал ребенка и вручил ему костыли.       — Дерзай, — с улыбкой сказал он. — Не в первый раз.       Минсок в ответ засмеялся. Пока они шли к лифту, мальчик постоянно оглядывался, ища знакомое лицо, что заметил Пак.       — Что-то забыл? — спросил дядя.       — Хочу попрощаться с БэкХёном-хёном. Где он?       — Наверное, не его смена, — сказал Чан, нажав на кнопку вызова лифта. — С твоим талантом ломать ноги и руки, вы скоро увидитесь.       — Дядя! — воскликнул Минсок. — Тебе так нравится, когда я лежу в больнице?       Чан потрепал мальчика по волосам, едва сдерживая смех.       — Я просто шучу, дурачок.       Лифт приехал, дверцы раскрылись. Минсок еще раз оглянулся, но никого не увидел и тяжко вздохнул. Чан тоже не смог сдержаться и посмотрел вглубь белого коридора, набитого больными в цветных халатах и с гипсами на разных конечностях. Но, как и сказал Пак, сегодня Бэк не работал.       Вечером Минсок смотрел телевизор, когда рядом сел дядя и переключил канал. Началась борьба за пульт, которую выиграл мальчик на правах больного.       — Папа любил этот мультик больше меня, — неожиданно сказал Минсок.       Прошел год с прошлого раза, когда он говорил о папе. Чан посмотрел на него, а потом на экран телевизора. Перед глазами возникло лицо медбрата, губы, говорящие, что им нужно обсудить смерть брата.       — Я так скучаю по нему, — дрожащим голосом сказал мальчик.       Пак заметил зарождающиеся слезы, вздохнул и притянул племянника к себе, ероша темные волосы. Минсока будто прорвало. Целый час он говорил о своем отце, вспоминал все моменты — светлые и не очень. А Чан молча слушал и не перебивал. Мальчик оказался мудрее взрослого и первым сделал шаг, в тысячу раз сокративший пропасть, мешавшую им понять друг друга.       — Я тоже по нему скучаю, — признался Пак, укладывая парнишку спать. — Спасибо, что поделился со мной своими чувствами. Я ценю это.       — Это все БэкХён-хён. Он сказал, что нам нужно поговорить о папе, - тихо произнес Минсок, закрываясь голубым одеялом. - Сказал, что нам станет легче.       Пак улыбнулся.       — Он прав.       После этого разговора у них установилось хрупкое доверие: они могли почти спокойно болтать о брате Чана, но племянник до сих пор не мог признаться, что не любит пончики из-за неприятных ассоциаций с мертвым отцом, а Чан не мог рассказать, что виделся с его биологической матерью. Он все никак не мог выбросить из головы то, что тогда сказала Кэт. Все чаще Чан приглядывался к Минсоку, следил за его выражением лица, вглядывался в его глаза, будто что-то искал, просматривал свои детские снимки, где они с братом. Ему так хотелось вернуться в больницу и сделать тест на ДНК, но что-то останавливало. Он отсчитал девять месяцев от их неловкого, пьяного раза с Кэт, и, вроде, все сходилось, но брат тогда хвастался новым медовым месяцем в их отношениях, о регулярном, жарком сексе.       В очередной раз Чан сидел на крыльце, курил сигарету и размышлял о возможном отцовстве. Неожиданно Пак вспомнил давний разговор c Воном. Тогда он показался ему странным, но сейчас… Нет, не хотелось в это верить.       — Почему не отдашь Минсока в баскетбол? У него отличная координация и глаз наметан для его лет, — спросил Чан, наблюдая за племянником, играющим с мамой в мяч.       Брат ответил только тогда, когда осушил бутылку с пивом до конца. Все это время он не сводил глаз с сына.       — Боюсь, что он себе что-нибудь сломает. Ты же его знаешь, — и неизвестно откуда взявшееся недавно напряжение пропало, а на губах мужчины загорелась улыбка счастливого семьянина.       — А помнишь меня в детстве? Я был крут в баскетболе, пока не поссорился с командой. Ведь я считался лучшим из них, а они завидовали, — ударился в воспоминания Чан.       — Ты был мудаком, вот тебя и поперли, — засмеялся брат.       И тут Минсок закричал «лови!», Чан успел забрать бутылку пива у Вона, но даже это ему не помогло: мяч пролетел мимо. Все засмеялись. Кэт назвала мужа слепым кротом.       Чан вернул пустую бутылку брату и побежал за мячом, а потом присоединился к игре.       — Это может быть просто совпадением, — сказал себе Пак, но рука уже потянулась к телефону.       — Да?.. Чан?.. Откуда ты взял мой номер?.. Что?       — Как ты узнала, что Минсок мой сын? Почему ты так уверена? — повторил вопрос Пак.       — Ты точно хочешь знать?.. После его смерти я нашла какие-то медицинские бумаги. Оказалось, он еще до встречи со мной сделал тест и… Он бесплоден. Мы так часто говорили о детях, хотели завести своих. Он был не против. Говорил, что, может, будет лучше, если мы возьмем сиротку из интерната. Ты знаешь, каким он был жалостливым. Но, возможно, причина была не только в этом.       — Почему ты мне сразу не сказала? — разозлился Чан.       — А смысл? Ты все равно его уже тогда усыновил, а я была расстроена, что осталась одна. Знаешь, как мне было тяжело?       — Как тебе было тяжело? А ты думала, как тяжело Минсоку? Или что, тебя там твой боксер плохо успокаивал? Ты сбежала от Вона еще когда вы были женаты. Одна она осталась!       — Будешь говорить гадости, и я положу трубку, — чуть не плача, пригрозила Кэт.       Пак еле сдерживался, чтобы не выбить из кого-нибудь дерьмо. Вместо пустых разговоров он отключил телефон, вернулся в дом, проверил, спит ли племянник-сын, сел в машину и уехал. Вернулся он глубокой ночью с фингалом под глазом, лопнувшей губой и разбитыми костяшками на пальцах. Одежду пришлось кинуть в стирку из-за впитавшейся крови, зато Чан чувствовал себя намного лучше. Он пошел в комнату к Минсоку, осторожно открыл дверь и заглянул в темноту. У кровати горел ночник, освещающий спящего мальчика. Он оберегал его от чудовищ, что у него получалось лучше, чем у Чана.       «Вон лучший отец, чем я. Он воспитывал чужого ребенка и знал это. И знал, от кого этот ребенок», — подумал Пак с грустью, смешанной со стыдом, и вернулся к себе в спальню.       Не прошло и месяца, как Минсок с только освободившейся ногой отдал гипсу свою руку. Но в таком виде он мог хоть в школу ходить, что несказанно радовало. Мальчик хвастался, что ему не надо записывать, так как он сломал правую руку, на что одна «злобная училка» заставила читать учебник.       Он провел в больнице всего день и успел увидеться с Бэком. Минсок с радостью рассказал медбрату, как они живут с дядей, а Бёну оставалось лишь порадоваться. Забирать мальчика пришел Чан. Они встретились с Бэком в палате и неловко друг другу улыбнулись. Чан протянул Бёну пакет.       — Мы с… племянником не смогли в прошлый раз вас отблагодарить, сделаем это сейчас. Спасибо вам, — сказал Пак. — Ваш совет очень помог. Извините, что так грубо вам тогда ответил. Я был расстроен.       — Можете не оправдываться, — улыбнулся в ответ Бён, с благодарностью принимая свое любимое лакомство. — Я рад за вас.       — И тебе я тоже купил, — сказал Чан, протягивая пончик больному ребенку.       Минсок умоляюще посмотрел на Бэка, беря протянутый донат. Бён ободряюще улыбнулся и кивнул.       — Дядя, — тихо начал мальчик, — я не люблю пончики, прости.       Чан вздохнул, забрал у него донат и отдал Бэку.       — Значит, хёну больше достанется, — ответил Пак и привычно потрепал шевелюру Минсока. — Дома расскажешь, что ты там еще не любишь.       Мальчик засмеялся и убежал поздороваться со своим врачом.       — Еще раз спасибо вам. Стоило походить к психологу, чтобы решить проблемы с… племянником, но все времени нет. Работа, — поделился Пак, надеясь, что Бён не заметил, как он спотыкается на слове «племянник».       — Ничего. Я понимаю, — сказал Бэк.       — Приходите к нам на ужин, — неожиданно предложил Чан. — Вы моему племяннику очень нравитесь.       — А вам? — спросил Бён и засмеялся, увидев, как Пак покраснел, тронул за плечо и успокоил: — Я шучу. Конечно, я приду. Только у меня одно условие.       — Пончики? — догадался Чан.       — Пончики, — подтвердил Бэк и сжал бумажный пакет.