fight my demons

— Могу ли я полюбить? — Что за вопрос? Конечно, — непозволительно быстро для обдуманного ответа выпалил Ёнгук, увлечённый наматыванием лапши на палочки. — Мы все… — Нет, хён, — перебил его Чжунхон, — имею ли я право полюбить? Немигающий взгляд тёмных глаз был устремлён прямо на старшего, сканируя малейшие изменения в его лице. Напускная серьёзность едва ли могла скрыть нетерпение, с которым младший ждал ответа. Ёнгук громко выдохнул. — Чжунхон, — отложив палочки, начал парень, — на любовь не бывает прав. Это не тот случай. Она вне контроля, и внутренние установки тут бессильны. Любовь тебя либо находит, либо — нет. Здесь каждый имеет равные шансы. Всё решает время. Младший хмыкнул, слегка покачав головой. Нетерпение сменилось отрешенностью, и парень опустил глаза, рассматривая нетронутую миску с лапшой перед собой. Его любимое чапчхэ. Слегка обжаренные грибы, тонко нарезанный красный перец, свиное мясо и хорошо уловимый аромат чили и чеснока всегда пробуждали в нём зверский аппетит. Однако есть это чапчхэ абсолютно не хотелось. Зоркий глаз без труда заметил слегка переваренную лапшу, что так неаппетитно слиплась между собой. Парень усмехнулся своим мыслям. «Яркие детали служат отвлекающим маневром от забракованной основной составляющей. Прямо как у меня», — пронеслось в голове. Реакция младшего была красноречивее слов, и Ёнгук мысленно отругал себя за банальность, которую только что выдал. Не такого ответа от него ждали. — Хён, только я — не каждый. Безэмоциональный голос Чжунхона прозвучал оглушающе громко в образовавшейся тишине, звонким эхом отражаясь от светлых стен. Не поднимая глаз от стола, он с остервенением натягивал рукава домашней толстовки на кисти рук. Привычка. Все кофты младшего имели общую отличительную черту: вытянутые рукава и потрёпанные манжеты. Друзья частенько отчитывали, грозясь выкинуть это, как они говорили, «тряпьё», но мягкая ткань служила парню отдушиной. Жалкая попытка спрятать и забыть. Кисть левой руки. Врождённая патология. В медицинской карте лишь коротко и сухо: «Гипоплазия кисти. Этиология не установлена». Вот так просто жизнь Чжунхона оказалась в его руках. В прямом смысле этого слова. — Хон-а, посмотри на меня. Не закрывайся. Ёнгук протянул к сидящему напротив парню руку, но тот лишь увернулся, на мгновение сталкиваясь взглядом со старшим. На дне карих глаз плескалось болезненное отчаяние, скрытое за внешней отчуждённостью. Ладонь повисла в воздухе, так и не достигнув своей цели. Опомнившись, Ёнгук сжал пальцы в кулак, опуская его себе на колени. Взгляд прошёлся по бледному лицу, отмечая как огрубели его черты. Чжунхон взрослел слишком быстро, и разговоры с ним приобретали всё более серьёзный характер. Этот ребёнок неплохо «читал» людей, от того переубедить его в своих выводах становилось сложнее. Глаза остановились на небольшом шраме под нижней губой, и, слегка наклонив голову вбок, Ёнгук непроизвольно сузил глаза. Младший шумно выдохнул. Он почти реально ощущал тяжесть изучающего взгляда на своём лице. Испугавшись промелькнувшего интереса в тёмных глазах напротив, парень тряхнул головой, сильнее натягивая рукава толстовки. — Не надо, хён. Пожалуйста, не смотри так. Не люблю, когда на меня смотрят. Кажется, что оценивают. — Послушай. Люди не придают такого большого значения, как ты думаешь. Не уверен, к счастью или сожалению, но пока мы не сближаемся с другим человеком, он не особо нам интересен. Напротив, мысли каждого заняты беспокойством о том, что думают о нём другие. Смешно, но люди — эгоистичны даже в подобном. Твоя проблема — не в руке, она — у тебя в голове. Ты слишком зациклен на картинке, а человек — это больше, чем просто безупречная внешность. Мы гораздо сложнее, — спокойно произнёс старший, отодвигая тарелку в сторону. Есть больше не хотелось. — Как говорят, чужая душа — потёмки. Нам не дано узнать, что на самом деле скрывается за определённым взглядом или поступком. Ты не имеешь право обобщать. То, что ты видишь себя так, не значит, что окружающие видят то же самое. И то, что все смотрят на одну и ту же ситуацию одинаково — тоже. Облокотившись о стол, Ёнгук снова предпринял попытку пробиться сквозь выстроенные младшим стены личного пространства. На этот раз он проехался открытыми ладонями по столу, надеясь на ответный жест. Парень скользнул взглядом по ухоженным идеально ровным пальцам старшего и вымученно улыбнулся. В груди неприятно кольнуло. — Прости, но я не услышал ничего нового. Всё это звучит до противного правильно и похоже на текст из учебника по психологии для начинающих. Однако всё это теория, Ёнгук-хён. Реальность далека от того, что ты сказал. Пристальный взгляд, прожигающий насквозь, парализовывал, пресекая попытку младшего опустить глаза. Старший был недоволен и несогласен. Об этом свидетельствовала небольшая складка, появившаяся между густых бровей. Чжунхон слишком хорошо изучил своего хёна. Тем не менее, Ёнгук не стал возражать, продолжая разглядывать серьёзное лицо напротив и предоставляя возможность высказаться. — Я каждый день бываю на улице и вижу. Люди смотрят. Они постоянно разглядывают. И даже не смущаются, пересекаясь со мной взглядами. Кто-то смотрит с любопытством, кто-то — с сожалением, а кто-то — с отвращением. Не нужно много опыта, чтобы распознать эти эмоции. Это противно. — А чего ты хотел? Ты никого не подпускаешь к себе и отгородился от любого общения. У них нет возможности узнать тебя как человека, заглянуть за внешнюю оболочку. Они вынуждены довольствоваться тем, что доступно. Дай им шанс. — Я весь в их глазах сужаюсь до моей руки. Мой недостаток определяет меня как человека. Я — бракованный, и каждый раз мне не забывают об этом напоминать. Я усвоил урок: я им не ровня. Поэтому дать шанс не могу. «И не хочу. Не хочу услышать подтверждение своим догадкам. Хочу оставить маленькую надежду на то, что я ошибаюсь. Я ведь имею на это право?» — мысленно закончил младший, оставляя неозвученный вопрос без ответа и отворачиваясь к окну. Тяжелый выдох слетел с губ старшего. Он догадывался о том, что осталось невысказанным. Было больно слышать от Чжунхона подобное. Было больно за самого Чжунхона. Но пока он сам не поверит в ошибочность своих убеждений, никто и ничто не сможет изменить ситуацию. Ёнгук знал, как сложно ломать собственные предрассудки. — Тебе проще убедить себя в том, что ты недостоин, чем открыться и позволить узнать твою историю. Ты трусишь. Бегство от проблемы никак её не решит. — Я не позволю лезть к себе в душу. Им в любом случае не нужна моя история. Пальцы сильнее сжали плотную ткань, словно та могла укрыть от нежелательных эмоций. — Ты слишком однозначен. Видишь только то, во что веришь. Но твои убеждения не обязаны соответствовать реальности другого человека. Каждый из нас имеет недостатки, и их далеко не всегда можно увидеть. Все мы боремся со своими «монстрами», которые, поверь мне, бывают гораздо страшнее того, что у тебя. Твоя рука — это физический недостаток, который никак не меняет тебя как человека. Другое дело — то, что скрыто от глаз постороннего. То, что мы прячем внутри. Да, эти недостатки оставляют красивую обёртку при нас, но попадает под удар «содержимое», если можно так выразиться. «Внутренние монстры» искажают восприятие действительности, отравляют мысли, руководят поступками — в общем, откладывают отпечаток на личности. Они достаточно умело играют на инстинктах, блокируя разуму возможность вмешаться. Страшнее всего, что в этом случае человек не противостоит мнению или поведению других людей, он фактически сражается против самого себя. Если в твоём случае можно убрать неподходящих людей и избавить себя от нежелательного общения, то в случае с «внутренним монстром» — такой возможности нет. Убежать невозможно. Поэтому и приходится каждый раз стараться удержать «монстра» в узде, чтобы всё ещё принадлежать самому себе. Если однажды он окажется сильнее, то разрушится всё, что выстраивалось до этого момента. Человек перестанет быть собой. И никакая безупречная обёртка помочь уже не сможет. — К чему ты это всё, хён? Чжунхон повернул голову и, подперев завёрнутой в рукав кистью подбородок, с интересом взглянул на Ёнгука. Парень смотрел сквозь младшего, погрузившись в свои мысли. Столь длинную речь от него можно было услышать крайне редко. — К тому, что заинтересованность «обёрткой» — это лишь мимолётный порыв. В долгосрочной перспективе важно стоящее внимания «содержание». Не всегда «потрёпанная обёртка» оказывается хуже. — Окей, и? — И у каждого должен быть шанс на эту долгосрочную перспективу, независимо от «обёртки» и «содержания». Мы все равны. Думать, что ты в этом мире единственный, как ты выразился, бракованный — неправильно. У каждого свой брак. Просто у кого-то он хорошо завуалирован. Нет лучших и худших. Достойных и недостойных. Что касается любви, то каждый находит то, что наиболее устраивает конкретно его. То, что уравновесит его недостатки. Того, кто поможет усмирить его «монстра». — Хм, интересная теория. Я и не догадывался, что ты такой специалист в психоанализе людей, — тихо рассмеялся младший, открывая взору аккуратные ямочки на щеках. — С тобой поживёшь — ещё не тому научишься. Если тебе это действительно нужно, то просто дай шанс этому случиться, Хон-а. Это всё, что я хотел сказать. Чжунхон растянул губы в улыбке, вставая из-за стола. Кинув тарелку в раковину, парень развернулся, сталкиваясь с только что подошедшим к нему Ёнгуком. Старший сделал осторожный шаг вперёд, сокращая расстояние между ними до минимума и протягивая руку к спрятанному запястью. Горячий выдох коснулся поджатых губ. Рука младшего дёрнулась назад, но была схвачена цепкими тонкими пальцами. Чжунхон слабо вскрикнул, испуганными глазами глядя на Ёнгука. Он молчал, но встревоженный, бегающий по лицу стоящего напротив парня взгляд умолял не делать этого. Старший медленно приподнял манжет толстовки, скользя подрагивающими пальцами вдоль руки и постепенно обнажая бледную кисть. Вложенная в столь обычное действие нежность пробиралась под кожу. Чжунхон сжался, словно ожидая удара. Освободив кисть младшего от потрёпанной ткани, Ёнгук устроил её на своей груди, накрывая горячей ладонью и слегка поглаживая кончиками пальцев. Едва ощутимые прикосновения, порхающие по холодной коже, оставляли после себя приятное щекочущее чувство, медленно растворяя инстинктивный страх в обжигающем удовольствии. Притянув еле дышащего парня ближе к себе, старший поднял его лицо за подбородок, устанавливая зрительный контакт. Тишину тёмной кухни разрезал низкий шёпот: — Позволь мне усмирить своего «монстра».