***
Падкий на халяву, Гинтоки, конечно же, не мог отпустить замкома ночевать под крышей в тепле и сухости, сам оставшись в вонючей помойке с не в меру болтливым Мадао. Перспектива быть спущенным с лестницы заботливой Кагурой, однако, тоже не радовала его от слова совсем, а денег, вопреки громким заявлениям про кутёж на всю ночь, у него не было. Того, что осталось, не хватило бы и на якисобу с утра. Да что там, их не хватило бы даже на самый дешёвый бар на окраине Эдо — все свои скромные финансы он уже спустил в той злополучной забегаловке, даже трёхсот йен не осталось. И выбора, кажется, тоже. Наплевав на требования замкома отцепиться где-нибудь по дороге, Гинтоки всё равно упрямо шёл за ним, подтрунивая и задавая дурацкие вопросы. Хиджиката, отчаявшись отделаться от занозы в заднице, наконец плюнул и сдался. Гордость в пьяном состоянии атрофировалась у обоих, сменившись пофигистичной расслабленностью, и против больше никто не выступал. Разве что только извечные ругательства и краткие перепалки никуда не делись, и в темном переулке звучали два пьяных голоса: — Боишься детишек, кудрявый идиот? — Кто бы говорил, Оогуши-кун. — Я Хиджиката, твою мать! Чёрт! — замком споткнулся о так некстати стоявшую прямо на дороге коробку и едва не упал. Мадао, кажется, опять сменил жилище, а вот убрать за собой не удосужился. — А ты совсем под ноги не смотришь, да? Неудивительно, в твоём возрасте так пить вредно, это плохо влияет на твою потенцию, между прочим. И на зрение тоже. Хиджиката опешил: — Ты что несёшь, придурок?! Всё у меня в порядке со зрением! Гинтоки громко, ехидно, как полковой конь заржал, и замком, поняв, как он только что сел в лужу, не нашёл ничего лучше, чем ёмко обозвать его идиотом и попытаться треснуть. К сожалению Хиджикаты, он промахнулся. Единственная гостиница на окраине города доверия не внушала: вся обшарпанная, в каких-то непонятных пятнах и трещинах на фасаде, она была больше похожа на сарай. Очевидно, что внутри там было совсем не лучше, зато горело всего несколько окон — значит, хотя бы номера есть. Девушка-администратор, непропорционально миленькая для этого убогого места, долго рассматривала двух шатающихся и пахнущих перегаром мужчин, торопливо оправдываясь: — Простите, но у нас резко закончились все номера с раздельными кроватями! К нам в отель заселилась делегация с планеты Ки, сплошь супружеские пары, а вы, должно быть, сами знаете, что нет ничего хуже совместного сна с надоевшим мужем! Ничего не могу поделать, господа. Осталась только комната под крышей. Раньше мы хранили там швабры, но сегодня можем предложить её вам всего за полцены, раз вы так печально выглядите. Денег у вас, должно быть, совсем немного, да? В случае, если вам не подходит наше щедрое предложение, вы можете убираться отсюда к чёртовой матери, — нежно прощебетала милашка. Гинтоки направил на Хиджикату вопросительный взгляд. Замком безразлично пожал плечами — ему адски хотелось спать, и где это делать — в роскошных хоромах или в комнате под крышей за полцены, значения не имело. Он кивнул в ответ, а Йородзуя по-хозяйски протянул руку за ключом, параллельно расплачиваясь из заранее прикарманенного бумажника замкома, и улыбнулся девушке, как он думал, самой очаровательной из своих улыбок. Девушка ответила ему такой жуткой гримасой, что Гинтоки, чертыхнувшись и поминая Ками-саму в одном предложении, резко отскочил назад и попятился в сторону лестницы. Девушка, впрочем, теперь вполне мило улыбалась, явно довольная собой. «Надо будет сказать Пацсану, что далеко не всегда за ангельским личиком скрывается такая же ангельская сущность, пусть думает, что я делюсь с ним своей невиданной мудростью, дурачина!», — подумалось ему. Уже лёжа на огромной, во всю комнату двуспальной кровати, Гинтоки повернул голову в сторону замкома и спросил: — Слушай, придурок, тебя совсем не смущает моё присутствие в непосредственной близости? — Нет, меня это не смущает. Меня это бесит. И я с удовольствием бы спихнул тебя на пол, а затем хорошенько отпинал. Что и сделаю, как только ты заснёшь. — Нет, не сделаешь, Оогуши-кун! Гин-сан отпинает тебя первым! Гинтоки попытался было лягнуть замкома ногой, но не смог. Кровать была настолько здоровенной, что он попросту до него не дотягивался. Подползать ближе, чтобы двинуть Хиджикате, было слишком лень, и он оставил эту затею. Какое-то время они просто лежали молча, пока Йородзуя снова не нарушил тишину между ними: — Эй, Оогуши-кун? Ты не спишь? — Нет, чёрт бы тебя побрал, я не сплю! — раздражённо ответил замком. — Я вообще заснуть не могу, не получается! Чего тебе? Гинтоки, задумчиво пялясь в низкий потрескавшийся и местами вздутый от влаги потолок, протянул: — Я подумал, что это как-то неправильно, Оогуши-кун. Каждая наша попойка всегда заканчивается какой-нибудь историей, после которой нам очень стыдно, так? — Хиджиката коротко угукнул в знак согласия, и Гинтоки продолжил. — Ещё не было такого, чтобы мы просто взяли и легли спать, как нормальные люди. — На что это ты намекаешь, полудурок? — повернулся к нему Хиджиката. — На то, что нельзя нарушать существующий порядок вещей, тупой Оогуши-кун. Ты что, забыл, что это ни к чему хорошему не приводит? Нам срочно нужно что-то сделать. Что-нибудь эдакое! — Лечь спать, например, — буркнул замком, отворачиваясь обратно. — Чем тебе не из ряда вон выходящее событие для наших пьянок? Такого уж точно ещё не было. И вообще, что можно сделать такого тут, в комнате, где есть только кровать? Разве что… ай, короче, иди ты к чёрту, Йородзуя. Гинтоки резко сел на кровати — так, что побитые жизнью пружины жалобно скрипнули. Недомолвок и загадок самурай страшно не любил. Пьяный мозг требовал продолжения со всеми вытекающими из этого последствиями, и сопротивляться Гинтоки нужным не считал. — Нет уж, майора, договаривай! — он всё-таки дотянулся и пнул возмущённо ругнувшегося Хиджикату. — Я так просто спать не лягу! Ещё чего, чтобы завтра опять какая-то хрень произошла, потому что тебе вздумалось проигнорировать сложившийся порядок вещей?! — Да с чего ты вообще взял, что что-то должно случиться? — устало спросил Хиджиката. Неоновая вывеска дешёвой гостиницы светила в окно, заливая всю комнату кислотным розовым светом. Это раздражало, хотелось отвернуться, но тогда пришлось бы лечь лицом к неугомонному Гинтоки, который громко требовал приключений, суля все возможные несчастья из-за их отсутствия. — Да потому что так всегда происходит, дуболом! — заверещал Йородзуя. — Ты вспомни хотя бы тот раз, когда… Хиджиката изо всех сил пытался придумать хоть что-нибудь, что могло бы заткнуть его наконец, но, как назло, саке оказалось сильнее. В голову ничего, кроме приставучего шлягера Оцу, не приходило. Возможно, старый добрый хук слева мог бы ненадолго решить его проблему, но, во-первых, всё же ненадолго, а, во-вторых, Гинтоки мог и ответить. Нужно было выкручиваться как-то иначе. — Раз тут ничего нет, а дурацкая история нужна, то давай потрахаемся! — брякнул замком. Орущий сзади Гинтоки оборвался на полуслове, будто кнопку «стоп» нажали, и в комнате повисло молчание. Хиджиката, проклинавший было себя за то, что ляпнул первую же пришедшую в голову, помимо шлягера, мысль, вздохнул с облегчением и блаженно прикрыл глаза в желании вырубиться сейчас же. Часов на восемь, а ещё лучше — десять. Конечно, это с его стороны было слишком, но зато сработало. Ну не станет же он идти на это ради… — А знаешь, для постыдной истории звучит очень даже неплохо! — раздалось сзади. — Ты никогда не хотел поэкспериментировать, Оогуши-кун? Говорят, мужик лучше знает, что и как нужно другому мужику, почему бы не попробовать разок? Хиджиката резко распахнул глаза и от души выматерился. Он ожидал от придурка многого, но такого точно ожидать не мог. Молниеносно развернувшись к идиоту сзади, он, следуя его примеру, тоже сел под жалобный скрип пружин и зло уставился на него. Нахальная рожа напротив просила то ли кирпича, то ли сэппуку. — Ты, блять, совсем, что ли, ненормальный?! — гаркнул замком. — Мы же одинаково пили, почему ты бредишь, а я нет? Вот что, я тебе сейчас двину пару раз и лягу спать. Вот прямо сейчас и начну! — Придержи коней, майора! — поднял руки в примирительном жесте Йородзуя. — Во-первых, не я это предложил. Во-вторых, со мной всегда случается какая-то хрень, и если в твои планы не входило разбираться с ней в свой выходной день просто потому, что оказался рядом и тебя тоже зацепило, то хочешь ты того или нет, а придётся нам что-нибудь эдакое вытворить. В конце-концов, это ради общего блага, Оогуши-кун. — Звучит неубедительно, — пробормотал Хиджиката, впрочем, уже не столь уверенно. Доля правды в словах Гинтоки всё же была, с ним действительно всё время происходила просто немыслимая фигня, а рассуждать хоть сколько-нибудь логически было очень сложно. Мысленно пообещав себе, что теперь-то уж точно бросит пить навсегда, замком продолжил. — Но если ради общего блага и моего спокойного выходного, то… то, чёрт возьми, нет! Должен быть другой способ! Может, решим вопрос не так радикально? — Например? — лениво поднял бровь Гинтоки, с привычным дохлым безразличием глядя на него. Замком, краснея, как ему показалось, до самых корней волос, тихо бормотнул: — Ну, не знаю, передёрнем друг другу, например. О таком не расскажешь, история более чем стрёмная, а задницей жертвовать никому не придётся. Йородзуя поскрёб кудрявый затылок, что-то мысленно прикинул (как подозревал Хиджиката, никакой дельной мысли в его голове на этот момент не было, придурок просто притворялся, изображая бурную мозговую деятельность) и щёлкнул пару раз пальцами — для пущей убедительности. Замком, которого вся эта ситуация начала порядком напрягать, чертыхнулся и отвесил Гинтоки пинка, уточнив, что сделал это исключительно для ускорения его мыслительного процесса. Пинок возымел эффект. Тяжело вздохнув, Гинтоки с видом мученика повернулся к замкому и сказал: — Ладно, псина, будь по-твоему. Но это только ради спокойных выходных, понял? — Эй, не говори так, будто это была моя идея! — вспыхнул Хиджиката. — И вообще, если вздумаешь кому-нибудь об этом ляпнуть, придурок, я оторву твой грязный садовый шланг под самый корень, понял меня? — Вздумаешь дёрнуть мой драгоценный Джаставей слишком сильно — и твоя бесполезная грустная макаронина окажется у тебя же в глотке! — не остался в долгу Гин-сан. Хиджиката проигнорировал выпад, через силу встал с огромного лежбища и направился куда-то в сторону рукомойника в углу. Гинтоки неотрывно следил за замкомом, и тот, столкнувшись с ним взглядом, торопливо отвернулся в другую сторону. Затем повозился немного с поясом кимоно, распахнув его, а следом Гинтоки услышал плеск воды о раковину. — А ты… ты чего делаешь вообще, идиот? — с подозрением спросил Гинтоки, тоже приподнимаясь с кровати. Любопытство взяло верх. — А я, в отличие от некоторых бесполезных кудрявых придурков, даже пьяный привык мыться перед такими вещами, — язвительно ответил Хиджиката, так и не поворачиваясь. — И раз уж на приличный душ денег нам не хватило, буду использовать то, что есть. — Чистоплотная псина, — хмыкнул Йородзуя. — Между прочим, нормальные люди там руки моют и лицо умывают с утра, а ты полощещь свою хреновину. — Мнение нерях меня не интересует, — пофигистично ответил замком. Это явно было вызовом, и Гинтоки не был бы самим собой, если бы тут же не купился. На чём свет стоит ругая «псину сёгуната» и «бесполезного прожигателя чужих налогов», он встал и, пошатываясь, тоже побрёл к умывальнику. Вода была ледяной, и Гинтоки, пронзительно взвизгнув, будто пугливая барышня, грешным делом подумал, что сейчас мигом протрезвеет. Хиджиката злорадно улыбался, сидя на постели — всю тёплую воду он уже потратил на себя.***
— А дальше-то что? — спросил Гинтоки, когда пауза между ними сильно затянулась. Они уже несколько минут сидели на краю кровати друг возле друга в молчании и понятия не имели, с чего бы им начать. Опыта с мужчиной ни у одного из них не было, да и не особо хотелось. Хиджиката, злой, как тысяча самых злых чертей, дымил сигаретой в потолок и, очевидно, тоже не имел ни малейшего представления о том, как ответить на этот вопрос. Неоновый розовый свет вывески гостиницы заливал комнату, и казалось, что они сидят под большой ультрафиолетовой лампой. Он с удовольствием задёрнул бы шторы или хотя бы жалюзи, да вот незадача — убогая комнатёнка их не предусматривала. В ярком неоновом багрянце кудри Гинтоки казались перемазанными кровью. — Что делать, что делать… муравью Джаставей приделать, — по привычке огрызнулся Хиджиката. — Если ты струсил, так и скажи, я лягу спать и завтра утром, какая бы хрень в очередной раз ни случилась, просто пойду на работу. В кудрявой голове напротив явно что-то щелкнуло. Что-то, однозначно сулившее неприятности, потому что лицо Гинтоки вдруг как-то моментально преобразилось. Расслабленное, безразличное выражение будто стёрли ластиком, заменив его поистине звериным оскалом. Кажется, Хиджиката всё-таки умудрился его разозлить. — Что сказал? Струсил? — медленно процедил Гинтоки. — Я? Да было бы чего бояться. Смотри, псина, как я струсил! — сильная рука схватила замкома за пах, и тот громко выругался — хватка и сила в руках у Йородзуи, как у любого мечника, была будь здоров, и ощущения были далеко не из приятных. — Ублюдок, ты мне хозяйство оторвать собрался?! — взвыл замком и, чисто для восстановления справедливости, точно так же вцепился Гинтоки в ширинку. Гинтоки хрипло, гортанно засмеялся, и хватка ослабла, перестав причинять боль. Ладонь решительно пробралась вглубь складок ткани кимоно, добравшись до горячей кожи, и замком шумно втянул носом спёртый воздух. Наглые пальцы полезли дальше, обхватывая и на пробу проведя вниз-вверх. Дразняще. Будто издеваясь. Понимая, что возможность перехватить инициативу на себя вот-вот растает, как дым, Хиджиката, мысленно вяло проклиная эту пьянку, вечер и самого Гинтоки, решился наконец. Сильным толчком зачем-то опрокинув Йородзую на спину, он навис сверху и, на ощупь найдя застёжку на молнии чужих штанов, потянул её вниз. Поначалу, конечно, он представлял, что сжимает родную и привычную катану, а вовсе не чужой, уже твёрдый и немаленький член. Потом всё это просто стало неважно — рука Гинтоки двигалась слишком уверенно, слишком напористо и слишком… правильно. Так, как надо. Так, как ему нравилось. Свободной рукой засранец схватил Хиджикату за волосы на затылке и резко притянул ближе, выгнув позвоночник едва ли не до хруста. Замком уткнулся носом в чужую шею и, больше вообще ни о чём не думая, впился в неё, оставляя влажный синеватый след. Ещё один. И ещё один. Расстегнул рубашку, неуверенно, но напористо лапая. Гинтоки неожиданно жалобно заскулил, захрипел, задышал чаще — должно быть, ему оставалось совсем чуть-чуть. Замком замедлил движения рукой сам не зная зачем. Может, из желания подразнить. Может, просто устал. В ответ ему раздался томный, полный разочарования стон. Их тени волнующе изгибались в неоновом свете, и от одного только этого вида хотелось кончить на месте, до того это было прекрасно. До того возбуждающе. До того сильно замком сейчас хотел бы трахнуть его, невзирая ни на отсутствие смазки, ни на в целом неподготовленное состояние, ни даже на то, что он никогда доселе не предпочитал мужчин. — Эй, дебил-Хиджиката, — заполошно окликнул его вдруг Йородзуя, вырывая из транса. В багровых глазах почти не осталось ни капли разума. — А мы… после этого… педики или нет? — Заткнись и сдохни, — только и смог выдохнуть замком, тут же прикусив его шею снова, чтобы не сорваться на позорные постанывания, когда чёртов Гинтоки ускорил движения. Ещё чего не хватало. — Ты после этого точно педик, самый главный педик, просто на все руки мастер! Йородзуя хмыкнул и дёрнул замкома на себя ещё раз, грубо впиваясь в горькие от никотина губы, спускаясь ниже, распахнув его кимоно на груди и кончая так, как никогда в жизни. Спустя ещё несколько уже автоматических движений за ним последовал и замком, не удержавшись всё-таки от хриплого стона, но нисколько уже этого не смущаясь. Они долго не могли отдышаться, да и разговаривать не хотелось совсем. Обсуждать то, что между ними произошло, хотелось ещё меньше. Хиджиката, так и не удосужившись запахнуть кимоно, полуголый курил уже третью подряд, пуская клубы дыма в обшарпанный потолок; Гинтоки, до сих пор в прострации и в кое-как сдвинутой одежде, тупо пялился перед собой. В постепенно трезвеющих головах была одна общая мысль — это ради общего блага, это только между нами, это останется здесь, в маленькой комнате под самой крышей, залитой светом от вывески. Это было бы неплохо повторить ещё раз, возможно, зайдя чуть дальше обоюдной дрочки — но, конечно, только во имя общего блага. Разумеется, только ради спокойных выходных. Безусловно, просто по пьяни. — Я спать, — бесцветным голосом сказал замком, потушив сигарету прямо об стену и отворачиваясь. — Я тоже, — на автомате ответил ему Гинтоки, развернувшись в другую сторону. — Тебе же тоже не понравилось, Оогуши-кун? — Нет, — донеслось со спины, — и не мечтай. А тебе? Йородзуя быстро, даже слишком быстро, ответил: — Нет. Совсем нет. Но это же ради спокойных выходных, правильно? Считай это жертвоприношением богу отдыха, майора. Мы сыграли на опережение, завтра уж точно ничего странного не произойдёт. Замком не ответил. Слишком уж хотелось спать, разобраться в себе и, пожалуй, сделать сэппуку. Они ещё не знали, но уже догадывались, что придуманный ими этим вечером жестокий бог спокойных выходных их жертву не принял. Что неведомая хрень, конечно же, непременно случится — как и всегда. Что она бы в любом случае произошла — так уж они живут. Но думать об этом решительно не хотелось. «Раз так вышло — значит, так надо. Подумаю позже. Все размышления будут завтра», — решили они про себя почти одновременно, уже на границе сна и яви. Неоновая вывеска, пару раз издав громкий треск, наконец-то погасла, и мир вокруг них до самого утра погрузился во мрак.