Зависимость без привычки

Юра страдает так, как можно страдать только в шестнадцать лет. Из редких подъемов его бросает в пучину отчаяния, а в ней облепляют сомнения и страхи, тянущие из Юры последние силы. Он продолжает работать, откатывает на тренировках изо всех сил, пытаясь забыться. Иногда они приносят облегчение – ведь он действительно любит то, что делает. Но все чаще это ему не помогает... Да и вообще ничего не помогает. Кто знает в шестнадцать лет, как лечить разбитое («О, как банально», – думает каждый раз Юра, но другого слова подобрать не может) сердце? Да и вряд ли это знают те, кто старше. Юра видел, как захлестывало Виктора его внезапной страстью. Как он не мог забыть, выбросить из головы своего Юри. Эта любовь была столь сильным толчком для Виктора, что довела его до цели, помогла осуществить желаемое – он добился Юри, теперь они вместе. Юра видел один способ собрать расколовшееся сердце в единое целое – только такой. Воссоединение с тем, кого любишь. Иначе эти осколки так и будут резать грудную клетку изнутри, лишать надежды и не давать делать что-то еще. Говорят, что время лечит все. Но кто поверит в такое в шестнадцать лет? Вот и не верит Юра. Ведь с малых лет знает Якова, и уже давно замечает, как он продолжает тосковать по Лилии. Он не знает, почему тренер расстался с ней, но ему хватает того, как Яков смотрит на свою бывшую жену... Юра знает, что даже время не способно излечить все. С этим, видимо, можно жить, но болеть оно будет долго-долго. А от боли Юре некуда деваться. Куда убегают от нее взрослые люди? В алкоголь, другие разрушительные вещи? Нет, он так не может. Он еще хочет бороться. Он готов выстоять хоть против всего мира – но не против человека, который раз за разом его отвергает. Безнадежно, как ни погляди. Сначала Юру окрыляло это чувство. Ему даже не нужно было ответное – хватало собственного огня. Он светился. Он танцевал. Он жил. А потом оно начало жрать его изнутри. Начало разрушать, когда в сознание Юры стало закрадываться первое осознание. Его самого не любят. Отабек не откликается на его чувства. Вообще. Никак. Совсем. Юра отчаянно хочет думать, что их дружеские объятия – что-то особенное, но потом замечает, как Бека в очередной раз раздраженно выдергивает свою руку из его, и понимает, насколько все обреченно. Ведь он, как котенок, ластится к Отабеку, а тот каждый раз его отталкивает. Ничего не говорит, но не позволяет Юре проявлять свою нежность. И это – больнее любых слов. И гораздо понятнее. Читай в глазах, читай в движениях: «Я тебя не люблю». Юра видит это послание, но не может ничего с собой поделать – каждый раз он тянется к Беке, пытается коснуться его хоть ненадолго, почувствовать его тепло. Эти редкие прикосновения для Юры – хуже любой зависимости. Он не привык к ответной нежности Отабека, но отчаянно силится ее найти. Юра дотрагивается до плеча друга. Думает: «Ну пойми же, пойми, пожалуйста», а Бека лишь небрежно сбрасывает его ладонь. Тянется обнять: «Почувствуй же, покажи мне, что я дорог тебе хотя бы как друг», а Отабек лишь осторожно, но холодно отстраняет его. А Юра продолжает надеяться, потому что его любовь не гаснет. Не желает умирать, будто еще есть, на что надеяться. Юра чувствует себя маленьким котенком, чья нежность никому не нужна. Он хотел бы, чтобы его любили, чтобы кто-то согревал его, заботился о нем. Но сейчас Юра хочет, чтобы Бека хотя бы принял его тепло.