***
Сжав переносицу тонкими пальцами, Майкрофт прикрыл глаза, от чего красные точки поплыли за веками. Несколько часов подряд читать доклады и отчеты спец. служб — занятие кропотливое и очень утомительное. Наконец встав из-за стола и потянувшись, тихо хрустнув шейными позвонками, политик посмотрел на часы. Давно перевалило за полночь, и в парламенте он точно один из последних, в принципе как и всегда. Он никуда не спешил, дома его ждали лишь холодные стены, книги и бокал крепкого виски.И воспоминания. Много воспоминаний.
Почему именно сегодня Майкрофт вспомнил о том далеком и запрятанном в своем архиве дне, он понял сразу. В докладах инспектора явно читалось, что Шерлок в последнее время был молчалив и до нехорошего предчувствия покладист. Это пугало. Ведь Майкрофт помнил, как тяжело доктор переживал смерть своей жены и как это пагубно отразилось на самом детективе. Сколько усилий явных и скрытых пришлось приложить Майкрофту, чтобы раз за разом, шаг за шагом отодвигать брата от той пропасти, в которую он незаметно для себя срывался. Позже, когда доктор вновь открыл свои глаза на ситуацию, и словно забыв о всех словах, что наговорил брату и поступках которые совершил, вновь пришел на Бейкер стрит. Но к тому времени Шерлок был уже опустошен и морально, и физически. Они сперва долго молчали, потом днями не могли наговориться, и лишь спустя несколько недель Джон просто подошел к детективу и сжал того в объятиях. Майкрофт видел это, помнил. Помнил то, как плечи брата словно скинули груз ответственности и невыносимой тяжести. Как он сжал руки Джона, которые окольцевали его талию в легком пожатии признания. Майкрофт помнил ту боль, которая поселилась в его сердце. Ему оставалось лишь одно — сомкнуть челюсти и закрыть глаза, на ощупь закрывая ноутбук. Дальше не стоило смотреть, все и так было понятно между этими двумя. Они давно шли к этому, долгими шагами сквозь годы разногласий, разлук и дружбы. Вздохнув, политик подошел к окну и отдал распоряжение агентам снять все камеры в квартире брата. Ведь интимные подробности даже ему, равнодушному к любым методам добывания информации, не хотелось знать. Что-то глухое и колючее медленно царапало за грудной клеткой, словно острым ноготком скребло застаревшую рану, и Майкрофт душил в себе это чувство. То чувство, которое он так и не смог переболеть, низменное и такое сильное в своём проявлении. Всматриваясь в темное небо за стеклом, политик ухмыльнулся своим воспоминаниям. Странная штука — жизнь: испытывать ревность, любить всю жизнь одного человека и молчать, скрывая малейшие признаки эмоций, ибо нельзя, совсем нельзя раскрыть себя. Ведь это будет катастрофа, самоубийство для него. И полное отторжение для Шерлока. Лучше так в одиночку, быть просто рядом и до боли в сердце радоваться, что у него все хорошо. Что, вот он сидит со скрипкой, язвит по привычке, ухмыляется уголками губ и дышит… Забыл ли он тот единственный вечер, который перевернул всю жизнь Холмса старшего? Скорее всего, и от этого становится совсем грустно. Лишь горькое чувство одиночества накрывало, и, закусив до крови губу, политик изгонял из памяти тот день. Закрывал воспоминание о нем на сотни бронированных дверей, на сотни замков, и жил дальше с холодной отстраненностью, ибо по другому просто незачем, не для кого. Тихо звякнул телефон, оповещая о новом сообщении. Даже не посмотрев на экран, политик знал, что это от брата. Но сейчас хотелось, чтобы ничто не мешало ему вновь восстановить контроль над своими чувствами. Закрыться в своей раковине отшельника и стараться не думать о том, что происходит по ночам за стенами на Бейкер стрит. Среди тишины кабинета мелодичный звук вновь пришедшего смс оглушает. Сморщившись, Майкрофт подходит к столу и берет телефон, разблокировав его, он смотрит на экран. ШХ: Надо поговорить. ШХ: Это важно. И тут же приходит новое сообщение, и оно шокирует политика. ШХ: Пожалуйста. Что опять натворил этот мальчишка, Майкрофт старается не думать, жалея о том, что сейчас нет никакой возможности наблюдать за ним посредством камер в его квартире. Устало проведя по глазам ладонью, Майкрофт отвечает сухо. МХ: Дома. Через час. Уже в лимузине Холмс прокручивает в голове последние события завершающегося месяца. С того дня, как были сняты все камеры, прошло очень много времени, и Майкрофт перестал появляться в квартире брата. Глупо идти туда, где тебя никогда не ждали, а теперь и стали забывать. Дела передавал курьер, да и инспектор в своих отчетах хорошо информировал обо всех текущих событиях. Поэтому сократив до абсолютного нуля посещения, Майкрофт удивился, что его брат попросил о встрече. Дом встретил Майкрофта запахом, единственным запахом, от которого немели пальцы на руках. Зажмурившись, он взял себя в руки, глубоко вздохнув. Отодвинув чувства на задний план, политик, не включая света, снял пальто и, повесив его, стал подниматься по лестнице наверх. Из-под двери его кабинета горела полоска света, замерев на мгновение и нацепив маску безразличия, Майкрофт нажал на ручку и вошел. Брат сидел в кресле у камина и никак не отреагировал на его появление. На другой прием Майкрофт и не рассчитывал, он лишь прикрыл дверь за собой и, пройдя к бару, налил два бокала виски. Бросив себе несколько кубиков льда, он расположился в соседнем кресле. После пары глотков обжигающего напитка усталость медленно стала отпускать. И всё так же не глядя на Шерлока, Майкрофт молчал. Им никогда не нужны были слова, длинные речи. Всё это они высказывают только на публике, наедине же они могли общаться вздохом или движением пальцев. Этого единения так не хватало Холмсу старшему, но Шерлоку теперь это стало не нужно, а Майкрофт не настаивал. Полурастаявший лед тихо звенел в бокале Майкрофта, прошло минут двадцать, как он пришел домой, но Шерлок не начинал разговора. И Майкрофт, допив одним глотком оставшийся виски, хрустит льдом и встает. Он устал, смертельно устал за эти дни. Ему хочется лечь спать и забыть хоть на мгновение обо всех делах и проблемах. А если Шерлок пришел сюда помолчать, пусть молчит. Он мешать не будет, но и вытягивать информацию из своего брата тоже не станет. Уже у самой двери, когда политик собирался выходить из кабинета и не надеялся сегодня на диалог, Шерлок его остановил треснувшим и усталым голосом. — Что со мной не так, Майк? Политик вздрогнул от укороченного имени. Так его Шерлок называл только в далеком детстве, и только ему Майкрофт спускал эту фамильярность, даже родителям не было позволено так его называть. Развернувшись и ослабив еще больше галстук, Майкрофт прижался плечом к стене, наблюдая, как брат вытягивает свои длинные ноги, как встает и скидывает свое пальто в кресло, где недавно сидел Холмс старший. Майкрофт молчит и смотрит. Потому что другой раз может наступить через месяц или больше, он не удивится уже ничему. Он гладит взглядом тонкую затянутую в пиджак спину, смотрит на темный ворох волос, ниспадающий на плечи. Брат совсем оброс, не стригся очень давно. И Майкрофт чуть заметно вздыхает. Его брат идеален. Он сжимает в карманах кулаки, потому что хочется зарыться в волосы и почувствовать тугие пряди между пальцев. Хочется до стона, провести по теплой шее тыльной стороной ладони, почувствовать шелк кожи. И совсем обнаглеть, прижаться губами там, где начинается рост волос. Дернув резко головой в сторону, Майкрофт дает себе мысленно оплеуху. Благо брат на него не смотрит и не видит той глубины чувств, что сейчас плескаются в синих водах его глаз. Досчитав до трёх, Майкрофт все же отвечает, снисходительно и с насмешкой в голосе. — С тобой все не так, братец. Но о чем ты сейчас говоришь, я понятия не имею. Дрожь, мелкая и холодная, бежит под рубашкой, поднимая вверх маленькие волоски на коже политика. Это нервное, и Майкрофт не может сдержаться. Он быстро обнимает себя руками, чтобы хоть как-то скрыть этот рефлекс мышц. Шерлок медленно оборачивается и смотрит на брата. Майкрофт замирает. Его брат сильно похудел, темные круги под глазами отчётливо видны в полутьме кабинета. Майкрофту на миг кажется, что брат вновь под дозой, но острый взгляд Шерлока, развеял его сомнения. Детектив подходит ближе, и Майкрофт вопреки своим чувствам опускает руки и расправляет плечи. Но холод будто вымораживает все внутренности, делая политика бескровным и бесчувственным ко всему и ко всем. — Что происходит со мной, Майкрофт, — Шерлок берет холодную руку брата, и кладет ее себе на грудь, туда, где заполошенно бьется молодое, сильное сердце. — Вот здесь. Он смотрит пристально, вглядываясь в каждую черточку на лице политика, считывая любую эмоцию. Словно ищет ответ и не может найти. Но Майкрофт мастерски закрывается от брата своей броней, и лишь ехидная улыбка очерчивает его тонкие губы. Никто бы сейчас не поверил, если бы видел, каким был Майкрофт всего пять минут назад. — Оно у тебя все же есть, как я посмотрю, — кривит политик свои губы. — Болит, Шерлок, ноет, давит или бьется в два раза быстрей, когда ты смотришь на него? Холмс старший одергивает руку и снова прячет её в карман, мысленно сохраняя тепло руки брата, его еле заметную хватку. Кожа моментально начинает пылать от прикосновения в том месте, где его касались тонкие пальцы брата. Но на лице Майкрофта всё больше каменеет маска безразличия. Арктические воды в глазах превращаются в глыбы льда, и Майкрофту больно от этой своей метаморфозы, больно и холодно. — Знакомое чувство, Майк? — взгляд голубых глаз продолжает гулять по лицу старшего брата. — Не знал, что оно у тебя тоже есть, — фыркает детектив. Но без злости и ехидства, а по привычке. — Люди рассказывали, им это не чуждо, Шерлок, — пожимает плечами политик и сверлит взглядом почти черные глаза брата. Холмс младший, втягивает ноздрями воздух и шипит сквозь зубы. — Иначе и быть не может, — опускает взгляд в пол. — Шерлок, бога ради, говори к чему этот разговор, второй час ночи, — отлепившись от стены, Майкрофт открывает дверь, на ходу снимает пиджак и развязывает галстук. Он оборачивается и видит как брат идет следом за ним. — До утра не подождет твоё сердце? — замирает у самой двери в свою спальню и склоняет голову на бок. Шерлок качает головой и молчит. Он странно сглатывает, как-то слишком громко, или в тишине дома Майкрофту это кажется? Конечно, кажется. Закатив глаза, политик благодарит королеву за пару дней отдыха и проходит в глубь комнаты. — Я устал, Шерлок, у меня два дня выходных, и я хочу выспаться, а не смотреть на то, как ты ходишь за мной и молчишь. Говори, что случилось и уходи, а то Джон поднимет тревогу. Майкрофт совсем по-детски трет глаза ладонями и еле сдерживает зевок. Но Шерлок лишь обходит его стороной и садится на кушетку у изножия кровати. Майкрофт хмурится этой выходке и складывает руки на груди. Упрямство своего братца он знает лучше всех. И если тот, что-то для себя решил, то добьется своего. Но и сам Майкрофт сделан из того же материала, он тоже упрям и идет своим путём. Он просто уходит в гардеробную и раздевается. Если его брату захотелось поиграть в молчанку — отлично, Майкрофт ляжет спать, а тот пусть сидит и молчит хоть всю ночь. Облачившись в халат, политик выходит и удивленно замирает: Шерлок, свернувшись на его кровати, спит. Очаровательно. О том, что его место занято, Майкрофт думает в последнюю очередь, одна единственная мысль, прорвав все барьеры, точит сейчас память старшего из братьев. Как тогда. В ту ночь. Закусив до боли губу, Майкрофт, тихо ступая, идет в душ. Только бы не обернуться, только не смотреть на эту спину и плечи. А переночевать он может и в гостевой. Потому что сейчас, в этой комнате, ему точно не будет спокойно. Здесь он точно не сможет дышать. Закрыв за собой дверь в ванную, Майкрофт прижимается затылком к стене. Весь холод и лед его маски с хрустом осыпаются на кафельный пол. С ненавистью Майкрофт смотрит на свои дрожащие руки. Что же он сделал с ним тогда. Почему до сих пор реакция такая же. И нет больше сил сдерживать себя. Их просто не осталось. Майкрофт выкручивает краны с водой и долго стоит под тяжелой струей, пытаясь смыть все образы, что сейчас мелькают перед глазами.***
Нескладный в своей подростковой худобе брат смотрит с вызовом и напускной бравадой. Он почти сравнялся ростом с Майкрофтом и уже совсем перестал воспринимать его наставления. В свои шестнадцать он стал кошмаром для семьи, как будто выпустили джина из заточения. Угрозы на него не действуют, а уговоры Майкрофт считает низостью, и он просто ждет, что в очередной раз вытворит его младший брат. А тот хмурит лоб и на одном дыхании выпаливает такое, от чего Майкрофт теряет дар речи, и в первые в жизни у него дрожат пальцы. — Ты слышал меня, Майкрофт, я хочу с тобой переспать, мне нужен опыт. С тобой сейчас, или с кем-то неизвестным — позже. Он делает шаг вперед, но Майкрофт шарахается от него, словно тот влепил ему пощечину. Майкрофт за доли секунды ворошит в памяти свои поступки, действия, которые могли дать повод брату. Но не находит ничего. Шерлок не мог узнать о чувствах к нему — это исключено. Но почему? Эксперимент очередной. Опыт, как он сказал. Опыт. И Майкрофт смеется. Смеётся так громко, так горько. Выливая через этот звук всю свою боль. Выплёскивая через смех всю ненависть на свою судьбу, которая так решила поиграть с ним. И реальная пощечина горит на щеке, и злость на себя накатывает стократно. Брат все так же стоит в шаге от него, смотрит своими невозможными глазами и, кажется, всё понимает. Но молчит. Что с этим делать, Майкрофт не знает, как убедить брата в том, что это неправильно, когда сам каждую ночь представляешь, как тот обхватывает тебя руками, целует в губы и кричит от слишком ярких эмоций. Майкрофт на миг смотрит на себя в зеркало и кривится своему отражению. Красавец и чудовище. Отказать ему сейчас, значит толкнуть в грязь и похотливые руки незнакомого человека. Майкрофту помыслить об этом страшно, что он или они могут сделать с его маленьким братом. Согласиться — значит убить в себе все братские чувства, их и так осталось немного. А после всего будет только боль и пустота одиночества. И омерзение к самому себе. Первый раз всегда должен быть по взаимности, с любимым человеком. Родным. Родным душой, не кровью. А Майкрофт видит в себе чудовище. Страшное, грузное, совершенно отталкивающее в своей безобразности. Он никогда не питал иллюзий по поводу своей внешности, осознавая, как выглядит. Он давно смирился с расположенным к полноте телом, длинным носом и множеством веснушек на своей коже. Но Шерлок идеален. И от этого становится больно, что его первый раз будет с таким… Ну почему он? Почему, Шерлок? Ты же втаптываешь меня своей невинностью в пучину ненависти к самому себе. Больно, как же больно видеть, как он решает все за обоих. Снимает через голову рубашку и выдергивает ремень из петлиц брюк. Он сосредоточен. Майкрофт не может отвести взгляда от обнажившейся груди, от темных родинок на шее, и от страха мурашки холодят его позвоночник. Он старается не думать, каким безобразным увидит его Шерлок и, словно в забытие, делает несколько шагов и щелкает выключателем, погружая комнату в полумрак. Это не спасет его от взгляда брата, но Шерлок хотя бы не увидит румянца стыда и боли в его глазах. Не увидит всю любовь, которая сейчас рвется на поверхность из глубин сердца и глаз напротив. Это просто эксперимент, мой маленький братик. Так пусть он им будет для тебя. Качнувшись, пространство разбивается на тысячи осколков, когда тихий стон срывается с губ Майкрофта. Он боится сделать брату больно, хочет быть идеальным в свой первый и последний раз. Он ненавидит темноту за то, что не может видеть всю красоту перед собой. Лишь тени, скользящие по тонкому телу, худые руки над головой и черноту волос на белоснежной подушке. Майкрофт ненавидит себя за то, что не может сдержаться и целует горячее тело под собой, за то, что гладит ладонями атлас кожи и вдыхает запах, единственный запах, который будет преследовать его до конца жизни. Запах невинности и красоты. Шерлок молчит и смотрит в потолок спальни. Чиркнув зажигалкой, прикуривает сигарету. Яркий огонек — единственный источник света в спальне. Майкрофт дрожит и благодарит темноту за то, что брат не видит его мокрых глаз. Не замечает его боли и стыда. Он быстро встает и, спотыкаясь о мебель и разбросанные вещи, скрывается в ванной комнате. Горькая желчь спазмами скручивает его тело. Его неправильная любовь рвется слезами наружу, криком безмолвным вглубь себя. Он навсегда похоронил себя в этой ночи. Беспомощный и уничтоженный в этот день. Когда он возвращается в комнату, Шерлок одет полностью, и все так же курит, стоя у окна. Не оборачиваясь, он бросает еще одну пощечину брату. — Неудачный опыт, думаю, ты отбил во мне все желание заниматься этим делом, братец. Он хмыкает и тушит окурок о стекло. Как он уходит, Майкрофт не видит, лишь слепыми глазами смотрит на опустевшую кровать и медленно сползает вдоль стены. Ненависть к себе накрывает новой волной и в итоге топит лежащего на полу парня. С того времени Шерлок становится невыносим. А Майкрофт — холоден и безразличен. Его перестали трогать постоянные насмешки брата о весе, его язвительность и жестокость, он и так все знает, лишь смотрит с нисхождением, всё чаще вздергивая бровь. И только ночью, кусая уголок подушки, Майкрофт отпускает себя и рычит от душивших его слёз обиды и боли. От всепоглощающей ненависти к себе. От тех чувств, что он пытался похоронить в себе. И, приняв решение, он засыпает, все еще тихо всхлипывая. Спустя месяц Майкрофт снимает квартиру и уходит из родительского дома.***
Очнувшись от воспоминаний, Майкрофт понял, что сидит в пустой ванне и дрожит. Одевшись, он тихо ступает и, не взглянув в сторону кровати, выходит за дверь. В гостевой холодно. Камин здесь топится редко, и, чтобы нагреть комнату придется его разжечь. Озябшими ногами ступая по ковру, Майкрофт подходит к камину и закидывает несколько поленьев. Огонь быстро разгорается, освещая и согревая помещение. Но Майкрофт мерзнет, и тонкий шелковый халат совершенно не греет. Он забирается под одеяло и мелко дрожит. Он любит тепло, но ему всегда холодно. Даже в теплых странах, где он бывает в командировках, в любую жару его руки всегда холодные. И ничто не согревает его. Лед снаружи — лед внутри. — Несносный мальчишка, — ругается сквозь зубы Майкрофт и ворочается в холодной кровати. Он старается не думать о брате, спящем в его комнате, но образ слишком четко отпечатался в памяти. И политик закрывает глаза, пытаясь расслабиться и согреться. Тихий шорох, нарушает уже заснувшего было Майкрофта, и, когда под тяжестью тела прогибается матрас, он просыпается окончательно. Он боится выдать себя вздохом, и не понимает, что творит его брат. А тот осторожно прижимается грудью к спине Майкрофта и кладет руку на живот, тихо притягивая к себе. Невесомо ведёт носом по коже шеи, втягивая запах, и Майкрофт чувствует мягкие губы на ней. Чувствует кончик языка, такой пугливый и горячий. Пижамная куртка ползет вверх, оголяя живот и поясницу. Шерлок ведет ладонью по боку, все выше задирая ткань. Майкрофт словно в ожившем кошмаре смотрит пустыми глазами перед собой и не верит в то, что сейчас происходит. Но, когда Шерлок касается его ягодицы и начинает гладить, Майкрофт вздрагивает от отвращения к себе. И воспоминания вновь обрушиваются на него, горькими и желчными спазмами подкатывая к горлу. Остановив ладонь сильным захватом, Майкрофт шипит. — Ты меня не спутал ни с кем, братец? Резко одернув пижаму, скрывая тем самым свое грузное тело, Майкрофт встает с кровати. — Сделаем вид, что ничего не было, убирайся, Шерлок. Политик отходит в дальний угол, словно подсознательно прячется, скрывая себя от глаз брата. Память слишком больно подкидывает обидные детские насмешки. И Майкрофт боится услышать их вновь. Но Шерлок лишь зарывается лицом в подушку и… стонет! Майкрофт недоумевает, не понимает происходящего. Не знает, как вести себя, ведь брат всегда был непредсказуем в своих поступках. Вот и сейчас он глухо стонет и вдруг резко подбирается всем телом, слетает с кровати и в два шага оказывается рядом с Майкрофтом. Он дышит загнанно, открытым ртом глотая воздух, и сверлит блестящими в темноте глазами лицо брата. Майкрофт вскидывает руки в защитном рефлексе и отступает к стене. Но детектив рычит, и вновь делает шаг, загоняя Майкрофта в угол. И тот не выдерживает и, ощетинившись, начинает своё наступление. — Что, черт возьми, происходит? Или ты объясняешь мне, или убирайся из моего дома. Свои опыты и эксперименты будь добр проводить в стенах своей квартиры или Бартса. С силой пихнув детектива плечом, Майкрофт зло смотрит на брата, хочет уйти от слишком близкого контакта. Но детектив ловит его за запястье и, выкрутив руку за спину, прижимает грудью к стене. — Оставь свою браваду, Майкрофт. И свои неуместные намеки тоже, я пришел получить ответ на свой вопрос, и я его получу. Майкрофт шипит от боли и сквозь зубы цедит: — Выкручивая при этом мне руку? Отпусти, идиот. Он пытается освободиться, но Шерлок сильнее удерживает кисть, и завтра точно будет синяк, ведь на тонкой коже Майкрофта видны любые проявления насилия. — Почему ты убрал камеры? — вопрос настолько нелогичный, что Майкрофт просто не верит, что его задал брат, и перестает вырываться. Он оборачивается, чтобы посмотреть. — Нет, ты это серьезно сейчас спросил? — вопреки воле он начинает смеяться. И, уткнувшись в стену лбом, окончательно расслабляется. Его плечи сотрясаются от смеха, от всей той странной картины, что сейчас творится в этой комнате. Он не замечает, как Шерлок, ослабив хватку, стал поглаживать ноющее запястье, как еще ближе придвинулся к спине брата. И лишь когда его подбородок лег на плечо Майкрофту, тот резко прервал свой смех. — Что тебе надо? — выдыхает политик, и в его холодном голосе нет ни капли намека на смех и теплоту. — Это же так очевидно, Майкрофт, — Шерлок мягким движением толкает его и вжимает в стену, отчего Майкрофт сквозь тонкую ткань пижамы чувствует доказательство того, что действительно так очевидно. — Хватит! — в гневе рявкает Холмс старший, окончательно выведенный из себя. И, делая подсечку, вырывается из рук детектива. Быстрым шагом он идет к двери, и уже почти на пороге Шерлок разворачивает его к себе и, резко опустившись на колени, прижимается лицом к животу. Он так сильно стискивает руками бедра, не желая отпускать брата, что последний морщится не то от боли, не то от изумления. — Шерл… что ты… нет… — но детектив не дает договорить до конца, прерывая предложение. Он одним движением сдергивает пижаму вместе с бельем вниз и накрывает ртом головку члена. Вобрав глубоко мягкий орган, обводит языком вены и погружает его острый кончик в щель, от чего Майкрофт захлебывается словами и воздухом. Яркая вспышка удовольствия тонет в острой боли непонимания. Майкрофт пытается оттолкнуть брата, уйти от настойчивых ласк, но Шерлок крепко сжимает его бедра и все чаще и чаще насаживается ртом на член. — Ненавижу тебя, слышишь, ненавижу, — вырывается политик и проклинает свое быстро сдавшееся тело. Он жалобно стонет, чувствуя, как член начинает твердеть, как Шерлок глубже вгоняет его в свою глотку, и спазмы вот-вот должны накрыть его, но он сглатывает, от чего по коже Майкрофта бежит дрожь наслаждения. И, не выдержав, он зарывается пальцами в ворох кудрей и делает первый толчок бедрами навстречу горячему плену. Ярость, охватившая его красной пеленой, стелится за веками и, делая резкие толчки бедрами, он не видит, как Шерлок мутными глазами, смотрит на него снизу вверх и дрочит свой истекающий смазкой член. Когда до Майкрофта долетает его тихий стон, он словно приходит в себя и открывает глаза, не веря тому, что видит. Он с жадностью смотрит, как его брат бурно изливается в свою руку, пачкая ее семенем. Смотрит, как яркие, припухшие губы плотно обхватывают член и быстрыми движениями доводят политика до края пропасти, в которую он летит, сохраняя в памяти картину, где мягкий язык брата слизывает его семя со своих губ, как вылизывает до чиста член, как покрывает мягкими поцелуями живот, вздыхая глубоко и судорожно. И как затихает, все так же удерживая брата в кольце рук. — П… почему? — хриплым голосом выдавливает старший из братьев. И горечь душит так, что еще немного, и он закричит от боли. Он не пытается вырваться, ему уже все равно. Он просто рассыпается на части в руках того, кого любит. Детектив поднимает голову и смотрит на лицо брата, на сильно сжатые губы и закрытые глаза. Его тонкие руки скользят лианами вверх, оглаживая мягкие складки, касаясь груди и сосков. Спускаются к бёдрам и ложатся на ягодицы. От нежданных им ласк Майкрофт каменеет и дышит все чаще. Шерлок видит, как под ресницами брата скапливается влага, и поднимается с колен. — Потому что не умею иначе показать, что ты для меня значишь. Шепчет детектив в губы брата и, обняв за шею, медленно целует.