Lock, stock and barrell

Спальня одним углом выходила на магловскую улицу, а другим – на магический квартал. На потолке под эркером скользили масляные следы фар автомобилей, а у гардероба – зеленые отсветы фонарей с лиловатыми вкраплениями фонариков, висевших на соседнем балконе, где почтенная Цецилия МакДафф по случаю праздника развесила фонарики на пыльце докси. Тина, завернувшись в черную шаль поверх шелковой ночной рубашки, лежала на груди у Грейвза, который спустил одну ногу с дивана, а вторую положил на подушечку, заботливо подоткнутую домовиком по имени Флиппи. Теперь Тина знала, как ее зовут, и знала, что мистер Грейвз утром выпивал чашку кофе с молоком и съедал три крутых яйца, или ел тосты с маслом и таким тонким слоем джема, что маленькая Тина расплакалась бы горькими слезами, если бы лет этак в пять увидела, что кто-то, у кого на полках в кухне стоит подарочная коллекция джемов из Центрального Маг-универмага, размазывает по тосту чайную ложку джема самого противного, апельсинового. В середине дня у Грейвза всегда был аперитив. Тина смотрела на аперитив с сомнением, и спрашивала, не задумывался ли Грейвз о том, что слишком много пьет. Грейвз, который в этот момент доставал из бара виски, в то время, как домовик – домовиха – уже открывала виски и щипчиками в виде головы сналлигастера, повернулся и посмотрел на Тину, сдвинув мохнатые брови. – Порпентина, – сказал он. – Пьют выпускники Ильверморни и у них бывают проблемы. У меня – аперитив. И у тебя тоже. – С чего ты взял, что и у меня аперитив? – Тина поставила подбородок на кулаки. Грейвз усмехнулся, открывая бутылку. – Хороший аврор не валится с ног с бокала эльфийского вина, как ты на Святках. Тебе нужно больше тренироваться. – Зачем это? – Тина выпрямилась. Грейвз разлил виски по стаканам, домовиха, разложившая в каждый по два кубика льда, отпрыгнула, уступая ему место за столиком. – Ты не всю жизнь будешь выходить в патрули и обедать в министерской столовой, – Грейвз взял стакан и подал его Тине. – Осматривайся пока. Этот опыт тоже пригодится. – Пригодится где? – нахмурилась Тина, но Грейвз уже легонько стукнул стаканом об ее стакан, напоминая: – Смотри в глаза во время тоста. – А если я промахнусь и оболью тебе галстук? – Обольешь его по всем правилам, – Грейвз отпил виски, и Тина взяла его за галстук, серебряный с черным тиснением. Наклонившись, он поцеловал Тину в руку, а потом в губы. Тина запрокинула голову, обнимая его за шею, ей нравилось как волоски в ее основании щекочут ладонь. Грейвз поставил Тине на плечо стакан, в котором бузинный джин едва-едва покрывал лед: это уже был не аперитив, а «стаканчик на ночь». Тина подняла голову и посмотрела на Грейвза, который ответил ей слегка мутноватым взглядом. Ничего не говоря, он кивнул и поднес Тине стакан к губам, она отпила: лед растаял, и джин почти не чувствовался в талой воде. Шелковая ночная рубашка с тонкими бретельками была ужасно неудобной, и так и норовила сползти с плеч. Грейвз спал в хлопковой пижаме в бело-голубую полоску, и не мучился со скользким шелком, но Тина молчала: ночная рубашка была его подарком, и Тина не хотела его расстраивать, хотя, чтобы расстроить Грейвза, нужно было что-то посерьезнее Конфундуса. – Не думала о том, чтобы переехать ко мне, Порпентина? – спросил Грейвз, когда Тина допила, и он отвел руку со стаканом в сторону. Домовиха тут же возникла из воздуха с хлопком, от которого Тине все еще хотелось схватиться за палочку, и забрала стакан. – В качестве кого? – Тина приподнялась на локте. Грейвз пожал плечами, и потер переносицу. – В качестве моей жены. Я думал о том, чтобы жениться на тебе. В моем возрасте у мракоборцев уже есть семьи. – А меня... – Тина села на постели, поджав под себя ноги. Шаль сползла у нее с плеч, и Грейвз поймал ее за конец. Тина отобрала у него шаль и запахнулась в нее плотнее. – Меня ты не хотел спросить о том, хочу ли я выходить за тебя замуж? – Этим я собирался заняться, когда вернусь из Европы, – Грейвз сцепил пальцы на груди, глядя на Тину с любопытством. – Тебе не нравится то, что я хочу на тебе жениться? – Мне не нравится, что ты говоришь мне об этом так, как будто меня спрашивать не нужно, – запальчиво ответила Тина, и, подумав, ввинтила палец Грейвзу в живот. Живот у Грейвза, в отличие от сильных рук и ног, был рыхловатый, и палец входил глубоко. Подскочив от неожиданности, Грейвз ударился затылком о спинку кровати. – Это что за детство? – удивился Грейвз, но когда Тина попыталась снова ткнуть ее пальцем в живот, он перехватил ее руку и схватил ее за подол ночной рубашки, дернув его вверх. Тина прижала подол свободной рукой. – Ах, значит, так? – воинственно сказала она. Вместо ответа Грейвз схватил ее на ступню, проходясь по внутренней стороне недлинными ногтями. Тина завизжала и задрыгала ногой, пытаясь уползти от Грейвза так далеко, как могла, это было непросто, потому что одной рукой он задирал ей подол, а другой щекотал ступню. – Хватит, хватит, прекрати, – кричала Тина, от смеха у нее из глаз потекли слезы, но Грейвз не отставал: – Прекрати? Милая моя, да я только на... Грейвз укусил Тину за пятку, и Тина с воплем дрыгнула ногой. Пятка влетела во что-то твердое, раздался хруст и стук зубов, и Грейвз откинулся на спину, прижимая ладони к лицу. Лежащая на спине Тина беспомощно размахивала руками, как нанюхавшийся ночных маков лунный теленок, после джина в голове у нее все путалось, и она не сразу сообразила перевернуться на живот. – Салемские палочки, – выругалась Тина, вставая на четвереньки над Грейвзом. – Перси, ты жив? Я сломала тебе нос? Скажи, что я не сломала тебе нос. – Ты не сломала мне нос, – Грейвз отнял руки от лица. Под носом у него выступила кровь, и Тина схватилась за шаль и попыталась вытереть ей кровь, но Грейвз остановил ее жестом. – Все в порядке, не доламывай, – сказал он, и Тина схватила его за руку, прижимая ее к груди. Грейвз поймал ее за затылок и поцеловал в макушку. В приоткрытое окно было слышно, как на балконе, посреди лиловых и розовых фонариков, Цецилия МакДафф приятным грудным голосом напевает, поливая свои знаменитые ведьмины ноготки, раскидавшие листья по подоконнику:

Now we're in love lock, stock and barrel And all because a girl and a boy. Found the lock had a key, Sold the stock C-O-D, Now our lives are a barrel of joy.