Вороника на крыльце В доме спит зверь, в доме ждет ангел; В доме далеко до утра. Вороника на крыльце, она по ту сторону стекла И я бы открыл ей, Если бы я знал, где здесь дверь…
— Ты снова перелез за ограждение, Тсукки, — издевательски укоряющий голос прозвучал откуда-то сверху. Куроо появился из неоткуда, прошелся по перилам, будто по пешеходной дорожке, а не тонкой округлой металлической балке, и сел рядом, нарушив совершенно все границы личного пространства, но, не касаясь никаким участком тела. — Как будто это кого-то волнует, — Тсукишима легкомысленно пожал плечами. Он даже не глянул в сторону ночного гостя, просто потому что кроме Куроо никто более его не беспокоил. А все его действия он давно уже выучил за все предыдущие несколько десятков сотен раз. — А вдруг ты упадешь и разобьешься? Что я буду делать? — Тсукишима все-таки не выдержал близкого контакта и отодвинулся. А Тетсуро продолжил обманчиво заботливо шептать в ухо, опаляя горячим дыханием. — Ты же лишишь меня развлечения. — Мы оба знаем, что это невозможно, — Кей усмехнулся, решив проигнорировать «развлечение». — Иначе вы бы не тратили сколько-то там тысячелетий своей жизни на тренировку непринужденной походки по периллам на такой высоте. Как часто вы падали, а? Куроо-сан? — У-у-у! Кто-то опять включил свою соленость! — он, наконец, слегка отодвинулся, но при этом все еще сидел так, что Тсукишима чувствовал его кожу рядом. — Вам нравится моя соленость. — Куроо на это лишь хмыкнул. Тут не нужно было слов, они оба прекрасно понимали это. Они просто сидели на крыше, рядом, греясь друг о друга, холодея друг от друга. Время шло, ночь наступала, луна озаряла все, но ночной город не нуждался в ее тусклом свете. Люди внизу, казались маленькими черными точками, шевелились, словно жучки в банке, пытаясь выбраться, но погрязая все больше. Тсукишима наблюдал за этим и думал лишь о том, что смотреть в настоящую бездну было бы, наверняка, продуктивнее. — Что, ждешь, пока бездна начнет смотреть в тебя? — Куроо всегда понимал, о чем думает Кей, просто глянув на него. — Абаддон* никого не пускает к бездне. Приходится довольствоваться суррогатом, — Тсукишима лишь пожимает плечами. — Абаддон всегда был злюкой. — Не знаком с ним так долго, как вы, так что не могу оценивать. — Ну, в этом и нет нужды. Просто поверь мне. Кей неожиданно расхохотался. Куроо его, конечно же, поддержал. Это звучало абсурдно даже для них двоих.***
Куроо Тетсуро всегда выглядел дерзко. Он предпочитал черные рваные джинсы, яркие футболки с провокационными принтами и надписями, кожаные куртки и свой этот беспорядок на голове, неизменно наполняя все это красным цветом. Тсукишима по сравнению с ним казался серостью: он любил классического кроя джинсы, рубашки и свитера. Но самое главное — скрывать глаза за стеклами очков. В их первую встречу Куроо, конечно, совершенно себе не изменял, из-за чего Кей, по началу, даже испугался. Он появился из неоткуда и потом так же ушел в никуда, перед этим порядком поглумившись над Тсукишимой, пытавшимся забрать с собой душу. Это была его первая душа! Кто ж знал, что этот процесс окажется не таким простым. Но только не для Тетсуро. Он сделал пару каких-то взмахов руками и все — душа уже вовсю тянулась к нему, однако Куроо оставил ее Кею. Подарил, чтобы Тсукки не облажался в свой первый раз.***
— Ну что, собираешься прыгать? — Куроо ухмылялся. Смотрел на Кея прямо, лукаво, а в глазах играли черти — дикие, необузданные. Они все еще сидели на крыше, их ноги беззаботно болтались на высоте двухсот пятидесяти метров и едва ли какой разумный человек делал бы точно так же. Но они не люди. Им можно. — Вы меня подстрекаете? — Кей старается не вестись, чем больше он общается с Тетсуро, тем больше у него сил делать это, однако, все равно, выходит через раз. — Ну почему же, Тсукки. Я просто жду. Ты же всегда это делаешь, а я просто пытаюсь понять зачем. — Всю жизнь хотел попробовать. Почему же я должен отказываться от такой возможности после смерти? — Тсукишима иронично поднял бровь, Куроо на это лишь хмыкнул, а после — Кей оттолкнулся руками и спрыгнул.***
— Вы - змей, Куроо-сан, — Тсукишиме весело. Отчего-то присутствие Тетсуро заставляло Кея улыбаться и радоваться. Веселиться. Возможно, Кей просто обманывал себя, и это все — лишь истерика, но… Они снова встретились, когда Тсукки пытался забрать душу. Куроо уже давно стал подлавливать его на неумелых попытках сделать это самостоятельно. У Кея получалось плохо и на пятидесятый раз. Конечно, с каждой их встречей способности его в этом улучшались, но не достаточно быстро, чтобы считаться самостоятельным членом этой стороны жизни. Куроо стал ему наставником. Очень своеобразным, потому что объяснить этот процесс он мог лишь со своей стороны. Но это не мешало ему помогать, параллельно подтрунивая и, возможно, слегка искушая неопытного Кея на различные шалости и проступки. — А ты тогда кто? Ева? — Смех Куроо обрушился на Тсукки потоком какого-то издевательства. Такого смеха Кей еще не слышал от Тетсуро. Он так язвительно высмеивал даже мысль о том, что Кей может быть кем-то таким, что Тсукишиме стало не по себе. Еще сильнее, чем было до этого. Ему всегда не по себе, когда Тетсуро помогает ему с душами, просто потому, что он ждет, когда тот попросит что-то взамен. Что-то, что он не сможет дать. — Ты можешь быть исключительно сладким яблочком, Кей. И сразу же исчезает в своем никуда, даже не достав душу полностью, как делал это обычно.***
Куроо ждал его внизу. Неизвестно каким образом он оказался раньше него на земле, Кей помнил, что Тетсуро не прыгал. Сам Кей летел не дольше пары минут, воспользовался своими силами он лишь под конец, чтобы выровнять тело и ступить ногами мягко, а не размазывать себя по асфальту, ему еще работать сегодня, а представать перед душами в рваных вещах и кровавым месивом вместо лица не хотелось. — Почему ты не хочешь довести дело до конца? — Каждый раз в такой ситуации Куроо задает этот вопрос. — Это меня не убьет, лишь покалечит и испачкает. — Тсукишима, чересчур напоказ, по мнению Тетсуро, отряхивает себя от несуществующих пылинок. — И что же, по-твоему, способно убить тебя? — очередной вопрос-провокация, но у Кея давно готов ответ. — Вы убиваете меня, Куроо-сан, — он был обычно-серьезным, но даже сквозь эту маску проглядывало что-то большее, чем просто слова. Волнение. Странное, необъяснимое волнение за себя или может…? За него, за Куроо? Тетсуро хмыкнул. — Но в конце все равно умру только я, Тсукки. — Вам не кажется это жутко несправедливым? — Кей обеспокоенно вглядывается в лицо напротив. Он бы с удовольствием вцепился бы в руки Куроо, с удовольствием прижал бы его к себе, чтобы так же смотреть, только ближе, намного ближе. Однако это невозможно. — Что именно? — Тетсуро выглядел беззаботно-безразлично, но они оба понимали, что это все напускное. — Вы столько прожили, а теперь готовы умереть из-за глупости. — Ты не глупость, Кей. Хейлель. Знаешь, что это значит? — на губах Куроо заиграла какая-то странная теплая улыбка. Улыбка того, кто, кажется, смирился с тем, что его ждет. — Это имя Дьявола. — Да, — из уст Тетсуро вырвался небольшой смешок, — но не только. Хейлель с иврита переводится, как «Утренняя звезда». Конечно, Люцифер переводится точно так же, но зачем нам помнить об этом, верно? — Тсукишима на это лишь фыркнул. — Ты для меня Утренняя Звезда, Кей.***
Если Ты хочешь, то земля станет мертвой; Если Ты хочешь — камни воспоют Тебе славу; Если Ты хочешь — сними Эту накипь с моего сердца.
— Вы так помогаете мне со всем этим, — Тсукишима обводит вокруг пальцем, подразумевая души, которые он пришел собрать. Сегодня их не одна, но Тсукки уже не так ничтожен в этом, как в самом начале. Однако столько за раз, он ни за что не смог бы забрать без посторонней помощи. Помощь вновь пришла из неоткуда, но Кей больше не удивляется этому. Кей привык, Кей теперь ждет каждый раз с нетерпением этого внезапного появления. Куроо всегда оправдывал его ожидания. — Какой вам с этого толк? Вы что, мой ангел-хранитель? — и Тсукишима смеется, потому что это глупость, потому что абсурднее этого может быть разве что Дьявол танцующий с Богом какой-нибудь пасодобль. И Кей отказывается думать, кто из них ведет. — Я не могу быть твоим ангелом-хранителем, Тсукки, ты же знаешь, — Кей негромко фыркает — он это знает лучше всех. — Но я могу быть твоим личным Дьяволом, — губы Куроо расходятся в привычной усмешке. Может, он как-то понял про мысли о танцах? — Лучше станьте Богом, — отрезает Кей, потеряв всю свою веселость. В глазах Куроо плещется боль: — Этого я тоже не смогу.***
Оторвись от земли, Северный Цвет; Ты знаешь, как должно быть в конце; Отпои меня нежностью Своей подвенечной земли, Я не вижу причин, чтобы быть осторожным - В доме зверь, Вороника на крыльце.
— Все-таки Ева из нас двоих — это вы, — едва дыша, шепчет Тсукишима. Он обнимает руками лицо Куроо, который только что так отчаянно его целовал. Тсукки смотрит на покрасневшие губы и думает, как же это одновременно прекрасно и ужасно. Он видит следы-ожоги своих ладоней на лице Тетсуро, но не пытается отдернуть руки. Он чувствует холод своими губами — лед, что должен заморозить слугу Ада, кажется уже подходит к горлу, не оставляя и капли тепла. — Ты оказался слишком желанным, Запретный Плод, — сквозь горькую улыбку говорит Куроо куда-то в ключицу, тесно прижимая его к себе. Тсукишима кладет ладони на лопатки, поглаживает их нежно и мягко, рисуя кривой узор чего-то слишком абстрактного. Сколько у них есть времени? Сколько им доступно секунд, чтобы так стоять и тонуть друг в друге? Им плевать на боль, на то, что все эти действия сопровождаются волнами агонии, они стараются быть максимально близко, касаться так тщательно, как возможно, просто потому, что до этого даже мысль об этом жалила сердце. Тсукишиму пробивает крупная дрожь, он чувствует, как его грудина изнутри медленно обрастает корочкой льда, а Куроо почти горит. Кожа медленно опаляется, открывая участки мяса, но — это не важно. Куроо хочет подарить Кею тепло. Тепло, идущее из сердца. — А как же ваши крылья? — на щеках Кея появляются влажные дорожки. Тсукишима не пытается их остановить, они текут слишком быстро, собираются на подбородке и капают вниз, впитываясь в черную водолазку Куроо, обжигая его кипятком демонских слез. Сегодня на нем нет ничего красного. - Я готов отдать их, лишь бы быть с тобой, — Куроо носом зарывается куда-то в шею. Его дыхание мурашками отдается на коже. Губы мягко целуют, а зубы слегка покусывают выпирающую мышцу шеи, переходя к адамову яблоку. Чертов Адам, пусть он здесь и не причем. Тсукишима не готов оставлять свою Еву. — Я люблю ваши крылья, — голос Тсукишимы тихий и сиплый, как будто до этого он долго и громко кричал. Ощущения белых перьев между пальцев, мягкость пуха и отголоски света, который он давно позабыл, всплывают в голове. А после — вид обуглившихся крыльев его личного Ангела. Кей не жалеет о том, что пальцы почти не чувствуют ничего. Говорят, это проходит. Со временем. Он жалеет о том, что испортил то, чего у него никогда не будет, а Куроо они так идут. Чертов Ангел с дьявольской улыбкой. — Они ничто, по сравнению с твоими очаровательными рожками, — Куроо поднимает голову и смотрит на небольшие костяные наросты на лобных буграх Кея. Он приподнимается, чтобы поцеловать их, не разрывая объятий. Тсукки морщится — его рога еще слишком малы, чтобы считаться рогами, но они такие у всех молодых Демонов. За те несколько сотен лет, что Кей успел прожить по эту сторону жизни, они выросли сантиметров на пять, не больше. Он их стесняется, но Куроо так нежно прикасается к ним губами, что Тсукки просто прикрывает глаза, позволяя. Казалось, кость ничего не чувствует, но только не тогда, когда ее целует Ангел. — Посмотри на меня в последний раз, Кей, — руки Куроо уже лежали на плечах, а глаза в упор смотрели на него с всепоглощающей тоской. Тсукки не понял, когда закончились поцелуи и сильные объятия, но, наверное, он уже потерял всю чувствительность. Она замерзла. Он открыл глаза. — Я люблю вас, Куроо-сан, — в золотых глазах Тетсуро плескалось счастье вместе с печалью, он улыбался, но горько. Они понимали, что лишь в Аду скажут спасибо за свержение Ангела. Куроо сам обрек себя на смерть. — Я буду ждать вас. — Я очень рад, — Куроо улыбался искусственно настолько, насколько мог. Кею было невыносимо на это смотреть, но сделать он ничего не сумел бы. Он и так сделал слишком много. — Я тоже люблю тебя, Хейлель. Губы обожгло холодом, а глаза ослепило ярким светом. Куроо исчез, оставив Тсукки одного. Только сильная дрожь и лед во всем теле, говорил о том, что все это не приснилось. — Я буду ждать тебя…***
Куроо смотрел в пустоту и не знал будущего. Он видел свет, но тот больше не обволакивал его так, как всегда прежде. Он видел тьму, но она, и подавно, никогда не была его. Он смотрел вперед и понимал лишь одно: — Ангелы давно перестали падать, Тсукки.Ключ к северу лежит там, где никто не ищет. Ключ к северу ждет между биениями сердца. Я знаю, отчего ты не можешь заснуть ночью. Мы с тобой одной крови.