Загадай на удачу.

      Аликанте – прекрасный лес, полный гармонии и понимая, существующий уже много сотен лет. В нём всегда каждый мог найти как поддержку, так и настоящую помощь, а очень редко встречающаяся жестокость была всегда исключительно справедливой и правильной, но в исключительных случаях – вынужденной…       Так хотел бы и дальше думать Алек, но почти двадцать лет назад, когда ему едва исполнилось восемь, он узнал правду.       Аликанте находился на территории старой Северной Америки и на самом деле представлял собой огромный лес и редкие поля, через которые пробегали чистые реки. В самых чащах можно было встретить глубокие озёра, под которыми скрывались целые пещеры, а далеко на востоке находилось море. Правда, его мало кто видел, поэтому эта информация со временем стала простой легендой.       Таких лесов было много по всему миру. Как бы люди ни старались вырубать деревья, осушать реки или истреблять животных – у них ничего не получалось. Потому что у каждого леса был свой Хозяин, свой Хранитель, который мог восстановить утерянное и уничтоженное людьми. В Аликанте был свой хмурый, но, по слухам, довольно справедливый и в меру жестокий Хозяин, которого люди неосознанно выводили из себя. В частности из-за того, что они без спроса и договора слишком много убивали животных, срезали целыми полянами, рощами ценные травы и ловили самых маленьких фей, заставляя прислуживать себе в качестве переносного света, что приводило в ярость всех жителей леса. Потому что только маленькие существа лесов могли светить не хуже солнечного света.       Алек узнал о том, что они с Иззи и Максом родились в самом центре одного из таких лесов – в Идрисе. Оказывается, их поселение было больше остальных на этой земле. Но откуда были такие сведения, парень не знал. Ведь покидать пределы поселения было категорически запрещено, если только ты со своим духовным братом не сопровождаете девушек, которые должны были собирать определённые травы для лекарств или специальной закалки оружия.       И это было ещё одной причиной, почему Алек Лайтвуд не любил, а точнее не понимал то место, где родился и вырос.       Если первым вопросом после рассказа отца о том, что феи и Хозяин леса кровожадные и хладнокровные твари, достойные только смерти, было «Почему бы нам тогда просто не договориться с Хозяином леса?», за который последовал подзатыльник и совет знать своё место, то вопрос на известие о таком жестоком распределении в их поселении Алек просто не решился произнести вслух.       В Идрисе, как и в самом Аликанте (опять-таки, скорее всего слухи) было жестокое распределение населения. Травами, лечением и готовкой с приборокой в семье занимались исключительно женщины и девушки. Редким исключением были только самые темпераментные и сильные, которые отправлялись в кузницу, что ковки мечей, кинжалов и наконечников для стрел и копьев. Мужчины были исключительно воинами или плотниками. Опять же таки исключениями были очень больные и старики, которые помогали девушкам в кузнецах или вели записи важных событий поселения... до которых не пускали дам, считая это занятие достойным только острых умов мужчин.       В противном случае, если мужчина или женщина брались за неподобающее им дело, тех ждала порка на главной площади, позор и принудительная работа после долгого срока в подземных тюрьмах.       Самое безумное, по мнению Алека, что его мать была старостой в их поселении. После смерти отца на последней охоте, она заявила, что никто не посмеет занять место Лайтвудов во главе поселения. Не то, что были недовольные, но Мариз глядела на всех так, будто готова была драться за это место, что когда-то получил её муж.       И вот сейчас, его мать начинает упрямо ему намекать и рекомендовать почаще наведываться к Лидии. И Мариз почему-то совершенно не волновало, что её сын абсолютно не интересовался девушками, предпочитая проводить в обществе парней… своё свободное время. Нет, Лидия ему очень нравилась, она была отличным другом, замечательным лекарем, но не более. Алек воспринимал девушку не больше, чем как лучшего друга. Хотя в тайне ото всех они пару раз дрались, так что она была и неплохим бойцом тоже. Бой был настоящим, на мечах и с копьями. И, к слову, она делала это не хуже самого Алека, даже если до него ей было далеко, ровным счётом, как и всем мужчинам в поселении.       Кроме Джейса. Пожалуй, он был единственным, кто мог бы быть с ним наравне…       — Алек, хватит так пялиться на дерево. Если ты его подпалишь своим взглядом, нам придётся уносить ноги просто с нереальной скоростью. И если это всё-таки произойдёт, я возьму ту хорошенькую девчушку, которая сейчас собирает свои травы… Алек! Чёрт, я серьёзно! О Лидии задумался?       …и кто мог выбесить своими шуточками за считанные минуты.       — Джейс… У тебя невеста в поселении. Думай, о чём говоришь.       — Ну, я в отличие от тебя знаю, как обращаться с дамами, а ты – нет. Вдруг, ты сломаешь что-то ей, и что нам потом сказать Катарине? Она нас шиповником огреет, если ты поранишь её ценную ученицу, у которой, по словам нашей великой и ужасной Лосс, просто дар к травам. А я нежно, мягко донесу её до наших ворот.       Алек стонет и прикладывается затылком о дерево, на которое он оперался спиной весь последний час.       — Если я не интересуюсь женщинами, это не значит, что я не умею с ними обращаться.       — Да неужели? — Джейс усмехается и достаёт перочинный ножик, отрезая себе с дикой яблони целую ветку с кучей уже зрелых яблок.       — Да. Ни Иззи, ни Лидия ещё не жаловались, что я им что-то сломал.       — Они не в счёт.       — Почему это?       — Лидия довольно крепкая, да и сама себя в обиду не даст. А Иззи… Она сама кому угодно может что-нибудь сломать или даже оторвать. — Джейс поигрывает бровями, давая Алеку понять, что именно он имеет в виду, заставляя своего духовного брата опять тихо застонать и даже закатить глаза.       Святой Разиэль, и именно с этим человеком семейство Лайтвудов знакомо с младенчества? Именно с этим человеком Алек согласился разделить все душевные переживания в своей жизни? Парень не мог поверить, что они до сих пор были лучшими друзьями.       — Это да. Но мама до сих пор против того, чтобы Иззи шла в кузницу. По её мнению, то, что девушки тестируют некоторое оружие слишком жестоко для обычных девушек, категорически не подходит моей сестре.       — Я бы сказал, что наоборот.       — Иззи кто угодно, но точно не обычная девушка в нашем поселении. Так что да, все знают это, кроме нашей матери, которая продолжает стоять на своём. Да ещё и эта ситуация с Лидией…       — Мы можем идти.       Парни замолкают, глядя девушку. Тёмно-синее длинное платье, украшенное разными узорами, слабо колыхалось из-за прохладного ветерка, так настойчиво дувшего с самого утра, в то время как кончик довольно толстой косы, в которую были вплетены какие-то цветы, даже не двигался. Девушка наклоняет голову от минутной заминки парней, глядя вопросительно, отчего показывается привычная плетёная корзина за её спиной. Вообще-то было заметно, что лямки достаточно сильно врезаются ей в плечи, но она только улыбается парням и кивает в сторону нужной тропинки, чтобы все возвращались обратно.       Алек почти кивает, соглашаясь, но вдруг останавливается. Взгляд только сейчас падает на землю, отмечая, что девушка стоит босиком. Сейчас была поздняя осень, и Лайтвуд слышал, как сестра говорила с кем-то, что через неделю должны осыпаться листья из-за холода, но девушка сейчас спокойно стояла босиком на сырой земле тропинки, хотя только пару часов назад закончился ливень. Парень поднимает глаза и против воли рассеянно улыбается. Ответная мягкая улыбка завораживает, как и бронзовая, загорелая кожа, раскосые глаза, подведённые чем-то черным и замысловатый узор этой же чёрной и красной краской на виске. Девушки все без исключения уже неделю баловались этим. И она была… с другими чертами. В их-то краях? И почему он не знал?       И всё-таки было в ней что-то… особенное.       Переходить из поселения в поселение было строго запрещено, но если такое и случалось, то тот, кто пришёл из леса должен был проходить проверку, а раз она жила в деревне, значит, она спокойно перенесла её. Проверка на влияние фей… Алек даже старался не вникать в её суть, быстро отказываясь от наблюдения процесса, как и от участия в нём, так как не видел в ней смысла. Сейчас он даже немного жалел об этом, потому что не знал, что у них было пополнение в поселении.       — Конечно, пошли. — Алек снова улыбается, в этот раз слабо, зато с большей теплотой, но, уловив удивлённый взгляд Джейса в свою сторону, закатывает глаза и идёт в сторону поселения, приняв прежний равнодушный вид.       Он шагает достаточно медленно, чтобы девушка могла успевать за ними. К сожалению, это также означало, что его друг и названный брат сравняется с ним в ходьбе, постоянно глазея и усмехаясь, что означало только одно. То, что Лайтвуд ненавидел всеми фибрами души, о чём прекрасно знала Иззи, Макс и, соответственно, этот дурень. «О нет, сейчас начнётся…»       — Алек, мне не показалось?       — О чём ты?       — Ты улыбнулся.       — Людям свойственно улыбаться.       — Но улыбнулся ты.       — И что?       — Ты улыбаешься только Иззи или Максу. Даже мы с Лидией редко когда можем удостоиться такой чести.       — Ты преувеличиваешь.       — Эм, вообще-то нет.       — Вообще-то да.       — Нет.       — Да.       — Оу, я понял, я понял! Ты выберешь её для свадьбы, я прав? Ну, типа чтобы не поступать так с Лидией, которая тебе как сестра почти, ты лучше женишься на этой травнице, чтобы не злить матушку?       — Девушка, а давай я тебе помогу? Корзина, наверно, очень тяжёлая.  С этими словами Алек резко разворачивается к девушке, тем самым прекращая этот бессмысленый разговор с Джейсом.       Он мило улыбается ей уже в который раз, но сейчас это была наигранно-умоляющая улыбка, просящая содействия в минутном бегстве от тупой болтовни. А она и на самом деле была бессмысленной и нелепой, по скромному мнению Алека. Он всего лишь улыбнулся от неожиданного вида спутницы в сегодняшнее утро, котороеон не заметил ранее. Наверное, опять из-за надаедающего названного брата. Он вечно любил вставить пару колких замечаний, из-за чего раздражение Лайтвуда взлетало чуть выше его привычного ощущения.       Она невозмутимо и даже немного равнодушно смотрит на него, останавливаясь, чтобы посмотреть на парня, на что Джейс только фыркает и довольно усмехается, продолжая медленно идти вперёд.       — Спасибо, я справлюсь сама. Мне не в первый раз носить столько. Тем более вам же не положено.       — Пожалуйста… Я хочу помочь, правда. Тем более ты босиком, а дорога очень скользкая. Стой, тебе не холодно?       Девушка звонко тихо смеётся, покачивая головой и позволяя снять с себя на самом деле тяжёлую корзину. Алек не знает, от чего он опешил больше: от мелодичного, хоть и тихого смеха или от такой реакции на простые слова.       — Ох, Лайтвуд… Я всю жизнь хожу босиком, неужели не помнишь? Мы с тобой встречаемся раз по десять за неделю, потому что Изабель таскает меня в ваш дом для смены трав, а ты даже не замечал?       — Что? — Парень удивлённо смотрит на веселящуюся девушку и закидывает корзину на плечо, стараясь не задеть свой лук и колчан. Корзина оказывается не так тяжела, однакоАлеку было привычно ощущать нагрузку, но чтобы это делала такая хрупкая девушка… Необычно. — Тяжёлая… Как ты справляешься вообще?       — Правда-правда. Только ты всегда хмурый и смотришь себе под ноги, поэтому я не удивлена, что ты меня не замечал. — Девушка лукаво улыбается. — Вы, мужчины, всегда думаете, что девушки слишком слабые существа, но на самом деле мы выдерживаем больше вашего. Многие из нас работают в кузнице, а это тоже не просто. Думаешь, они только молотком работают? Нет. Надо ведь ещё раздуть угли для достаточной раскалки металла, а тем способом, что делают они – это очень даже сложно. А то, как они поднимают огромные ноши с раскалённым железом? Это же просто ужас… Я искренне ими восхищаюсь после этого. Они многое терпят, даже эти ваши охотнические насмешки, которые ваши люди отпускают в их сторону. Могу поспорить, что ваши люди не продержались бы там и половины дня! Ох…       Алек не мог свести удивлённого взгляда с девушки. Он никогда не задумывался о подобном. Иззи как-то вернулась из кузницы и заперлась в своей комнате на целый день, не желая разговаривать ни с Алеком, ни с Джейсом, пуская к себе только Саймона или Макса. Она сказала, что они, не только как духовные братья, но и как тренеры и командиры охотников их поселения должны были держать всех в хорошей дисциплине, а не позволять так своевольничать. Они с Эрондейлом ничего не поняли, да и сестрёнка оттаяла спустя неделю у травников, поэтому эта история как-то подзабылась.       А тут… Значит, вот почему, сестрёнка так себя вела. Стоп… Она сказала, что общается с Иззи? Интересно, значит, это она смягчила гнев его сестры? Но как? Если Изабель и заводилась, то это было надолго и с последствиями как минимум на несколько домов, если не на половину поселения, а тут всего лишь за неделю она стала нормально общаться с семьёй.       Пока Лайтвуд нахмурено кусал губы, складывая пазл из сказанных слов, девушка тем временем поднимает с тропинки маленькую бабочку, которая еле трепыхалась на её ладонях, и аккуратно сажает её на листья ближайшего куста, чтобы насекомое крепче держалось за листок, какой-то веточкой помогая бедняге расправить слипшиеся крылышки.       — Прости за остановку, просто не стоит злить фей и Хозяина лишний раз. Да и в чём бабочка виновата, если она неосторожно задела мокрый лист, верно?       — Ты не боишься их?       — Бабочек?       — Фей.       — А ты их боишься? — Нахмурившись, Алек отрицательно мотает головой под пристальным взглядом, на что девушка только мягко кивает, продолжая путь. — Ну, вот видишь, так почему я их должна бояться? Ведь страх, он реален. Если ты боишься их, значит, есть что-то, за что они злятся на тебя. Если ты не срываешь ветки без надобности, не топчешь цветы или не отстреливаешь птиц или животных, оставляя их гнить в лесу, то тебе нечего бояться. Если честно, то я вообще не вижу смысла в вашем сопровождении, когда я отправляюсь за травами.       — Впервые вижу, чтобы кто-то настолько не боялся фей.       — Они милые, добрые. Жестокие, да, но только когда их сильно разозлить. А так они обычные, только бессмертные, в отличие от нас.       — Откуда такая уверенность? — Парень внутренне напрягается. Он как-то видел человека под влиянием фей, и это было ужасно, будто смотришь на изувеченную человеческую марионетку.       — Я же прошла полмира. Побывала в разных лесах. Я из Индонезийского леса, это на другом конце мира.       — Что? Так много?!       — Ну, да.       — Одна?!       — Ага.       Алеку интересно.       Алеку очень-очень интересно.       Лайтвуд внезапным трепетом и детским любопытством просит рассказать, как ей удалось пройти так много, какие приключения она встретила на своём пути и как спасалась от фей и зверей, но девушка только смеётся, кивая на уже виднеющиеся ворота их поселения, намекая, что их путь уже окончен и времени на это уже нет. Парень, пожалуй, впервые жалеет, что их поход был слишком коротким, хотяДжейс потом возмущённо будет протестовать, убеждая друга, что они проходили часа три, не меньше.       Отдавая корзину у лавки главных знахарей, куда приносили особо тяжелораненых охотников, Алек обещает, что обязательно расспросит девушку о тех приключениях, что были на её пути в их поселение. На эти слова она лишь скептически коротко усмехается, однако соглашается, затаскивая корзину внутрь и закрывая дверь, за которой слышалось тихое ворчание Катарины: «Почему так долго?!».       Алек не мог перестать думать, что, возможно, им ещё долго не удастся выбраться на поляну, чтобы спокойно поговорить и собрать травы, потому что впереди зима, а там начало весны, самый разгар беснующихся фей, да и нужно будет обрабатывать землю для выращивания овощей…       Он заходит в дом и сразу же слышит удивлённые возгласы Иззи и заговорческий шёпот Джейса. Тяжело вздохнув, он входит на кухню, игнорируя обоих. Иззи тут же начинает пристально смотреть на брата, пока тот опустошал кадку с водой в гробовой тишине.       — Ладно, что? — Не выдерживает парень, разворачиваясь к ним лицом.       — Это правда, что вы с Магнолией говорили всю дорогу от ближайшей полянки? — Казалось, Изабель готова была запрыгать от нетерпения и любопытства, прямо как делала это в детстве. Алек только вздыхает и снова отворачивается от них, чтобы не отвечать на этот допрос.       — Мы просто перекинулись парой фраз, — всё-таки выдавливает из себя он, отходя от кадки.       — Наглая ложь! Он бросил меня впереди и побежал помогать ей тащить эту корзину! — Джейс возмущённо отворачивается в сторону окна, показывая, что он обижен до самой глубины своей души.       — Она была тяжёлой.       — И проигнорировал мой вопрос!       — Он был просто идиотским.       — Но вполне логичным, исходя их того, как ты улыбался ей.       Иззи умилённо скулит, захлопав в ладоши, а потом вовсе ложится на столешницу, глядя на брата и требуя одним взглядом подробностей. Резкая смена настроения и поведения Алека будоражила и предвещала нечто интересное, что не могло не будоражить любопытство Изабель.       — Вы просто обязаны сходить на свидание!       — Иззи, я никуда с ней не пойду.       — Мама от тебя отстанет!       — А что я ей скажу про Лидию?       — Лидия сама ей скажет, что не хочет за тебя, а раз у вас будет обоюдное несогласие на брак, то можете не жениться. Мама же не против, что ты встречаешься с парнями?       — Почему тогда я не могу выйти замуж за парня?       — Потому что мама хочет чтить традиции?       — Ужас…       — Ну, Алек… Ну, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, сходи с ней на свидание!       — Я пообещал, что загляну к ней, чтобы она мне кое-что рассказала, но не думаю, что она согласится. Так что мож…       — Я приглашу её завтра вечером обновить запасы вишни! И мяты! И гортензии! О, о, о! Ещё… Ммм… Ещё пусть гербарии захватит! Идеально!       — Иззи, успокойся…       — Алек, ты влюбился!       — Что? Нет!       — Да! — Хором говорятДжейс и Иззи. У девушки так горят глаза, пока она бегает по кухне, проверяя запасы трав, что Алек на секунду задумывается, не спалит ли она их дом, в то время как Эрондейл только довольно пялится на злого духовного брата.       — Ты улыбался всю дорогу от лавки до нашего дома, мы видели! — Джейс самодовольно выпрямляет спину и вдёргивает подбородок, когда Алек посылает ему убийственный взгляд после очередного визга сестры.       — Алек, — Изабель останавливается напротив брата, положив руки ему на плечи, — я попрошу её, чтобы она пришла завтра вечером. Не забудь помыться после тренировки. Я накрою вам в гостиной. Или лучше здесь? Или сразу в твоей комнате?       — Иззи!       Девушка с заливистым смехом уносится наверх, пока Алек тянется за полотенцем, чтобы выпороть им свою сестру. В шутку, конечно, но Иззи уже, к сожалению, привыкла к таким несерьёзным икомичным действиям брата, да и Джейса тоже.       — Подожди, как она её назвала? — Алек резко тормозит на пути к шкафчику, где лежат утренние пироги, и оборачивается, глядя на Джейса. — Магн… Моги…       — Магнолия! Как цветок! — Кричит Изабель со второго этажа. — Большой брат, я тебя сама выпихну к ней на свидание, если ты сам не пойдёшь! — На пару минут в доме звенит тишина. Алек продолжает копошиться в шкафчике с хлебом, Джейс ехидно взглядом тыкает лучшего друга, а Изабельуже чем-то начинала греметь наверху. Хорошо, Мариз не было дома, она сейчас контролировала в кузнице починку и переплавку старого оружия… — Алек, я её у тебя уведу, если не поговоришь с ней! Она такая красотка!       Алек жалобными глазами смотритна Джейса, на что тот лишь пожимает плечами, а потом вовсе поднимает руки вверх, всем своим видом давая понять, что в этом деле он точно не помощник. Лайтвуд тяжело вздыхаети садится за стол, понимая, что эти двое не отстанут от него, если он продолжит с ней общаться.       Ладно, это пока что не настолько пока раздражает.       И это ещё даже Макс не пришёл со своей тренировки, чтобы узнать, что Алек слишком много провёл времени с девушкой, что означало бы для многих, что он и вправду влюбился.       Хотя это было неправдой, ведь Алека они не привлекают.       Она просто очень хорошая и некоторые мысли у них сходятся. Прямо как с Иззи. Точно.       — Ну вот, опять! — Джейс вскрикивает, тыкая в сторону парня пальцем. — Опять улыбаешься так, будто у тебя полная идиллия в жизни!       Ладно, это уже начинает немного подбешивать.        * * *       — М-Магнолия?       — О, Александр!       Девушка еле заметно улыбается и продолжает аккуратно раскладывать травы по горшкам и коробкам на кухне, а Алек зависает, наблюдая за её движениями. Точнее, он смотрит на то, как двигаются её руки, как извиваются запястья, на которых позвякивали украшения, как длинные пальцы переплетают и завязывают травы в пучки… Слишком грациозно. Изящно. И абсолютно не так, как это делает та же Катарина, хотя он не часто наблюдал за подобными действиями.       Боже.       — Изабель ушла поискать тебя, чтобы ты принёс воды.       — Правда?       — Да. Она сказала, что она хотела попрактиковаться в варке отваров, и…       — Святой Разиэль, можно я спрячусь в своей комнате и не буду ничего приносить, а ты скажешь, что не видела меня?       Магнолия тихо смеётся и выходит из-за стола, отряхивая своё платье. Сегодня оно было серым, но от этого не становилось менее красивым. Как и прежде, оно было вышито разными узорами в углу подола, поднимаясь и сужаясь до рукава. Ярко красные узоры на светло-сером полотне выгляделиэффектно, стоило признать. Волосы снова были уложены в причудливую косу, но на этот раз её волосы были… подождите.       — Твои волосы…       — Красные? Да, это краска. — Она поворачивается спиной к парню, показывая ему волосы, доходившие ей до поясницы, наполовину выкрашенные в краску. — Мы с Катариной рискнули попробовать достать её из одних цветов, и вышло просто прекрасно, не находишь?       — Да, красиво. Тебе очень идёт.       — Спасибо. — Магнолия делает шуточный полуприсед в знак благодарности, который Алек находит очаровательным, и, коротко улыбнувшись, расставляет все коробочки по местам. — Я закончила и уже ухожу. Не волнуйся, я здесь не задержусь.       Алек отмирает только тогда, когда из поля зрения исчезает тёплая улыбка и яркая гамма красок. Он сразу же бросается за девушкой и хватает её за руку, дёргая на себя, не давая ей выйти на улицу. Резким движением сразу же закрывает входную дверь, не давая Магнолии выйти из дома.       — Почему ты постоянно пытаешься убежать от меня? Я что-то сделал тебе? Обидел как?       — Так ведь на тебя может упасть такое бремя, как сплетни.       — Сплетни? — Парень растерянно и непонимающе хмурился, нервно оглядываясь, будто дома помимо них был кто-то ещё. — Ты к чему это?       — Ты – чистокровный житель. Твоё сознание не находится под подозрением в измене твоего народа. Тебя не заставляют каждую зиму проходить проверку на чистоту сознания и отсутствия действия фей. В отличие от меня… — Она вздыхает, сказав последнюю фразу чуть тише, отводя взгляд, будто от этих слов, даже от воспоминаний об этом ей становится больно. Постояв так немного, девушка опять смотрит на парня, но уже спокойно, даже как-то отстранено. — Так что, сами понимаете, господин Лайтвуд, что мне не хочется, чтобы из-за меня страдала самая авторитетная семья в поселении, тем более тот, на которого возложены все надежды старосты МаризЛайтвуд.       В голове щёлкает, как масло на раскалённой плите. Вот почему она ведёт себя так скромно, несмотря на яркую внешность и наряды, вот почему всегда реагирует так тихо, даже смеётся еле слышно. Вот почему он не помнит её среди своего народа. Святой Разиэль, ему жаль, что он узнаёт об этом только сейчас.       — А как же тогда Иззи? — Алек смотрит, как девушка снова начинает подходить к двери. Магнолия же только пожимает плечами, глядя в сторону с какой-то горькой тоской в глазах. — Её вразумить не получилось – прямая до жути. Да и к тому же она девушка, ей всё равно бы пришлось приходить к Катарине, у которой всегда нахожусь я. Так что это было неизбежно, также как и ваш брат.       — Макс?       — Он постоянно старался раньше пораниться в драках, чтобы прибежать ко мне и послушать очередную сказку. — Девушка кивает. — Я слышала очень много таких историй не только от людей, но и от фей. Ваш брат слишком много времени проводит у нас в лавке, выпрашивая новую историю о других лесах или сказку с других земель.       — И давно ты с ними общаешься?       — Лет… семь? Восемь? Я сбилась со счёта. Прости, но мне нужно в лавку, а то Катарина может заволноваться, что меня долго нет.       Она кивает на прощание, тут же исчезая за дверью, оставляя ошарашенного Алекаодного двигать в своей голове шестерёнки, складывая их в единый механизм и последовательность жизни в их селении.       Семь лет? Она жила в их поселении уже семь лет, и он не видел её ни разу за всё это время? Это как надо жить, чтобы ни разу не попасться ему на глаза? Он знал всех жителей, даже тех, кто был прикован к постели. А тут…       Но если она общалась с Иззи и Максом только семь лет, то она появилась здесь намного раньше. Её пустили, и, видимо, проверка на влияние фей прошла успешно, раз она спокойно ходит по их улицам. Но всё же семь лет? Серьёзно?       — Алек! Вот ты где! — Тяжело дышащая Иззи вбегает в дом, облегчённо вздыхая, при этом недовольно буравя брата взглядом. — Пол поселения пробежала, чтобы тебя найти. Сходи за водой и поставь её на кухне, там Магнолия сидит, так что вы можете спокойно поговорить и…       — Иззи, ты же сказала, что она придёт вечером.       — В лазарете не оказалось никаких срочных дел, так что она пришла пораньше. Алек, с тобой всё нормально? Ты какой-то потерянный.       — Что? — Алек только сейчас поднимает на сестру взгляд, отрываясь от стены, где только что стояла Магнолия. — Нет, всё в порядке, просто… Просто она только что ушла, сказав, что всё закончила.       — И ты с ней не поговорил? — Изабель недовольно скрещивает руки на груди и пытается осуждающе посмотреть на брата, правда, из-за часто вздымающейся груди это выглядело не так эффектно как обычно.       — Поговорил. И много чего узнал… — Алек копирует позу сестры, выпрямляясь, и теперь буквально возвышаясь над ней, хмуря брови. — Сколько лет она живёт в нашем поселении, что каждую зиму её таскают на проверку?       — Она сказала или ты выпытал у неё?       — Иззи! Я не садист!       — Но, если это необходимо, ты можешь и не такое устроить. Так что?       — Она сама сказала. Она… Чёрт, она считает, что мне не стоит портить свою безупречную репутацию лидера общением с ней.       — И ты с ней согласен?       — Что? Нет, конечно, это глупо. Мне просто интересно с ней. Да и рассказывает она очень разные вещи, о которых я впервые вообще слышу. Я впервые вижу, что человек так воодушевлённо рассказывает о пользе растений и, который откровенно не боится гулять один по лесу. Ты понимаешь? Даже ты так не делаешь, хотя смелее тебя из девушек я никого не встречал. Ну, кроме Лидии. Вы с ней… на одном уровне.       — Вот ещё! Я сильнее её. — Девушка фыркает, но через мгновение уже смотрит на брата серьёзным взглядом. — Она… не простая. Пришла в наше поселение десять лет назад. Точнее, её нашли недалеко от нашей привычной тропы. Думали, что это кто-то из наших отбился и сейчас ранен, но оказалось, что это была она, всего лишь спящая под деревом. Порванная в лохмотья одежда, сумка практически с крошками еды, синяки и ссадины на руках. Её принесли сюда, и когда она очнулась, наш отец заставил её пройти проверку. Я не знаю, почему её не было два года, и где она была всё это время, но в поселении она стала жить со всеми только восемь лет назад. Знаешь, я бы сама хотела знать, где её держали два года до того, как она вышла в поселение. Катарина, кстати, сразу забрала её к себе, никого близко даже не подпуская к ней. Сам знаешь, как многие относятся к новичкам здесь.       Алек кивает. Многие откровенно ненавидели фей и тех, кого удалось спасти из их ловушек, потому что считали, что их никогда не вернуть. Поэтому в их поселение, да и вообще на их землю мало кто заглядывал, потому что спасённых от фей редко оставляли в живых. Но Магнолия жива, здорова и даже, вроде бы, радуется жизни, так что не стоит беспокоиться.       — Ещё она сказала, что вы с Максом часто ходите к ней.       — Это логично, большой брат. — Изабель опять фыркает, закатывая глаза. — Я же девушка. Я должна уметь варить эти все отвары, готовить и знать значение всех трав, чтобы вылечить твою дурную голову в случае, если ты что-то подхватишь и сляжешь с какой-нибудь болезнью.       — Ладно, а Макс?       — А вот это было вообще случайно. Он подрался с этим парнем… как его..Коди… Киди…       — Киран.       — Ну, да, они подрались, и Максу разбили нос. А потом оказалось, что он в процессе драки и лодыжку подвернул. Я отвела его к Катарине, но та ушла к тяжелобольным, и в лазарете была только Магнолия. Пока я бегала за водой, они успели разговориться и подружиться. Кстати! — Девушка улыбается, кося взгляд на букет цветов, который стоял на столе в кухне. — Она моментально его поставила на ноги. Он даже не хромал после её перевязки и отвара.       — Чёрт, а почему я не знал?       Иззи пожимает плечами, начиная внимательно рассматривать картины на стене.       — Ну, не знаю, наверно, потому, что ты был сильно занят Раджем в тот год. Да и мать была разбита из-за смерти отца, из-за чего тебе пришлось делать почти всю работу за неё после этого объявления: «Лайтвуды по-прежнему правят этим поселением»?       — Ясно. — Парень тяжело вздыхает и отводит взгляд, чувствуя неловкость, колющую под рёбра. Он осматривает комнату, примечая жутчайший беспорядок. Опять Иззи что-то здесь меряла или, ещё хуже, химичила с травами. — Я пойду.       — Алек! Ты куда?       — Прогуляюсь.       — Ты на эмоциях, не стоит, сходи лучше в тренировочную. — Девушка хватает брата за руку, обеспокоенно заглядывая ему в глаза, которые он старательно отводил.       — Я просто прогуляюсь, не волнуйся.       Парень мягко освобождает свою руку, быстрым шагом удаляясь от дома.       Единственным плюсом их поселения было то, что здесь можно было легко потеряться. Улицы и дома были построены без определённого плана, был совершенный хаос в планировке. Люди просто строили дома как удобнее: поближе друг к другу, расстояние улицы минимальное, чтобы если что, можно было забежать к соседям, или быстро забраться на крышу хижины. Именно этим сейчас и воспользовался Алек, забегая за первый же угол, с удовольствием отмечая, что выбежавшая следом сестрёнка не знает куда бежать, чтобы догнать своего брата.       Лайтвуд бродит сначала около центра, незаметно даже для себя направляясь к вратам, что вели в дикий лес. Он останавливается только тогда, когда видит знакомых парней у стены. В голове было столько мыслей, которые просто не хотели успокаиваться и остановиться, чтобы Алек хоть как-то мог разобраться в них. Столько вопросов, столько неясных моментов в рассказе Иззи. Но она сама сказала, что не знает, где Магнолия пробыла целых два года. Не обратно же в лес её выгнали. Но если и в поселении её не было, то…       Алека передёргивает от такой мысли. Он резко разворачивается, чем привлекает несколько удивлённых взглядов старух, которые ткали под навесом, и направляется к лазарету. Нет, он точно должен узнать у Катарины, что это неправда, потому… Да потому что! Если их поселение считается самым жестоким, это не значит, что они практикуют такое. Он сам слышал рассказы тех, кто приходил с охоты или сопровождения травниц, и там не было ничего, чтобы наталкивало на такие мысли.       Дверь оказывается настежь открыта, и из неё продолжительно валит неприятный зелёный пар. Из лазарета доносился звон посуды, тихая ругань и сдавленный кашель. Алек заглядывает, но ему дают хорошую пощёчину со словами: «Брысь, а то отравишься!».       Парень ошарашено отходит, потирая щёку и глядя, как дым уменьшается, потом вовсе исчезая. Из лазарета тут же выглядывает Магнолия, обмахиваясь каким-то кожаным томиком, параллельно стягивая с лица полоток, который позволял не надышаться дымом, и начинает оглядываться по сторонам.       — Хей, никого не задело? Я тут кого-то ударила…       — Это я, — улыбается Алек, подходя ближе и потирая красную щёку, — но всё нормально, не волнуйся. Может, угостишь меня чаем вместо извинения?       — Чёрт. Прости. Да, конечно, проходи.       Девушка отходит, освобождая место, чтобы Лайтвудмог пройти внутрь. Потолок для него был немного низок, из-за этого он постоянно встречается лбом с лампами, наполненными горючей жидкостью, мешочки с травами или просто за котелки или чайники. К тому времени, когда он всё-таки падает на тахту, то успевает набить шишку на лбу, потому что не успевал уворачиваться от навешанных под поталком пучов разной травы, каких-то сосудов и прочих странных на вид вещей. Зато девушка в это время очень ловко уворачивается от всего, хотя и сама была не слишком низкой. Выше Иззи точно, рассеянно отмечает Алек, наблюдаяя за её действиями. Её платье до сих пор испачкано в зелёной пене, также как и красные волосы. Она наспех вытирает руки какой-то тряпкой, начиная заваривать чай и прибирать весь беспорядок.       — Никогда не был в этой части лазарета… Не знал, что здесь такой низкий потолок. Как вы вообще тут с Катариной… химичите?       — Ну, я привыкла, потому что живу тут достаточно долго. У лазарета ещё не было второго этажа, как меня поселили здесь, так что у меня уже в привычку вошло находиться в этой части лазарета почти все сутки.       — Ты здесь живёшь? — Алек неверяще смотрит в спину девушке, которая помешивала какой-то отвар, тут же закрывая его крышкой. — Но здесь же…       — Как в сарае? Знаю. Да и это помещение изначально и было сараем. — Магнолия оборачивается и улыбается, пожимая плечами. Она снова вовзвращается к работе, быстро двигаясь между шкафчиками и мешочками. — Но потом Катарине понадобилось больше места для раненных и трав, так что она взяла этот сарай для хранения и варки отваров, а основное крыло сейчас с другой стороны.       — Но здесь же ужасно неудобно!       — И что? Жить-то можно.       — Я попрошу, чтобы Катарина выделила тебе комнату над лазаретом, я видел, что там делали хорошие и просторные комнаты.       — Не стоит. Я привыкла к этому месту.       — Ты слишком безразлична к тому, где живёшь.       — Правда? А это тогда что?       Алек удивлённо упирается взглядом сначала на чашки перед собой, которые оказались украшены такими же узорами, что и платье девушки, в отличие от их однотонной серой и коричневой посуды, а потом уже оглядывается. Стена была расписана красками. Жёлтая, красная, синяя, фиолетовая, голубая, чёрные контуры и силуэты, завитки, переходящие в другие оттенки, которых парень даже ёще не видел. Подушка была тоже весьма необычной. Сквозь ткань были вдеты сушёные травы и перья. На небольшой полочке лежал один на другом несколько томиков книг в кожаной обложке, а рядом стояла раскрытая шкатулка. Она была слишком маленькой, поэтому украшения, что должны были находиться в ней, лежали сейчас везде: на открытой крышке, тонкие шнурки висели через край, лежали по углам или на штыках в стене. При каждом дуновении ветра разные кулоны стукались друг о друга, создавая удивительно мелодичные звуки. На самом краю полки лежала огромная раковина, под которой лежал листок.       Проморгавшись, парень перевёл взгляд на девушку, которая улыбалась, растерянно перебирая своё ожерелье из жемчужин. Видимо, она надела его недавно, потому что раньше Алек такого не видел.       — Это… это всё твоё?       — Да. Я же сказала, что много где побывала, так что это не должно быть удивительным, что у меня столько украшений.       — Ты любишь украшения? — В руках появляется чашка, из которой Лайтвуд сразу отпивает, смакуя вкус. Рот сразу обжигает, и он собирался уже быстро проглотить жидкость, чтобы не обидеть девушку, которая смотрела на него с весёлым прищуром. Но вместо ожидаемой боли ожога наступила странная прохлада и свежесть. Чай теперь не казался горячим, наоборот, он был тёплым, успокаивающим и даже прохладным?       — Да. Многие считают это странным, но… мне нравится всё красивое и изящное.       — Разве это должно быть удивительным?       — Некоторым не нравятся мои вкусы. — Магнолия пожимает плечами, тоже отпивая немного странного чая.       — Ну… Тебе они очень идут, так что не стоит слушать остальных.       — Неужели?       Парень отворачивается и начинает внимательнее рассматривать содержимое полок, в то время как девушка с улыбкой наблюдает за ним. Алеку не собирается поворачиваться и смотреть ей в глаза. Почему-то. Он не знает, хотя, может быть, не хочет знать и специально избегает лишний раз смотреть на неёё, чтобы убедиться в своём предположении. Чёрт, он будто снова стал подростком, испытывающим первые чувства, в которых он не разбирается.       Это раздражало.       Конечно же, он не собирался игнорировать это и у него даже были планы разобраться с этим... однако сейчас был такой уютный момент, что не хотелось его нарушать чем-то грубым и слишком серьёзным. Тем более в голову пришла мысль, которую нужно озвучить:       — Хочешь, я тоже подарю тебе что-нибудь?       — Александр, вообще-то о таком не говорят. Это делают именно подарком, сюрпризом. О таком не говорят заранее тому, кому хочешь сделать приятное.       — Серьёзно? Люди так делают?       Алек удивлённо смотрит на улыбающуюся девушку, и в голове тут же проносятся моменты из прошлого, где парень подходил к сестре, Лидии или Максу, спрашивая, что им подарить на день рождения или Рождество. Те всегда улыбались и не говорили ничего конкретного, а если и говорили, то это было слишком сложно достать. Но, несмотря на все трудности, Алек всё-таки находил то, что они просили, и дарил это им. Всё равно они всегда удивлялись и радовались подаркам, так что Лайтвуд думал, что так обычно и бывает. Но, оказывается, всё на самом деле по-другому.       — А как тогда узнать, что хочет тот, кому ты хочешь сделать приятное?       — Спросить его лучших друзей, ну, или хотя бы тех, кто с ним близко общается. Но если ты спросишь у человека напрямую, то он будет от тебя ждать чего-то, и тогда никакого подарка не получится.       — Чёрт… — Парень тяжело вздыхает и трёт лоб, осознавая степень своей ошибки. — Значит, я испортил для тебя подарок?       — Допустим, я и не ждала от тебя чего-то. Точнее, вообще ничего не ждала. Думаю, это просто была твоя вежливость ко мне. Или жалость, но я предпочитаю не останавливаться на этом варианте, хотя он весьма возможен в такой ситуации. — Хмыкая, Магнолия наливает себе ещё чая.       — С чего ты это вообще взяла?       — Тебе пора. — Она улыбается самой нежной и снисходительной улыбкой, от которой у Алека приятно немеет в душе. — Ты слишком долго здесь. Многие могут неправильно понять твой поступок, так что тебе стоит поторопиться. Шишки на голове у тебя не будет из-за удара о котёл, да и щека уже не горит, так что ты полностью здоров.       Эти слова словно отрезвляют, заставляя Алека нахмуриться, поглаживая щёку. И правда, она стала уже обычной, уже не горела и не пульсировала, как это было считанные минуты назад, а голова уже не болела как раньше. Причин оставаться и правда уже не было, но какая-то мысль постоянно вилась в голове, не давая себя ухватить.       Покрутив в руках чашку, парень шумно выдыхает и хмыкает с явным вызовом в голосе:       — Я не уйду.       — Почему? — Магнолия замирает с котелком в руках и удивлённо смотрит на Лайтвуда, сильнее разваливающегося на её тахте.       — Потому что я хочу посидеть здесь и поговорить с тобой.       — Не стоит портить свою репутацию из-за меня.       — Я не порчу её, я провожу время с той, с кем мне хочется. Это, вроде бы, не запрещено.       — Но разница наших положений в поселении могут создать тебе проблемы.       — Что ж, тогда меня это не волнует, потому что мне плевать, что скажут остальные на то, с кем мне приятно общаться. Или это тебя напрягает?       Магнолия удивлённо поднимает брови, продолжая в упор смотреть на парня, открыто глядящего на неё, явно не испытывающего никаких тревог и угрызений совести. Такой юный и такой... дурак. Девушка ставит нобратно на столик котелок с чаем и задумчиво разглядывает его, водя большим пальцем по чугунной ручке.       — А что если из-за этого у меня будут проблемы? — Всё-таки слетает с губ. И наконец-то она видит на безмятежном лице напротив замешательство, резко изменившуюся осанку и мгновенно посерьёзневевший взгляд.       — Тогда… — Алек задумчиво кусает нижнюю губу, глядя куда-то, медленно взвращая взгляд на Магнолию. Чёрт, он задумался над таким поворотом. — Тогда ты можешь говорить мне, если кто-то тебя обидит. Я разберусь.       — Ну, уж нет. — Девушка фыркает, вставая и начиная прибираться в своём углу с посудой. Нет, он точно дурак, причём наивный дурак, причём наивный и ничего не помнящий дурак. Повезло же с таким связаться... — Уж лучше стерпеть об этом, чем жаловаться влиятельному сыну главы поселения, вызывая этим новую волну недовольства.       — И, тем не менее, я никуда не уйду. Если ты сама не хочешь меня выгнать отсюда.       — А ты хочешь уйти?       — Нет.       — Тогда можешь оставаться. Мне всё равно, только потом тебе самому придётся объясняться, почему так долго пробыл в лазарете.       — А разве Макс здесь не сидит часами?       — У него хотя бы оправдание есть. Он то лодыжку подвернёт, то нос разобьёт, то поранится. На всё это требуется время, тем более он выходит отсюда абсолютно здоровым.       — Я тоже здоров, но хочу задержаться. Расскажешь мне?       — О чём? — Магнолия всё же оборачивается и скрещивает руки на груди. — О личных вещах не буду рассказывать, учти.       — Хорошо. Расскажи о своих путешествиях.       Девушка прищуривается и на мгновение задумывается, надо ли ей это – няньчится с очередным Лайтвудом в очередной раз, но немного подумав, параллельно взвесив все «за» и «против», заметно расслабляется, отворачиваясь обратно. Она молчит минут пять, в молчаливом ожидании, не передумает ли это настырное дитя. Но потом начинает тихо рассказывать о том, как она всё-таки начала скитаться из одного великого леса в другой, знакомясь там с феями и духами, попадая в ловушки даже к самим Хозяевам леса, умудряясь сбегать прямо из-под их носа.       В это время Магнолия заканчивает свои приготовления для очередного клиента из поселения и, вытерев руки и небольшой столик перед тахтой, садится, чтобы продолжить рассказ уже сидя рядом с чаем в руках. История была о том, как приближённый её отца, Азазель, сумел всего за пару месяцев вскружить Асмодею голову и убедить, что его дочь полная бездарность в своих обязанностях, выгоняя поздней ночью, в чём мать родила, в самую гущу нейтрального леса на одном из крайних островов Индонезии. В самое опасное для неё место.       Оказалось, что мать Магнолии умерла при родах, потому что она была в поле, когда начались схватки. На крики сбежались не только люди, но и феи, думавшие, что охотники кого-то пытают. Завязалась драка, мать еле отбили у фей, но она была слишком сильно ранена, чтобы дожить до конца родов. Девушка грустно улыбнулась, когда сказала, что, по словам той, кто принимала роды, её практически вырезали из тела матери, от чего Алека не просто передёрнуло, его пробрал такой холод, что ему стало даже неловко. Что делать в подобных ситуациях? Как поддержать?       Но травница уже рассказывала дальше, как ей пришлось сначала договариваться с водными нимфами, чтобы они помогли перебраться ей до следующего острова, который оказался островом Суматра, а потом был лес Малайзии, жаркий Таиланд, жестокий Бангладеш, многочисленная Индия, затем Пакистан, откуда ей пришлось сбегать не только от фей, но и поселений людей, потому что если во всех остальных люди были дружелюбными, то там они были… пугающими, поэтому она сбежала в Египет через Саудовскую Аравию.       Климат там, конечно, отличался, но к удивлению девушки, феи там тоже были. Точнее духи, которые жили в оазисах и иногда появлялись перед заблудившимися странниками. Они оберегали редкие растения в пустынях и более редкие оазисы. Магнолии понадобилась почти неделя, чтобы уговорить одного из них вывести её из пустыни к людям.       «Понимаешь, они просто не доверяют людям, потому что те слишком часто их использовали в своих целях, поэтому они стали такими жестокими и недоверчивыми», — объясняет девушка, показывая ожерелье из пальмового ореха и известняка, которое подарил ей этот дух.       Почти в каждом лесу ей дарили на память что-то красивое, изящное. «Почти как она сама», — добавлял про себя Алек. Кулоны, ожерелья, браслеты, заколки для волос и что-то отдалённо напоминающее диадему. Даже было несколько колец из чистого серебра и золота.       Девушка всё говорила и говорила, заставляя Алека хохотать над некоторыми истории из Испании и Бангладеша или другими поселениями. Время летело слишком незаметно… Для Алека с Магнолией.       Но в этот момент Изабель, выбившись из сил, останавливается на небольшой площади у лазарета. Она оглядывается по сторонам, стараясь увидеть среди проходящих мимо людей своего брата или хотя бы одну из лекарей. Переведя взгляд на приоткрытую дверь лазарета, которая означала, что Катарина Лосс была на месте, девушка закрывает глаза и, проводя рукой по волосам, глубоко вздыхает: «Господи, да я просто идиотка…».       — Катарина! — Тяжело дыша, Иззи вбегает в лазарет и бросается к женщине в ярко-голубом платье с короткими рукавами. — Ты не видела Алека? Просто, кажется, что он пропал. Брат спрашивал про Магнолию, а потом ушёл. Я нигде его найти не могу. За ворота не выходил, у Лидии его нет, так же как и у Макса, а Джейс…       Женщина спокойно смотрит на девушку и приложила палец к губам, жестом показывая идти за ней. Она проходит пару помещений и останавливается у занавески. Отодвинув её, она кивает в проход. Изабель непонимающе хмурится, всё ещё восстанавливая дыхание, но задерживает его, заглядывая внутрь. Но когда она выпрямляется, на её лице сияет довольная улыбка.       «Никому», — строго говорит Катарина, намекая на встречу этих двоих, на что Иззи только кивает и коротко приседает в наигранном жесте повиновения и, чтобы не получить влажной тряпкой, снова убегает.       — Чёрт, Магнолия! — В маленьком помещении слышится лишь звонкий смех и тихая ругань Алека, полного шутливого раздражения. — Погоди… Так? А, вот… так… Хорошо… И ещё… Да блин! Так не бывает!       — Бывает. Думай. Или тебе помочь?       — Нет! Я сам. Я сам, просто... просто это сложно!       Магнолия насмешливо фыркает, не в силах сдержать смешка, и наблюдает, как сидящий с ногами на её тахте парень пытался повторить её же действия. Девушка показывала Лайтвуду фокус обычного кожаного шнурка, что при определённых комбинациях, можно было получить разные фигуры, а если это делать вдвоём – то они повторялись через четыре рисунка.       Время было ближе к вечеру. Катарина, ещё раз мельком смотрит на них сквозь щёлку и уходит, с полуулыбкой качая головой. Великовозрастные дети, которых в детстве недолюбили и не дали достаточно тепла и радости, что сейчас они в таком восторге с настолько невинных детских игрушек.       — Александр, прекрати, я сейчас лопну от смеха…       — Но это невозможно! Как они повторяются? Почему? Ааа, чёрт, я не понимаю!       — Зачем понимать, если это весело?       — И где это весело? — Ворчит Алек, хмуро поднимая взгляд на травницу, сильно выгибая руку, чтобы зацепить одну линию шнурка под другой.       — Ну, если ты будешь много тренироваться, то это будет весело. Меня, например, это успокаивает.       — Тренироваться? — В одно мгновение сердитое выражение лица парня принимает недоумённое. — Успокаивает?       — Ага. Смотри.       Магнолия быстро выхватывает второй кожаный шнурок из шкатулки, убирая с него кулон в виде зелёного кристалла, завязывает оба конца в узел и натягивает между ладоней на обоих мизинцах и больших пальцах. Спустя пару быстрых движений, она демонстрирует ладони, на указательных и больших пальцах которых был рисунок, чем-то похожий на женскую косу.       — Видишь? Я называю это «Косточка». Потому что похоже очень на косточку. Правда, круто? Когда мне было нечего делать в ловушке у Шамаханского Хозяина, то целыми днями этим и занималась. А потом как-то вошло в привычку и… Алек? Всё нормально?       — Я даже не успел проследить, как ты это сделала…       Девушка снова смеётся, уже не так тихо и в полный голос, слегка прищуриваясь, не в силах больше смотреть на растерянное и удивлённое лицо парня. А Алек замерает и поднимает взгляд, понимая, что в душе разбилась чашка чая со странным чаем – в душе стало тело и одновременно до онемени кончиков пальцев приятно, а то, как Магнолия смеялась зарождало в нём какой-то трепет и радость.       Странное чувство. Странный чай. Странная ситуация.       Странная Магнолия, что внезапно появилась из тени толпы.       Силой заставив себя отмереть, парень в сотый раз смотрит на процесс плетения фигурки, что до сих пор была на пальцах девушки. На его лица отражается удивительная гамма эмоций: грусть, потрясение и восхищение. Но больше всего, пожалуй, выражения лица складывалось жалобным, которое само за себя говорило: «Научи меня тоже, ибо я ничего не понимаю, но мне это так нравится».       Катарина слышит звонкий родной смех и грустно улыбается, продолжая делать заживляющие мази и настойки.       Ведь через пару месяцев зима.       Зима – время, когда феи немного ослабевали в своих способностях. Не все из них впадали в спячку, но те, кто оставался, продолжал держать лес под охраной. Даже зимние феи, родом из сурового климата, острее чувствовали боль от пыток железом и раскалённым золотом, что же говорить о тех, кто вырос в жарком климате и сейчас и так ослаблен в непривычном холоде?       За очень короткое время Алек меняется так, что даже Джейс перестаёт его подкалывать и при каждом удобном моменте, кладя прохладную руку ему на лоб, чтобы проверить, нет ли у лучшего друга температуры.       Весь конец осени и начало зимы Алек проводит на охотах, сопровождениях в лес и лазарете. Причём в лазарете он проводит половину своего времени, если не больше. Даже тренировочная площадка отошла в его сознании на задний план, пуская на своё место яркие глаза, мягкую улыбку, звонкий смех, грацию движений, прекрасный нежный голос и одежду с украшениями, которые затмевали своей оригинальность и вместе с тем скромностью любую девушку, да и парня во всём поселении.       Алек приходит в лазарет сначала редко, прикрываясь разными поручениями. Магнолия только улыбается на эти банальные отмазки и отходит в сторону, пуская парня на свою тахту поближе к очагу, где уже закипал заранее поставленный на огонь чайник. Пока парень греет руки и рассматривает новые рисунки в самодельных записях, девушка продолжает изредка смотреть на него и улыбаться, складывая в маленькую корзинку необходимые Изабель травы или делая заживляющую мазь для Макса, который сейчас всё больше пропадал в тренировочной с Джейсом.       Так продолжалось довольно долго, пока Лайтвуд не заметил улыбку. Еле заметную, до щемящего грустную, появляющуюся тогда, когда, казалось, никто не смотрит. Но напрягала не она, а взгляд, с которым Магнолия улыбалась. Он был пустой, будто девушка снова оказывалась в тех ужасных историях снова и снова, будто она снова шла туда, откуда вернуться не было шанса.       Проходит четыре дня, после чего его терпение Лайтвуда лопается.       — Что случилось?       — Прости? — Девушка поднимает голову от глиняного горшка, где перетирались в порошок какие-то белые камушки.       — Ты улыбаешься. Я сделал что-то не так и это ужасно глупо? Поэтому ты смеёшься?       — Нет, с чего ты взял такую глупость? — Магнолия обычно улыбается и снова опускает голову, но ниже, чем было до этого.       — Ну вот, опять! Ты опять улыбнулась.       — Алек, тебе показалось.       — Нет, я точно выдел.       — Бедняга, надо позвать Катарину, надежда всего поселения в бреду… Катарина!       — Катарина, не волнуйтесь, всё отлично! Нет, ответь, мне интересно.       — О боже, Катарина, быстрее, тут обострение! Ему кажутся ужасные вещи!       — Нет! Ничего подобного всё в порядке!       — Но, Александр, это же первый знак, что вы не принадлежите себе! Надо срочно исправить. Катарина!       — Это нормальная реакция на улыбку!       — Ну вот опять!       — Магнолия!       — Александр!       — Я вас обоих сейчас убью! — Катарина влетает в комнату с криком так быстро, что Алек чуть не роняет на себя чашку с кипятком, пытаясь не упасть, кидая в девушку её же подушку. Магнолия сидит к Катарине спиной и упорно кусает губу, чтобы не рассмеяться. На несчастье Алека, он сидел к женщине лицом, поэтому с ним такое не прокатило. — Хватит улыбаться, я вас ругаю, между прочим! Устроили чёрт знает что в такой поздний час!       — Катарина, но вы же не спите…       — Да, но я работаю, в отличие от вас, олухов! Там сейчас сидят два парня, которым надо зашить раны и продезинфицировать всё, а вы тут отвлекаете меня. Я уже думала, что у вас и правда что-то серьёзное за полтора месяца ваших воплей, но нет, к сожалению, оба здоровые и… Хватить смеяться!       Алек правда пытается не хохотать, видя, как Магнолия тайком вытирает слёзы своим рукавом, глядя на потолок, а потом начинает комично кивать в такт словам Катарины. Он правда пытается, но всё-таки не выдерживает и, поставив чашку с чаем на стол начинает тихо задыхаться от смеха, упав на тахту. В него даже летит какой-то веник со стороны Лосс, но он, как истинный охотник успевает быстро среагировать и укрыться одеялом, чудом не перевернув при этом саму тахту.       — Срам какой! Лайтвуд, имей совесть! Нельзя лезь девушке в постель, даже не сводив её на свидание. — Катарина качает головой, Магнолия закатывает глаза, а Алек, выглядывая из-под одеяла, возмущённо пыхтит и показывает Катарине один выпученный глаз, отчего она устало улыбается, обречённо выдыхая.       — Ложь и клевета, мы уже ходили на одно!       — Но и после одного – срам! Я требую ещё минимум три, и тогда можешь забирать её!       — Серьёзно?       — Абсолютно.       — Эй! Я вообще-то здесь. Я вам не вещь, чтобы мной торговать!       — Ой, да как будто ты против пожить со мной…       В Алека летит ещё пара предметов, один из которых звонко приземляется прямо в бровь парню. Охотник громко стонет, а Лосс, закатив глаза с фразой: «Господи, и кому я позволяю жить у меня?», закрыла дверь, возвращаясь к больным. Проходит десять минут, и они опять начинают говорить.       — Алек…       Тишина.       — Ну Алек.       Тяжёлый вздох.       — Уже поздно.       — Уйди.       — Ну дай я хотя бы мазью намажу.       — Нет.       — Алек.       — Я обиделся.       — Чего? — Девушка недоумённо смотрит на этот кокон, состоящий из её одеяла и длинных ног, свисающих с тахты. — Ты? На меня?       — Да.       — В следующий раз будешь думать, что говоришь.       — Ах так? — Парень резко садится и смотрит прямо на девушку. Он щурится из-за огня в камине, а Магнолия спокойно рассматривает его лицо, чуть-чуть приподняв бровь в немом вопросе. В следующую минуту Алек встаёт и уходит, буркнув на прощание только короткое «Ну и ладно».       Они мирятся уже на следующий день самым смешным способом, по единоглассному мнению Макса и Джейса. Смеялись все, включая даже Катарину с Раджем, но ни одна, ни другой не признают, что хохотали даже громче всех в тот день никогда... ведь это было бы крахом их репутации серьёзных людей.       — Ну прости меня…       — Ты обиделся? Вот и обижайся дальше.       — Ну Магнолия!       Тяжёлый вздох и скрежет металла о металл.       — Все смотрят.       — Ну и иди, если напрягает.       — Ах так?       — Так.       — Ну и пойду.       — Ну и иди.       — Я ушёл.       — Всего доброго, Изабель привет.       — Магнолия!       — Что?       — Ну прости!       Алек театрально падает на колени и протягивает девушке дохлый букет незабудок – они все повяли и сейчас свисали в разные стороны. Магнолия косо смотрит на всё это и картинно прикладывает тыльную сторону руки, на которой была варежка, перемазанная сажей, ко лбу, тяжело вздыхая и закрывая глаза.       — О святой Разиэль! Пошли этому несчастному ума!       — Я был не прав, любовь моя!       — Ладно, так и быть, ты прощён.       Магнолия подходит к удивлённому парню и целует его в щёку, забирая у него букет, и всё это с непроничаемым спокойным выражением лица. Цокнув языком, она обрывает половину стебля, выбрасывая их в огонь, а сами цветы ставит в полупустой приплюснутый горшочек.       — И это всё?       — Ну, ты признал, что ты был не прав, что ещё нужно?       Парень недоумённо начинает возражать девушке, которая спокойно отвечает на все его протесты, в то время как на лестнице Джейс цепляется за Макса, обессилев от смеха, хотя и сам младший Лайтвуд еле держался за перила. Катарина стоит в стороне с черпаком в руке и прикрывала им рот, чтобы никто не видел её улыбки, с тихим «О, Ангелы, им точно обоим по пять лет». А Радж, прислонившись плечом к косяку, тихо смеялся куда-то в сторону. И всё на фоне продолжающих театрально и с чувством выясняющих отношения Лайтвуда и Магнолии.       Алек Лайтвуд сам не понял, как это произошло.       Алек вообще не понимал, как он стал времени проводить в маленькой каморке лазарета больше, чем дома или тренировочной. Он не помнил, в какой момент дарить подарки стало скорее приятной привычкой, чем желанием побаловать. Хотя парень замечал, что большинство подаренных вещей были убраны на полку и совсем не носились, но он понимал, почему, поэтому ничего не говорил.       Осуждение.       Зависть.       Ненависть.       Выделение по происхождению.       Пару раз он был свидетелем того, как Магнолию силком затаскивали в тёмный угол между домами, затыкая рот. Четверо здоровенных мужиков посыпало её такими словами, что у Алека не просто кипела кровь, она била раскалённой лавой, вулканом взрываясь в голове. Он хотел просто ударить каждого по разу, сделав выговор, но, когда один дал девушке пощёчину, из-за чего по серому платью побежала красная струйка, а потом ударил девушку коленом под дых, у парня сорвало тормоза напрочь.       В итоге в лазарет притащили четырёх парней в бессознательном состоянии, а в комнате с травами на тахте сидела девушка, обрабатывающая руки парня, который ещё рвался броситься в соседнюю комнату, чтобы завершить начатое. Он терпел только из-за Магнолии, которая сказала, что после произошедшего её итак будут ещё больше недолюбливать, а убийство своих понесёт ещё большие последствия.       С этого момента прошло три месяца.       Сейчас была зима, точнее её середина.       Рождество.       Алек очень расстроился, когда прямо перед кануном Рождества Магнолия сказала, что её забирают.       «Грёбанная проверка, почему нельзя сделать её после праздника?!» — возмущается про себя парень, затачивая прямые ветки, насаживая потом на них металлические наконечники и разноцветные перья, которые подарила ему Магнолия. Чёрт…       Девушка уходила на целую неделю, то есть её не будет ни в предпразничные три дня, ни в само Рождество, ни в послепраздничные дни. То есть, она пропустит всё основное веселье. Это не то чтобы огорчало, хотя это чувство тоже было, но скорее было обидно, что такая замечательная девушка пропустит такой волшебный праздник. Алек хотел пригласить её к ним домой, чтобы отпраздновать всем вместе. Там ещё должны были быть Лидия и Радж, но они уже и так считались частью их семьи, но девушка не знала об этом, так что проблем не должно было возникнуть.       Когда о том, что Магнолия не сможет провести Рождество с ними и вообще уйдет из деревни на целую неделю, узнаёт Иззи, Магнолия с Алеком и Максом еле успевают поймать её и уговорить не ходить к матери с возражениями. Все расстраиваются, в том числе и Лидия с Раджем. Алек не представляет, когда Магнолия успела познакомиться почти со всей его семьёй, когда в это время он даже не знал о её существовании. Хотя, за десять лет это было бы вполне логично.       Но для парня до сих пор оставалось загадкой, как такая яркая девушка могла оставаться в поселении чуть ли не невидимкой, когда её наряды сложно не заметить. Джейс часто подкалывал его по этому поводу, что Лайтвуд постоянно искал девушку взглядом вне лазарета. Хотя даже он огорчился, узнав, что Магнолии не будет на празднике. Но так сильно старался этого не показывать, что все решили притвориться, что не заметили этого.       Праздник прошёл просто замечательно. Джейс с Алеком смогли достать хорошую ёлку для Рождества, а Иззи с Лидией и Максом украсили её так, что парни не узнали дерево: оно светилось и переливалось разными красками и игрушками, раскрашенными краской, которую подарила Иззи Магнолия. Лидия была в нежно голубом платье, которое развевалось, когда она ходила. Девушка была просто в восторге, впрочем, как и Иззи с Мариз, которые сразу же принялись рассматривать новую вещицу.       Макс хвастался своим новеньким кинжалом, рукоятка которого была украшена металлическим вьюном, а по лезвию вились буквы. Ножны были ярко-красного цвета, по которому был узор, похожий на тот, что был на рукоятке. У Джейса было карманное зеркальце, в деревянной оправе, с выжженным угловатым рисунком.       Всем нравились подарки Магнолии. Все знали, что их подарила именно она. И всем было интересно, что она подарила Алеку, который после того, как она передала ему довольно большой свёрток, не переставал улыбаться как ненормальный.       Но Алек молчал, продолжая крутить на пальце фамильное кольцо.       Это был неожиданный подарок, но настолько потрясающий, что он не смог толком поблагодарить девушку. Если честно, то он даже не заметил, как она испарилась из его поля зрения. Лайтвуд просто стоял и смотрел на свёрток, из-за непрочной ткани уже выставлялся кусочек. Магнолия отдала ему свой подарок перед самой проверкой.       Это была книга. Самая настоящая книга с историями и картинками.       Алек был так удивлён и поражён, что в первые несколько историй, которые он просто листал, даже не дышал, поражённо проводя пальцами по шершавой бумаге. Чернила были неестественно чёрного цвета, картины просто потрясали своей реальностью, а почерк был настолько прост, понятен и красив, что можно было задохнуться от такого сочетания. Парень пролистал всю книгу в кожаном переплёте несколько раз, так и не решаясь начать читать хотя бы начало, поэтому книга осталась лежать в его шкафу, на самой верхней полке.       Когда празднование уже кончилось, и Мариз ушла спать, Алек всё-таки раскололся под напором друзей и родных, поднимаясь в свою комнату, аккуратно разворачивая сборник на своих коленях. Его заставили читать. Лайтвуд читал в тишине. Он уже и не помнил, когда были подобные вечера: уютные, тихие и какие-то… домашние.       После двух историй, Алек резко замолчал, рвано выдыхая, проводя ладонью по бумаге. Не дождавшись от парня никакого ответа, все тихо встали, заглядывая в книгу. Изабель с Лидией и Джейсом лишь умилённо вздохнули, а Макс с Раджем только переглянулись, хитро подмигнув друг другу.       В развороте лежали два портрета. Алек с серьёзным выражением лица целился в мишень, сильно натянув тетиву своего лука и Магнолия, которая скромно улыбалась, протягивая зрителю венок из полевых цветов. Вроде, ничего такого, обычные рисунки, не совсем идеальные, но такие милые и очаровательные, что парень был готов прямо сейчас сорваться и побежать наверх, к матери, требуя у той место, где проводилась проверка у Магнолии, чтобы обнять её и поцеловать.       Чёрт, и когда она успела так прочно залезть в голову?       Магнолия не появилась ни спустя два дня после Рождества, ни спустя неделю.       В доме Лайтвудов возникало напряжение каждый раз, когда упоминались травницы или лазарет. Алек был как на иголках, заставляя Иззи постоянно ходить к Катарине за новостями, но получал лишь виноватый взгляд сестры в ответ. Все волновались, но продолжали молча ждать, прекрасно понимая, что волнениями и паникой могут сделать только хуже.       Прошло почти две недели, как Магнолию увели. Алек возвращался с Джейсом с охоты. Оба были злые, потому что животных так и не попалось у них на пути за все пять часов, что они проторчали в лесу. Они направлялись к лазарету, что стало уже привычкой. Скорее нервной, чем обычной.       У входной двери стояла девушка в чёрном мешковатом платье, с накинутым на голову капюшоном, чёрными перчатками без пальцев. Она дрожащими от холода пальцами пыталась снять мешок трав с высокой телеги. У Алека всё упало внутри. Магнолия так не одевалась. Никогда. Она говорила, что чисто чёрный цвет несёт только негативные эмоции, в частности отчаянье, которым она никогда не хотела болеть. Но если это не она, то, значит, Катарина, и она надела платье, потому что…       Алек срывается с места, прежде чем успевает подумать, как это будет выглядеть со стороны или что он скажет женщине, когда схватит за руку. Между ним и лазаретом была маленькая площадь, на которой было слишком много народу, как ему казалось. Джейс его окликивает, но тот лишь отмахивается, ускоряя бег, распихивая на ходу людей. Женский силуэт приближался, но от этого не становилось легче. От него веяло отрешённостью, равнодушием и ненавистным отчаяньем.       Женщина уже стянула мешок мешок и сейчас шаркающей походкой дотаскивает его до дверей лазарета, как вдруг её с силой дёргают назад на предплечие. Звучит шипение, полное боли, а из-под капюшона сверкают глаза, в которых искрит ярость и ненависть, тут же потухая, когда их взгляды встречаются.       — Чёрт возьми…       Должно было стать лучше, когда узнал, что девушка жива, но в реальности стало хуже, будто это его сейчас искалечили. От увиденного хотелось зарыдать, прижимая её к себе. Ранее загорелая кожа казалось почти белой, смеющиеся глаза цвета спелых каштанов не излучали больше ни света, ни счастья, а когда-то изгибающиеся в такой нежной улыбке губы были потрескавшимися, где-то вовсе разбитыми. На лице была такая отрешённость, а когда Магнолия всё-таки сфокусировала на нём осознанный взгляд, в нём было столько грусти и сожаления, что Алек неосознанно ослабил руку на локте девушки и рвано выдохнул, быстро бегая по лицу девушки.       — Магнолия, что… что случилось?       — Ничего. Я же говорила, не стоит тебе ходить сюда и марать свою безупречную репутацию, так что иди, Алек. Иди к своим обязанностям. Не стоит тебе мараться о грязную кровь…       Мягко высвободив руку, девушка открывает дверь, протискивая туда мешок и почти скрываясь сама, но её снова дёргают назад, отчего на площади раздался громкий крик.       — Алек, что ты творишь?! — Джейс, толком не отдышавшись, перехватывает руку Алека, который продолжал держать девушку за рукав.       — Кто? Магнолия, скажи! Это против правил, даже полукровок не имеют права так избивать в нашем поселении! Это против наших принципов и законов! Скажи кто, мы все разберёмся, слышишь!       — Алек…       Лайтвуд раздражённо оборачивается на своего лучшего друга с немым вопросом, но натыкается на полный ужаса взгляд. Алек тут же переводит взгляд туда куда смотрел Эрондейл…       — Только если эти полукровки не меняли жизнь одного из чистокровных поселенцев. Тем более будущего главы поселения. В противном случае это расценивается как пробуждение фейской личности и желанию навредить человеку, одурманив его своими чарами. — Холодный голос прибежавшей на крик Катарины леденил душу сильнее рождественских морозов, а взгляд разбивал душу.       Оба парня с ужасом смотрели, как Магнолия ещё сильнее бледнеет в объятиях Катарины, которая вовремя подхвативает девушку, из-под рукава которой уже бежали струйки горячей крови, капая в белый снег. Бросив короткое «Уходите. Оба», Лосс закрывает дверь, оставляя Алека с Джейсом стоять перед закрытым лазаретом.       Вся площадь молча наблюдала за всем этим, будто всё поселение вдруг замерло на этот миг, но когда дверь закрылась, тут же наполнилась шёпотом и оханьями, будто голову засунули в улей. «Так это правда?» «Она была феей? Жаль, а такая хорошенькая девчушка была…» «Ужас! Наш талантливый Алек сейчас под чарами?!» «Я слышала, что её пытали и заставляли снять с Лайтвуда наваждение целыми неделями, не давая ей спать! Это так жестоко…» «Что ты, феи только этого и заслуживают! Хорошо, что наш Алек не поддался ей, всё-таки истинный глава поселения» «Кошмар, так ненавидеть людей, что нацелиться на самого талантливого воина! Да ещё его так порочно замарать!» «Девка она на то и девка, особенно с помоями вместо крови – небось перед всеми ноги раздвигала, чтобы и остальных одурманить»       Эти разговоры заполнили сначала всю площадь, а потом и всё поселение. Алек ни с кем не разговаривал почти месяц, даже не подходил к лазарету. Даже Иззи и Макс не пытались разговорить его, тоже став заметно тише.       После рассказа Джейса, они только спрашивали его, как он себя чувствует, на что получали короткий безжизненный ответ: «Нормально. Если что, я у себя в комнате».       Время шло, но они всё боялись разозлить его, видя, что парень и так на пределе. Лазарет стал для всех запретным местом. Кроме Иззи и Лидии, которым приходилось туда ходить для практики, которую вела сейчас Катарина. Все боялись даже заговорить о ней в присутствии Алека, а если разговор всё-таки заходил о ней, он становился темнее тучи и, разворачиваясь, уходил в другую сторону. Из-за этого всё поселение считало, что парень просто старался вычеркнуть порочную грязную кровь из своей жизни, поэтому не мешали ему, сочувствующе улыбаясь вслед.       Был уже конец марта, когда Иззи с Лидией удалось остаться в лазарете на практике немного дольше обычного и разговорить Катарину. Втайне от брата, матери, друзей и всех остальных. На общение с Магнолией был наложен строгий негласный запрет, как это делалось всегда. Даже обсуждения о ней не допускались, а несколько охотников, дежурившие у лазарета следили, чтобы никто не приближался к дому без значительной причины. Многие говорили, что проще было бы просто изгнать её, но эти разговоры быстро утихли, когда по поселению пробежал слух о том, что это именно Алек настоял на её принудительном лечении и оставлении на месте травницы у Катарины.       Младшие Лайтвуды все хотели помочь, но Катарина быстро и резко прерывала их всяческие попытки даже подойти или поговорить с Магнолией.       Но Лайтвуды всегда были весьма упрямыми людьми и никогда не сдавались так просто, окружая себя такими же твёрдыми душами.       — Катарина, пожалуйста… — Лидия сидит между Иззи и Лосс, плетя тугие косы из веток вербы. — Мы все волнуемся за неё. Нам надо знать, как она.       — До сих пор кашляет кровью, жар не спадает, раны затягиваются ужасно медленно. Медленнее даже чем в прошлый раз… Правда, лихорадка ушла. Но она не может даже ложку держать, из-за этого её хандра.       — Тогда, может, мы… — Изабель начинает осторожно, тихо, на мгновение прерывая свою работу, но её тут же прерывает Катарина.       — Нет. Она и так еле жива, а вы хотите ухудшить её состояние?       — Чем мы ухудшим её? — Бренвелл тоже останавливается, хмуро глядя на женщину. — Мы же хотим ей помочь. Вы же знаете, что мы не собираемся её убивать или пытать. Мы все любим её.       — Этому дитя сейчас нелегко. Изранено не только тело, но и душа. На верхнем этаже сейчас лежит простая оболочка без души. Там, куда её отводили в эту зиму, есть очень хорошие манипуляторы, которые могут довести до полного отчаянья. Меня пускали туда всего три раза. Девушки… — Она поднимает на них взгляд и вздохает. — Это Ад, поверьте мне. Магнолия выжила второй раз, но никто не даёт гарантии, что она сможет преодолеть это и в третий. Особенно сейчас. На общение с ней наложено строгое вето. Особенно вам, Лайтвуды. Ваша мать была просто в ярости, когда узнала, что Алек проводит с ней много времени, так же как и ты с Максом. Возможно, если бы была только ты или Алек, всё было бы не так плохо, но Макс…       — Что Макс?       — Он же ещё ребёнок, Изабель. Дети очень восприимчивы в детстве. Мариз не хотелось, чтобы в такой важный для вашего брата момент на него влияла грязная кровь. У него же скоро посвящение в настоящие воины, в более взрослую подготовку к ним. Ему уже скоро двенадцать. Мариз не нужно, чтобы её сын был мягок с феями при встрече. Ей кажется, что лесной народ слишком зол и беспощаден, чтобы просто разговаривать с людьми.       — То есть, вы хотите сказать… — Лидия замолкает, не решаясь продолжить. Но Иззи, кажется, хочется убедиться окончательно.       — …это мама отдала приказ, чтобы провести проверку на целую неделю раньше?       — Именно, Изабель. На общение стоит жестокое вето, так что забудьте об общении с Магнолией.       Воцаряется тишина, нарушаемая тихим потрескиванием дров в железной печи, на которой кипели отвары, свистели чайники и котлы в камине, шуршали сухие травы под потолком, скрипели сырые ветки вербы под умелыми пальцами Катарины и Лидии. Изабель просто сидела и смотрела в окно, где светило яркое солнце и слышалось пение птиц за стеной.       Весна – время, когда феи просыпаются с новыми силами.       Зашипел горшок на печи, и Катарина тут же вскочила, убирая его на деревянный стол. Немного помешав, она добавила туда ещё пару трав, продолжая дуть на гущу и помешивать её. Закончив, она накрыла горшок крышкой, взяв с собой несколько чистых тряпок.       — Продолжайте, я вернусь минут через сорок.       — Я пойду с тобой. — Изабель встаёт прямо в проходе, скрещивая руки на груди. — Если ты не будешь никому говорить про эти визиты, то никто не узнает о них. И я собираюсь приходить к ней как можно реже, но, конечно, и не так часто, чтобы не привлекать внимание. Два раза в неделю, как обычно. И я не собираю никому говорить, даже Алеку с Максом.       — Присоединяюсь. — Катарина с Иззи удивлённо смотрят на Лидию, которая аккуратно откладывает свою работу и тоже встаёт. — Что? Это была моя идея помочь ей. И лишняя пара рук вам не помешает.       Катарина качает головой с тихим «Если она сама вас прогонит, больше не спорьте»,       Девушки выходят из лазарета только под вечер. Они идут под руку, смеясь и шутя, чувствуя себя намного лучше, несмотря на то, что Магнолия выгоняла часа два их, но в итоге ей пришлось сдаться и позволить закончить перевязки. Иззи провожает Лидию до её дома, так как та живёт намного ближе, и направляется к себе. Настроение было просто превосходное, но девушка сразу вспоминает состояние Магнолии, которую они обрабатывали пару часов назад, и улыбка тут же исчезает с лица, а в горле снова застревает ком. Чёрт. Чёрт, чёрт. Столько шрамов… но что ужасало больше, это то, сколько было старых, более грубых шрамов, успевших затянуться и побелеть.       В свой дом Изабель пришла в ужасном настроении, даже Алек не решился спросить, что вызвало у его вечно весёлой сестры такое гнвное настроение. Добравшись до своей комнаты, девушка стала рыться в своих вещах, надеясь найти что-нибудь стоящее. Оказалось, всю одежду и украшения Магнолии доверенные люди Мариз сожгли. Младшей Лайтвуд хотелось хоть как-то обрадовать Магнолию. Она это сделает. Она заставит это солнце их поселения снова сиять.       — Ну, раз Магнолия оживёт, значит, и Алек перестанет быть таким истуканом. — Ворчит Иззи, вытаскивая всё на пол комнаты, доставая абсолютно всю одежду.       Иззи весь вечер перебирала свой гардероб, Макс кидал резной кинжал в стену, стараясь попасть точно в середину мишени, а Алек сидел в гостиной у камина и смотрел на уже потёртый за два месяца портрет.       Всем хотелось снова увидеть маленькое солнце их поселения, которое появилось всего десять лет назад…