Bullet

Его взгляд блуждал по далёкому асфальту, где кое-где мельтешат силуэты запоздалых ночных гуляк. Дазай и сам был одним из таких — только вот пьяному обществу продажных друзей он предпочитал одиночество. Гордое, меланхоличное и бессмысленное — словом, как и его жизнь. Мои ноги свисают с края, Дно бутылки — мой единственный друг, Наверное, вспорю снова вены, и нет меня, Нет меня, нет меня, нет меня. Слабый ветер приятно обдувает лицо, и Дазай прикрывает глаза. Он медленно качает ногами, невольно подстраиваясь под такт ветра. Заново перевязанные бинты сковывают тело, но, главное, выполняют свою функцию. Его отголоски прошлого никому не следует знать. Рядом, под боком — уже давно выпитая бутылка джина, по случайности оставленная одним человеком. Вернётся ли он за ней обратно? Мои ноги свисают с края, Набил желудок таблетками, И опять не сработало, Всажу себе пулю в висок, и нет меня, Нет меня, нет меня, нет меня. Дазай чувствует, как позади него на крышу зашёл кто-то другой. Дыхание этого человека доносилось до него через пелену тишины. Ему даже не нужно оборачиваться, чтобы понять, кому понадобилось бы заявиться сюда, к Осаму, в столь поздний час. Глухие шаги по бетону, и к бутылке протягивается чья-то тонкая рука в чёрных перчатках. Она напоминает Дазаю паучью. Рука потрясла бутылку, и человек понял, что в ней не осталось ни капли. — Так и знал, — чуть хрипло произнёс он. — Ты всё допил. Дазай не удивляется. Он приподнимает уголок губ в усмешке. — Разве, Чуя? Ты ведь сам её выпил и бросил бутылку здесь, а точнее — в меня. — Чё? Да не было такого, — рыкнул Накахара, уже занося бутылку над головой Дазая, но в последний момент бросая её в тёмную пустоту неба. Она, сверкнув напоследок своей гранью, исчезла в ночи. Словно погасшая звезда. Чуя присаживается рядом. — Эй, Дазай, а весёлую ты там песенку поёшь, — хмыкнул он. — Про самоубийство? Он лишь усмехается, даже не взглянув в сторону Накахары, задумчиво уставясь куда-то вдаль. Чуе кажется, что лицо Осаму мрачнее обычного, но через миг оно принимает слегка глуповатое излюбленное выражение. Я на двадцатом этаже, да, на самом верху, Сейчас уделаю эту бутылку, Уже тошнит от нее. Впервые асфальт кажется мне таким мягким. Я должен использовать этот шанс, Пока не поздно, Потому что уже слышу Вой сирен вдалеке. — А! — прерывает его Накахара. — Я по случаю принес ещё выпить. Чуя возится в подолах своего плаща и, спустя несколько секунд, протягивает соседу бутылку. Дазай берёт её не сразу, только после настойчивого напоминания Чуи. Дазай ненароком касается пальцев Накахары (а случайно ли?) и чувствует, как они слегка подрагивают. Чуя выпил слишком много. Но собирается ещё. Он достает следом вторую бутылку, на этикетке которой значится название дорогого вина. Чуя резко откупоривает её и залпом вливает в себя несколько глотков, в то время как Осаму положил свою рядом с собой. Он не собирается пить. И не хочет, чтобы пил Накахара. Но разве он его послушает? Поверь мне на слово: Я был настойчив, Ведь на моей душе больше шрамов, Больше шрамов, чем на запястье. Краски окружающего пейзажа постепенно размываются. Чуя поглощает глоток за глотком, прислушиваясь к бормотанию Дазая. Его слова всё больше путаются в голове Накахары. Я слишком долго пытался, Нож был слишком тупой, Но этим вечером, чтобы наверняка, Я наточил его дважды И впервые в жизни я купил костюм — Когда идешь на встречу с Богом, Хочется выглядеть хорошо. — Слышь, Дазай… Зачем… Зачем ты ушёл из Мафии? — протягивает заплетающимся языком Чуя. Вопрос звучит подобно жалобному вою, он невольно вырывается из мыслей Накахары. — Хочешь, чтобы я вернулся? — ехидно спрашивает Дазай, краем глаза взглянув на собутыльника. К своему удивлению, он замечает, как в уголках глаз Чуи блестят слёзы. Взгляд Накахары затуманен, однако он точно смотрит прямо на Осаму. Вдруг Чуя резко ударяет бутылкой о бетон и издаёт короткий рык. Он чувствует, как внутри него что-то горит, грозясь в конечном счете выйти наружу и разрушить всё вокруг. Злость. Осаму тоже чувствует, что с Чуей что-то не так. Он удивленно приподнимает брови и поворачивает голову к нему. — Лучше бы ты… Лучше бы ты ушёл совсем… Из жизни! Как ты и желаешь, — гаркнул Чуя, а затем припал лицом к коленям. Его тело странно сотрясается. Не зная Чую, Дазай бы подумал, что тот рыдает. Нет, такое попросту невозможно. Или возможно? — Может, и уйду, — отвечает Дазай, медленно протягивая руку к спине Чуи. Что ж, если я выживу, То увидимся завтра, Да, увидимся завтра. Но тот резко выпрямляется. Глаза Чуи неестественно красные. Они прожигают Осаму. Накахара встаёт, немного отходя от края. Как же ему хочется прибить Дазая. Он просто не выносит, когда Дазай говорит о смерти так просто и буднично. Почему он не ценит свою жизнь? Как же его выводит из себя та наглая ухмылка, проскальзывающая в моменты, когда его жизнь висит на волосок от смерти. Чуя стоит, чуть сгорбив спину и опустив руки. Он вскидывает голову, и рыжие волосы спадают на лицо. За ними не видно, как по вискам расползаются алые тени. Затем — на кистях. Дазай замечает знакомую красную ауру, что заставляет его сорваться с места, с сумасшедшей скоростью кинувшись к Накахаре. Он знает, что задумал Чуя. И это ему не нравится. — Ненавижу… — выдыхает Чуя, прежде чем его касается Осаму. Тени по щелчку испаряются, и Накахара в бессилье падает прямо на Дазая. Они стоят посреди крыши. Дазай чувствует, как быстрое сердцебиение Чуи постепенно успокаивается, а горячее дыхание выравнивается и мерно греет его плащ. Дазай бережно подхватывает Накахару за плечи и, садясь на край крыши, укладывает его рядом. Голова покоится на его коленях, а длинные локоны раскинулись рыжими волнами в разные стороны. Небольшая шляпа, подобранная Осаму, покоится рядом. Чуя спит. И Дазай надеется, что, когда сквозь сон Накахары проскальзывает улыбка, он счастлив. Если не можешь спать, Не можешь видеть сны и мечтать, А если не можешь мечтать, То в чем смысл жизни? Накахара что-то бормочет во сне, но Дазай уже не замечает этого. Его взор устремляется снова вдаль. Осаму думает, что времени почти не осталось. Совсем скоро на узкой полоске горизонта проблеснёт рассвет. В молодости ты никогда Не думал, что умрёшь, Позже понял, что мог бы, Но страшно было пробовать, И ты посмотрел в зеркало, Попрощался, И полез на крышу — проверить, Умеешь ли ты летать. Знал ли Накахара о том, что задумал Дазай? Может быть. Иначе бы он не пришёл на крышу ещё раз. Чтобы попрощаться. Осаму аккуратно поправляет волосы Чуи и медленно отодвигается, кладя его голову на холодный бетон. Он привстает на край крыши, поворачиваясь спиной к расстилающемуся ночному городу. А ведь когда-то он хотел сделать это красиво. Вот бы я умел летать, Я летал бы по небу, Высоко, как птица, Хоть попробую, что ли. Дазай вскидывает руки и усмехается. Если это будет некрасиво, разочаруется ли Чуя в нём? О, да. Он ведь просто его засмеёт. Осаму переводит взгляд на Накахару, который вскрикивает. Но не просыпается. Вопль прорезает ночную тишину, заставляя сердце Осаму сжаться. Чуя хмурится и будто бы хочет проснуться, но не может. Дазай шепчет: — Чш-ш, Чуя. Всё будет хорошо. Вот бы я умел летать, Я летал бы по небу, Высоко, как птица, Хоть попробую, что ли. Хоть попробую, что ли. Чуя просыпается под вой сирен. Он бросает слово в пустоту, понимая, что не успел. Больше никогда не успеет. — Прощай.