Между строк

– Засадили все-таки, - причмокнула губам мадам Тенардье, почесав в затылке. – Придется тебе взять на себя ее обязанности. А выпустят – мы с отцом ей хорошенько зададим, чтоб в следующий раз вела себя осторожнее. Эпонина нервно сглотнула. – Мама, следующего раза может не быть… – Думаешь, скочурится? – мадам фыркнула и помахала ладонью, словно отгоняя от себя назойливое насекомое. – Сколько раз я оказывалась за решеткой, дорогуша. И ничего, жива-здорова, - мадам остановилась и попыталась вспомнить, что же еще она хотела сказать. Затем ахнула и вскинула указательный палец. - Завтра ты идешь вместо Азельмы. Эпонина покачала головой. – Я не стану зарабатывать таким образом, мама. – Глупости, - фыркнула мать. – Азельму это нисколько не смущало. Не хочешь же ты сказать, что чем-то лучше своей родной сестры? Ответом было молчание. Эпонина не считала себя лучше или хуже, но ее трясло от одной мысли о проституции. Друзья Мариуса все время шутили, будто именно этим она и занимается, чтобы добыть себе кусок хлеба… Но это была ложь. Эпонина ненавидела, когда к ней прикасались люди с жадным блеском в глазах. В окружении отца было не мало типов, мечтающих ее полапать. Некоторые богато разодетые молодые люди тоже предлагали ей уединиться, едва улавливали, что за всей этой грязью кроется симпатичное личико. Но Эпонина никогда не соглашалась. Она плевала мужчинам в лицо и убегала, прыткая, как кошка. Азельма же была другого склада… Не красивая, она принимала любое внимание с большой охотой. Возможно, ей нравилось делать мужчинам приятно. В конце концов, это означало, что она кому-то нужна. Эпонина покачала головой. – Занимайся этим сама, мама. Ты ведь ничего не боишься. Мадам Тенардье сощурилась, губы сжались в тонкую нить. – Проваливай отсюда. – Это мой дом… – Проваливай, я сказала. Ищи себе другое прибежище, раз такая умная и брезгуешь. Эпонина ничего не сказала. Развернулась и ушла, чувствуя какое-то странное облегчение. Если бы с ней еще была Азельма… Она так давно хотела уйти из этого дома вместе с сестрой, снять с себя родительский гнет. Они с сестрой вполне могли бы наняться в какую-нибудь фабрику, или попросить убежища в церкви. Придумать что-нибудь – это как раз по части Эпонины. Но не когда она совсем одна в этом тусклом, враждебном Париже. Подумав немного, Эпонина направилась к тюрьме. Возможно, подбрось она охранникам пару монет, ее пустили бы к сестре. *** – Что, - усмехнулся молодой парень в форме. От этого хищного оскала его усы слегка приподнялись. – Это всё? Четыре су? Эпонина поджала губы, отвела глаза, чувствуя на себе его любопытный взгляд. Еще один зверь в обличье человека. – Видно, не очень вы хотите увидеть сестру, - присвистнул другой. – Нам бы по крайне мере шесть су, и мы вас пустим минут на пять. – Это грабеж, - прошелестела Эпонина. – Пустите. Мужчины засмеялись. Эпонина не выдержала и, толкнув одного из них в грудь, попыталась сбежать вниз по коридору и хоть одним глазком взглянуть на сестру. Но конечно, ее тут же схватили. Именно этого они и ждали, догадалась Эпонина. Сумасбродства с моей стороны. – Ну что, кошечка царапается? – Она мне чуть грудную клетку не проломила, - пожаловался второй. – Ты за это поплатишься, дрянь. Держи ее, Эмиль. Эпонина попыталась вырваться, но Эмиль держал ее крепко. Второй ухмыльнулся, покрутил усами и занес кулак для удара. Девушка зажмурилась. «Я не заплачу. Что бы ни случилось, я не…» – Что здесь происходит? – раздалось где-то за ее спиной. Голос, подобный грому. Юноши замерли в нерешительности. Эмиль, недолго думая, отпустил Эпонину и спрятал руки за спину. Оба склонили головы перед своим начальством. «Жавер», - поняла Эпонина, глядя ему в глаза. Серо-голубые, слегка затуманенные. Однажды Жавер взглянул на нее в упор, и с тех пор Эпонина не могла забыть этих глаз. – Девушка хотела увидеться с сестрой, - сказал Эмиль. – Но она совершенно не знает правил. Бедняжка, должно быть, и читать-то не умеет. Видишь, крошка, там на стене написано, что ты не можешь видеть никого из заключенных. Эпонина сощурилась. Как бы ей хотелось врезать этому напыщенному… – Я думаю, - тихо, но уверенно ответил инспектор Жавер, - Что мадемуазель умеет читать. Эпонина, в подтверждении его слов, громко прочитала: – «Тюрьма де Сен-Жерман. Свод правил и расписание посещений. На данный момент посещения невозможны, но возобновятся к концу месяца». Однако вы сказали мне, - Эпонина чуть улыбнулась. – Что я могу пройти, если найду в кармане пару монет, мсье. Эмиль побелел. – Нет-нет, мадемуазель. Вы не так поняли… – Отправляйтесь спросить, нет ли для вас поручений, Эмиль, - выговорил Жавер, чеканя каждое слово. – И не попадайтесь мне больше на глаза сегодня. А вы, мадемуазель, идемте со мной. Она думала, что сейчас инспектор проведет ее к камерам с заключенными, но он вел оборванку прямиком к выходу. У самых дверей Эпонина замерла. Жавер тоже остановился. – Почему вы не наказали его? – спросила Эпонина. – Потому что он – не мой подчиненный. Но я не потерплю взяток, мадемуазель, и скоро об этом узнает его начальство. Эпонина кивнула, потерла руки в тех местах, где ее хватал Эмиль. – Скажите, я действительно не могу увидеться с Азельмой? – Вашей, - Жавер помолчал, догадываясь. – Сестрой? Эпонина кивнула и даже улыбнулась, но со следующими словами инспектора улыбка сползла с ее лица. – Исключено. Закон есть закон. Но… Девушка нахмурилась. Почему-то она вспомнила жадное выражение, с которым на нее смотрело большинство мужчин, и примерила его к Жаверу. – Но? «Не бывает хороших людей, ‘Понина. Пора бы тебе поумнеть». – Вы могли бы написать ей коротенькую записку. Я позабочусь, чтобы заключенная ее получила. Это не возбраняется. Эпонина моргнула. Она не сразу поняла, что инспектор дал ей шанс. Не прогнал, не оборвал последнюю нить надежды… А даже разжег ее. – Если бы вы только подождали немного, - залепетала Эпонина, снимая с головы кепку и сминая ее руками от волнения. – Я бы мигом вернулась к вам с запиской. Мне только нужно перейти улицу, в ABC кафе мне бы одолжили бумагу. Инспектор нахмурился. – ABC кафе – не лучшее место. – Я знаю, - кивнула Эпонина. Пусть не думает, что может раздавать ей советы. – Так что, вы подождете? Жавер достал из нагрудного кармана часы на цепочке. – Я буду здесь еще ровно пятнадцать минут, мадемуазель. Она тут же сорвалась с места и побежала, оставив его слегка ошарашенным такой прытью. Девчонка больше напоминала мальчишку, обретшего женские формы. Тонкую талию, мягкий голос. Но даже улыбка на этом лице казалась улыбкой чертенка, только что державшего кота за хвост. Жавер проследил за Эпониной, пока ее фигурка не потерялась в толпе, после чего удалился в свой кабинет и там задумчиво вывел на бумаге несколько слов: «Донос. Эмиль Сардё». *** – Где ты пропадаешь, Эпонина? – весело протянул вечно пьяный Грантэр, отсалютировав девушке своей кружке и пролив половину вина на дремлющего соседа. – Ах, прости, Курфейрак, - и снова обратился к оборванке, нахально улыбаясь. – Мариуса здесь нет, не ищи. Эпонина закрыла за собой дверь и привалилась к стене. – Быстрее, - она пыталась отдышаться, сердце громко стучало в груди. – Мне нужна бумага и письменные принадлежности. Анжольрас поднял глаза от своей книги. – Бери, конечно, - он тут же кивнул одному из своих товарищей, и Эпонине нашли все, о чем она просила. От волнения перо так и дрожало в ее руке. Эпонина очень боялась поставить кляксу – почему бы? – и несколько раз начинала записку с начала. Закончив, она, уже порядочно удивившая студентов, так же незамедлительно покинула кафе. Анжольрас и Грантэр переглянулись. Последний пожал плечами и опрокинул кружку. *** Жавер отвлекся от доноса, чтобы еще раз взглянуть на часы. У девчонки осталась минута. Не больно-то она торопится… Что-то с глухим звуком ударилось о пол, чуть левее его письменного стола. Маленький, гладкий камешек. Жавер обернулся. За окном, среди цветущих розовых кустарников, маячило чумазое лицо Эпонины. Она переминалась с ноги на ногу, держа в руках белый четырехугольник. Успела, все-таки. Он подошел к окну и чуть наклонился вниз, чтобы она могла его услышать. – Очень хорошо, мадемуазель. – Вы примете это письмо? – спросила Эпонина. – Азельма должна знать, что я не забываю о ней. Возможно, это поддержит ее дух. И еще в этом письме есть маленький сверток… Инспектор, уже протянувший руку за конвертом, замер и нахмурился. Эпонина заговорила быстрее, желая убедить его. – Н-но там только ее лекарство. Доктор говорил, она должна добавлять этот порошок в воду, так болезнь оставит ее без следа. Вот опять этот взгляд. Ровный, непроницаемый. Он пытается понять, не лжет ли она. Эпонина закусила губы. – Я прошу вас. Просто лекарство. Жавер молча принял письмо, и Эпонина вздохнула с облегчением. Она даже вспомнила, как мадам Тенардье учила ее делать реверансы. – Спасибо, спасибо, мсье, - повторяла Эпонина, присаживаясь и придерживая свои юбки-лохмотья, прямо как девочки на картинках учебников по этикету. Только там на девочках были красивые бальные платья. Жавер отошел от окна, и последнее, что она услышала, было: – Не ищите себе проблем, мадемуазель. Эпонина обернулась, но он уже скрылся в глубине кабинета.