Прежде всего вейла

В своей маленькой тесной комнатушке, Гарри, все еще лежащий в постели, не отводил глаз от Ремуса Люпина, пока тот трансфигурировал кривоватый стул, единственный в комнате, в удобное кресло, обтянутое черным бархатом. Выражение лица бывшего преподавателя плохо поддавалось определению, что не радовало. Что там, решимость? Или облегчение? А может смесь того и другого? И когда он заговорил намного суровее, чем обычно, Гарри тяжело сглотнул. – Итак, для начала, насколько я понимаю, ты еще не завтракал. Следовательно, тебе нужно будет подкрепиться, пока я растолкую тебе, как прошла моя ночь. Взмахнув рукой, он установил на коленях Гарри поднос, на котором находились тосты, мармелад, нарезанная ветчина, взбитая яичница, испеченная как раз так, как нравилось юноше, и чашка шоколада. Через пару секунд, когда Ремус только-только открыл рот, чтобы заговорить снова, они оба услышали гневный рев Вернона Дурсля, и его топот засвидетельствовал, что старший Дурсль начал подниматься по лестнице. Это заставило Ремуса нахмуриться и наложить пару заклинаний на дверь. – Будь уверен, твой дядя нас не побеспокоит! Ешь, а я начну объяснения. Его тон намекал Гарри молчать и повиноваться. Конечно, для него подобное поведение отличалось от обычного, но выражение лица оборотня слишком тревожило, чтобы он попытался ослушаться. После слабого кивка юноша принялся за еду, а Ремус серьезно заговорил: – Как ты знаешь, раз прочел письмо, Дамблдор оставил мне кое-какие документы, касающиеся семейства Малфой, если точнее, то их генеалогическое древо. Я всю ночь провел над ними, чтобы выяснить правду и разобраться, действительно ли еще до твоего рождения Лили могла увидеть истину. И пришел к тому же выводу – да, есть определенная вероятность, что Люциус Малфой действительно высшая вейла, что так же косвенно может подтвердить и его внешность, особенно цвет волос. – Он может быть тем, кем ему угодно, – процедил сквозь зубы Гарри, – потому что останется гнить в Азкабане. – Ты не имеешь права говорить так, – резко отозвался Ремус. – Если это вейла, а ты его партнер, ты не имеешь права его отталкивать! – Почему нет? Если ему нужно любить меня, никто не мешает, но молча и в своем углу! – Потому что это вейла, Гарри! – прокричал Ремус. – Неужели ты ничего из того, что рассказывал Сириус, так и не понял? Ты даже не отнесешься с уважением к словам своего крестного? – Но Сириус ничего мне не говорил, – возмутился Гарри. – Тем более о вейлах! – Ты что, шутить надо мной вздумал? – рыкнул Ремус. – Лжешь, чтобы избежать неизбежного? – Нет! Я не лгу! Возмущенный Гарри выпрямился так резко, что его шоколад даже частично выплеснулся на одеяло, но ни один из собеседников не обратил на это внимания. Они несколько мгновений смотрели друг другу в глаза, а потом Ремус громко застонал: – Мягколап, Мягколап, Мягколап, МЯГКОЛАП! Так до самого конца и не осознал, что в мире реально! Ну почему ты ничего не рассказал ему о вейлах, не открыл то, что рассказывают всем подросткам, приближающимся к своему шестнадцатилетию? – Не рассказал мне что? – То, что каждый волшебник должен знать еще до своей шестнадцатой годовщины – о возможности оказаться избранником или избранницей вейлы. О том, что в этом случае почти запрещено отвергать эту любовь под страхом потерять все. И когда я говорю «все», Гарри, это действительно все: собственность, титул, работа, та же палочка, – все будет отнято. Потому что отвергнуть любовь вейлы означает отвергнуть магию в самом себе. Вейла не вольна выбирать себе партнера, ее магия делает этот выбор вместо нее и никогда не ошибается. Она способна увидеть, кто окажется наиболее подходящим вейле. Магии вейлы и ее партнера или партнерши взаимно дополняют друг друга, и вместе они наиболее близки к совершенству. Вот почему если ты попытаешься отвергнуть сей дар, магический мир отвергает и тебя. Тебя больше не существует для него, потому как ты отказываешься от самой сущности этого мира, твоего мира! Ремус закончил свою тираду чуть ли не крича. Через несколько секунд он продолжил почти шепотом: – Все это должен был объяснить тебе Сириус, когда ты встречал Рождество на площади Гриммо. И я совсем не понимаю, почему он этого не сделал. Мерлин, ведь приближалось твое шестнадцатилетие! Гарри застыл, слушая Ремуса. Но разве он уже не убедился, что не в сказку попал? Потому что происходящее больше походило на ужастик, чем на что-нибудь другое! – Как бы то ни было, – громко заявил он, – обсуждать сейчас нечего. Малфой в тюрьме, а Снейп, этот ублюдок, сейчас явно пресмыкается перед Волдемортом в надежде получить вознаграждение! – Ошибаешься! – возразил Ремус. – Уже два дня как авроры арестовали Алекто Кэрроу, и та в ярости на Северуса. По всей видимости, он исчез в неизвестном направлении сразу после смерти Дамблдора, как и Драко Малфой. – Убийства, вы хотели сказать! – яростно прервал его Гарри. – Если тебе так легче, пусть будет по-твоему! И нет, ты меня дослушаешь, Гарри! – рявкнул Ремус, пронзая юношу взглядом. – Кингсли достаточно ясно понял, что Кэрроу явно считает Северуса и Драко предателями. А что касается Люциуса Малфоя – в настоящее время, со слов авроров, Азкабан в руках Ты-Знаешь-Кого. Тюрьма пала вчера, под напором дементоров. – Значит, он тоже свободен? – Свободой это сложно назвать. Если Северуса назвали предателем, то только Мерлин знает, что с Малфоем мог сделать Сам-Знаешь-Кто! – Вот и ладненько, пусть его хоть в ад отправят, скатертью дорожка! – заявил Гарри горько. И только он бросил эти слова, как шрам вспыхнул болью настолько сильно, как редко случалось. Он завопил, схватившись за голову. Никаких сомнений, Волдеморта охватила невероятная ярость. И вдруг юноша оказался в великолепном зале. Лепные украшения на потолках, гобелены на стенах, внушительный стол, стулья вокруг него – все просто кричало о богатстве. Но все же в глаза бросались испуганные лица людей, сейчас сидящих за столом. Никогда раньше он не видел такого страха, ныне читавшегося на лицах Беллатрикс Лестрандж и Нарциссы Малфой. Он чувствовал нахлынувшую волну бешенства, когда Волдеморт проорал: – Как это его не оказалось в камере? Как он смог выбраться из Азкабана без палочки? Да как вы посмели оказаться такими слабаками, что позволили ему сбежать?! – Но мой Лорд, – произнес какой-то мужчина дрожащим голосом, – Многие из нас погибли от рук Снейпа... – И что с того? Вы что, думаете, меня интересует, что они умерли? Это Снейп должен был сдохнуть, предатель этакий! Как вы вообще упустили его? И почему дементоры ничего не заметили? – Но, – заговорила одна из женщин, – мой господин, ведь Люциус постарается присоединиться к нам! – Этот изменник? – прошипел Волдеморт. – Если предал Северус, то и он поступит так же, и его отпрыск тоже! Круцио! – направил он заклинание на Нарциссу Малфой. Гарри уже не увидел страданий женщины, вернувшись в свою комнатушку. Над ним нависал встревоженный Ремус. – Гарри! Гарри, ответь мне! Что случилось? – Вол... Волдеморт... в ярости... Снейп... вытащил Малфоя из тюрьмы... Гарри тяжело дышал, зажмурившись. Боль пульсировала в шраме в такт биению сердца. Он слабо застонал, когда Ремус приложил влажное полотенце к его лбу. Мерлин, от этого начало покалывать еще больше! – Твой шрам кровоточит, – тихо произнес Ремус, продолжая прижимать компресс ко лбу юноши. – Зато теперь ты можешь быть уверен, что Северус, Драко и, наконец, Люциус, отвергли Сам-Знаешь-Кого. – А мне-то что! – простонал Гарри. – Пусть их, пусть предают его, раз так захотелось! Все равно они убийцы. Они не на нашей стороне. Почему вы не хотите этого видеть? Согласиться с этим? – И отвергнуть единственный шанс быть счастливым, Гарри? – тихо отозвался Ремус. – Да, что касается Северуса и Люциуса, я признаю за ними возможные убийства, но так же я знаю, что Северус нам весьма помогал, столько лет следя за Волдемортом. Зато, и пусть тебе это покажется эгоистичным, я стану цепляться даже за обещание счастья, пока мне не докажут, что я ошибаюсь, что Драко полностью потерян. – Обещание счастья? О чем вообще речь? Он же пытался убить Дамблдора, – возмутился Гарри, – разве это как раз и не означает его потерянность для нас? – Я хочу, чтобы он попытался объяснить мне причину. – Но... вы же не думаете, что хотите встретиться с ним? – произнес Гарри, вытаращив глаза. – А как же... Тонкс? – Тонкс – восхитительная молодая женщина, – твердо ответил Ремус. – Но я в нее не влюблен, даже если она убеждена в обратном. Гарри, тут и обсуждать нечего, все доказало случившееся после смерти Дамблдора, тогда, когда Билл получил свои раны. Это почти непристойно. Да и сердце мое она не заставляла биться сильнее, и не сумеет никогда. Она для меня скорее младшая сестра, вот и все. А насчет встречи – не думаю, что это окажется легким делом. Сначала нужно найти их укрытие. – Но... вы же не можете действительно хотеть стать партнером вейлы? Тем более Драко Малфоя? – недоверчиво продолжал настаивать на своем Гарри. – И почему нет? Почему я откажусь от шанса быть любимым, невзирая на мое состояние? – Но... это же парень! – И что? Учитывая мои предпочтения, мне скорее нужно сказать «тем лучше». Это все неправда, такого просто не бывает, перед ним сейчас не настоящий профессор Люпин. Друг его отца не мог оказаться геем, не мог! И прежде чем псевдо-Ремус успел что-либо сделать, Гарри резко выхватил свою палочку и закричал: – Не двигайтесь! Вы кто такой на самом деле?! – Гарри! – шокировано воскликнул Ремус. – Что... – Молчать! Кто вы такой?! – Но, Гарри, это же я! Ремус! – Никогда тот Ремус, которого я знаю, не стал бы... не смог бы склоняться к связи с Малфоем! КТО ВЫ ТАКОЙ?! Гарри увидел, как черты лица Ремуса просто закаменели, а потом его палочка вырвалась из пальцев и оказалась в руке Ремуса. Но как он это сделал?! – Хватит уже, Гарри! Теперь ты меня выслушаешь. Я действительно тот самый Ремус, которого ты знаешь, тот самый, кто научил тебя призывать Патронуса, тот, кто узнал, что Питер жив, когда посмотрел на карту Мародеров, которую забрал прямо из рук Северуса. Что же касается моего мнения по его поводу, то, мне кажется, я должен пересмотреть суждения, озвученные в прошлое Рождество. Ради вашего блага, твоего и Драко, я считаю, нам придется стать чуть ли не друзьями, хоть между нами и оказалось наше прошлое... И да, я немного владею беспалочковой магией, чтобы закрыть еще и этот вопрос. Гарри, слегка одуревший, сидел на своей постели. Все, что сейчас говорил Ремус, подтверждало, что он и правда был другом его отца и крестного. Но тогда, значит, Ремуса действительно привлекали мужчины? – Ради Мерлина, что я еще сказал не так, Гарри? – осведомился Ремус. По выражению лица Ремуса уже виделось, что он почти готов придушить Гарри, когда юноша все же смог сдавленно выдавить из себя: – Но вы же не можете... ну... хотеть... оказаться связанным с Малфоем? Ремус тяжело вздохнул – прошло менее двух минут, и Гарри снова задавал ему этот же вопрос. Настоящее наказание! Тем не менее терпение оборотня длительно тренировалось выходками Джеймса и Сириуса, и не Гарри пробовать его на крепость! – Да, Гарри, – терпеливо ответил он, – если сам Драко подтвердит факт связи, я безоговорочно приму это. – Но вы же не можете согласиться оказаться связанным с Пожирателем Смерти! – Повторяю, Гарри, даже если у него на руке и есть метка, единственное, в чем я, кстати, не особенно и сомневаюсь, но если он ныне против Сам-Знаешь-Кого, я приму эту связь! – Но... это же безумие, Ремус! – Что именно ты называешь безумием? Что передо мной снова полностью распахнутся двери магического мира, не взирая на мое положение? Что я смогу раскрыть свои сексуальные предпочтения, не боясь оказаться окончательно отвергнутым нашим обществом? Что мне не придется больше беспокоиться о том, смогу ли я сегодня поесть, и будет ли у меня крыша над головой следующей ночью? Давай же, объясни мне, что ты считаешь безумием! Мужчина все же сумел не сорваться, сказать все спокойно и серьезно. Его взгляд чуть ли не пронзал юношу насквозь, предлагая все же попытаться найти ответ на озвученные вопросы. И даже казалось, что он сейчас воочию видит Джеймса из двадцатилетнего прошлого, попавшего в похожее положение, открывавшего и закрывавшего рот, не в силах выдавить и звука. Оборотень так и не отвел взгляда, вынуждая собеседника признать поражение, что и произошло двумя минутами позже, когда Гарри с таким же досадливым жестом, что и его отец, и точно так же ворчливо произнес: – Ладно же, делайте что хотите, но даже не рассчитывайте, что я тоже вступлю в эту игру! – Ты, конечно, сделаешь то, что пожелаешь, Гарри, – успокаивающе произнес Ремус. – Но по крайней мере теперь ты знаешь чего ожидать, когда в твои двери постучит Люциус... – По крайней мере сюда ему прийти не удастся, – заметил Гарри, скрестив руки на груди, – а затем я спрячусь. Как-никак, это и так нужно, чтобы меня не нашли Волдеморт и его Пожиратели Смерти, ведь так? Голос его так и сочился иронией, и Ремус понял, что Гарри продолжал считать Малфоев и Северуса одними из преданнейших сподвижников Темного Мага. Вот только записи, которые оставил Дамблдор, ясно говорили: директор оказался полностью уверен, что Северус не сумел бы отвернуться от Волдеморта без ведома Люциуса. То есть вейла явно прикрывал своего партнера, и вероятно, через него так же поставлял сведения Ордену Феникса. Появление Гарри, как последнего элемента трио, могло привести только к одному – появлению обоих Пожирателей Смерти в лагере орденцев, потому как Люциусу не удалось бы преодолеть инстинкт вейлы и потребность доставлять удовольствие обоим своим партнерам. Ремус понимал это и на основании полученных фактов заново оценил действия Дамблдора в прошлом году. Сам-то оборотень готов был принять все, потому как все происходящее ему только на пользу, а вот с точки зрения Гарри новости оказались отвратительными. Ведь, как знал Ремус, паренек сейчас встречался с юной Уизли, а еще всем своим существом ненавидел Северуса даже больше чем Люциуса. И нужно было так искусно повернуть ситуацию, чтобы Гарри не сопротивлялся и не отправил Люциуса на кладбище, воссоединиться с отцом. Но ведь в свое время он справился с Джеймсом и Лили, так, что они все же оказались вместе, неужели не удастся справиться с их сыном? Тем более, что на этот раз второй, то есть Люциус, проблем устраивать не станет, потому как, разумеется, будет весьма желать воплотить свой второй союз в реальность... * * * Когда Люциус пробудился, он несколько мгновений наблюдал за сыном, задумчиво смотревшим в окно. Наследие превратило подростка в изящного молодого мужчину, но миновавший тяжелый год сделал его почти тощим. Тем не менее, он вырос, и по росту он теперь почти догнал своего отца. Когда юноша осознал, что отец наблюдает за ним, по его лицу быстро пробежали эмоции: высокомерная маска самоуверенного Малфоя сменила мучительное выражение, замешанное на сомнениях. Сердце Люциуса просто сжалось. Драко же всегда смотрел на Логово, как на свой истинный дом, и никогда не использовал здесь мер защиты, например аристократической холодности. Всего лишь год, когда нужно было всегда и всюду, днем и ночью, держать щиты, значительно изменил его, и не в лучшую сторону. Повернув голову к продолжающему спать Северусу, Люциус прошептал: – Он еще долго будет спать? – Я усыпил его еще на двенадцать часов, так что часа два, – так же тихо отозвался Драко. – Но его ментальные щиты, как я определил, уже несколько восстановились, и можно будет позволить ему проснуться самостоятельно, чтобы поинтересоваться его самочувствием. – Ты за этот год многому научился, Драко. – Еще бы! – ухмыльнулся тот. – О да, я многое узнал и в темной магии, и в области ремонтов заколдованных шкафов. Но если речь о колдомедицине, то тут уж я полностью полагаюсь на инстинкты. Все, что мне известно, он, оказавшись здесь, стонал, даже выпив зелье сна без сновидений, а его мысли оказались доступны даже самому завалящему волшебнику. Но мало-помалу сон его нормализовался, а щиты восстановились. – Драко, дважды повторять не стану, – возмутился Люциус, не оценивший вызывающего тона Драко, – даже после года, проведенного в Азкабане, я остаюсь твоим отцом и требую должного уважения, ясно? Так что рекомендую не демонстрировать мне свою наглость, или же мне придется взяться за кое-какие не особо любимые тобой наказания. Понятно? – ... – Понятно? – настаивал на ответе Люциус, не отпуская взгляда сына. Драко согласился, уступая воле отца. И пусть тот сейчас не мог встать с постели, изнуренный заключением, он по-прежнему оставался для юноши воплощением абсолютной власти и единственным, кто мог действительно заставить его испытывать искреннее раскаяние и сожаление о содеянном. Тем не менее, он попытался все же немного оправдаться, пусть и в более спокойном тоне. – У меня не оказалось времени на изучение тонкостей колдомедицины, тем более что и доступа к книгам по данному предмету получить не удалось. – Понимаю, у тебя выдался трудный год, – откликнулся Люциус, – но бесполезно сейчас тяготиться сделанным тобой для выживания. Что же касается Люпина... – Прошу тебя, папа, называй его Ремусом. Люциус нахмурился, услышав это имя, но сразу же расслабился и с легкой улыбкой произнес: – Точно? Ты решил принять? Драко глубоко вздохнул, опустив голову, а затем, отвернувшись к окну, хрипло сказал: – Я постепенно убиваю себя, если не делаю этого, и тогда начинаю представлять, что нужно, чтобы смириться, да... И думать о нем как о своем партнере, а не бывшем преподавателе... – Который оказался одним из немногих, способных заставить тебя хоть чуточку, но добиться успеха в Защите, – подчеркнул Люциус, довольный, что вспомнил подобную деталь в школьном обучении сына. – И кстати, кто был в этом году? Драко с улыбкой повернулся к отцу, указав движением головы: – Он. Люциус на миг застыл от удивления, а потом повернулся к своему партнеру. – Дамблдор в этом году назначил на эту должность Северуса? – Этот старый безумец манипулировал им по меньшей мере весь этот год. Он знал о вас обоих. – Что ты хочешь этим сказать? – Когда Северус несколько дней назад привел нас сюда, ему явился почти ожидаемый им вопиллер. Дамблдор приказал не возвращаться к Лорду, а заниматься тобой и мной. И он назвал меня сыном его вейлы. Довольно ясно сказано, правда? – Но... У Северуса есть предположения, откуда он узнал? – Ни малейших. Зато он думал, что, возможно, ты дал кое-какие ответы... – Как это? А, когда меня авроры допрашивали? Нет, подобная тема даже не поднималась ни на мгновение, и тем более я ни разу не видел Дамблдора... Отец и сын замолчали, погрузившись в свои мысли, до тех пор, пока желудок Драко, недовольно забурчав, не прервал их размышления. Под неодобрительным взглядом Люциуса Драко с огорченной улыбкой начал оправдываться: – Мне не слишком хотелось есть в последние дни, да что там, в последние недели. Так что несколько часов роли не... – С тех пор, как ты встретился с Лю... Ремусом, – зацепился за сказанное Люциус. Драко печально улыбнулся и согласно качнул головой. – Что же, приготовь нам поесть, пока я принимаю душ, – приказал Люциус, – а потом мы подведем итоги. Юноша направился к двери, но что-то его беспокоило. И он повернулся, медленно начав: – Ты знаешь, ты же не ел уже два дня, так что... – Знаю, Драко, – улыбаясь, прервал его Люциус, осторожно поднимаясь. – Я должен двигаться медленно, чтобы не началось головокружение... Как с тобой уже случалось не единожды в этом году, так? – Ты так сказал это «не единожды»... – надулся Драко. Люциус только улыбнулся в ответ. Несколько недель приличного питания быстро сотрут следы пребывания в Азкабане. Ну, ладно, пусть в еду добавят кое-какие тайные зелья Северуса для ускорения восстановления... Ярчайшим доказательством того, что Северус отдал все и даже больше ради выведения Малфоя из Азкабана, были возмущения прикованностью к постели, начавшиеся только через четыре дня. А до того мужчина оказался очень послушным больным, настолько, что это даже начало беспокоить Люциуса, несмотря даже на насмешки сына. Зато Люциус успел рассказать сыну, что его второму партнеру уже исполнилось шестнадцать лет, но поделиться единственной имеющейся у него информацией – датой рождения – он не спешил. Хотелось, чтобы и Северус оказался готов для восприятия подобной новости, ведь она его касалась тоже. Но за миновавшие дни у Люциуса даже шанса не появилось рассказать хоть что-то партнеру – мешал режим восстановления здоровья, навязанный состоянием Северуса. Слишком быстро периоды бодрствования прерывались сном. Отец и сын воспользовались этим временем, чтобы разложить по полочкам все произошедшее за миновавший год, обсудив почти каждый день со времени заключения старшего Малфоя в тюрьму. За принятие сыном метки Люциус собирался заставить супругу дорого заплатить, но кроме того, его все же беспокоили и учебные достижения Драко: так же как его порадовали результаты уже далеких СОВов, точно так его ошеломил жалкие результаты шестого года. Парнишка, казалось, не только не выучил ничего нового, за возможным исключением зелий, так как в данном предмете не отцу судить, но и, похоже, даже то, что знал, выкинул из головы! И потому мужчина сухо прервал попытки оправдания: – Что сделано – сделано. Я знаю причину твоих жалких результатов, Драко! Но теперь, когда на тебя больше ничего не давит, ты быстро исправишься, нагонишь пропущенный материал! – А Темный Лорд? – О, не сомневаюсь даже, он не единожды потревожит болезненными вызовами, когда вспомнит о нас, но с этим ничего не поделаешь. Нужно научиться перетерпеть подобные неприятности, только и всего. А началось все с того, что из-за Волдеморта я получил что-то вроде каникул! Достаточно уже наползался перед ним на коленях, теперь хватит, чаша терпения переполнилась! Драко вздрогнул при упоминании имени Темного Лорда, но возражать не стал. А строгий взгляд отца заставил заняться книгами и своими куцыми конспектами. Наконец, утром пятого дня, вскоре после пробуждения, Люциус обрадовался, поняв, что Северус снова стал таким, каким был, и уже потребовал, чтобы завтрак ему сервировали на столе, а не подали в постель. Затем он отказался снова ложиться в постель, но ему пришлось уступить, когда вейлы заставили его улечься на диван. Он слабо улыбнулся Люциусу, когда тот сел прямо на пол рядом с ним, желая начать разговор, и произнес: – На этот раз оказались почти на грани, согласен? – А ведь ты еще даже не знаешь, как тяжело было дотащить тебя до твоей лодки... Они улыбнулись друг другу, не нуждаясь в дополнительных словах, чтобы понять подразумеваемое. А Люциус снова заговорил: – Отныне нас трое, Северус. – Да ну! Давно пора! А ведь, судя по всему, найти его будет сложновато... Ты хоть предполагаешь временной промежуток в который он рожден? – Знаю точную дату. Хоть оно и слишком унизительно оказалось, но я регулярно интересовался у авроров датой, чтобы проверить свои расчеты, на всякий случай. Он отметил свое шестнадцатилетие тридцать первого июля прошлого года. – Вот и прекрасно. По крайней мере у меня имеется список мальчиков, учащихся в Хогвартсе, он лежит во втором ящике... Что? Какую дату ты назвал? – Тридцать первого июля, а что? Люциус, не понимая, глянул на Северуса, а тот побелел даже сильнее, чем до того казалось возможным. – Но... но... ты по крайней мере знаешь, кто родился тридцать первого июля? – еле выдавил вытаращивший глаза Северус. – В чем дело? Тебе известен кто-то особенный? Люциус встревожился, когда его партнер с трудом сглотнул. Так кто же такой родился в этот день, что Северус впал в такое состояние? – Сходи-ка ты к тумбочке, – простонал Северус, закрывая глаза, – возьми из второго ящика список и прочти. Впервые в жизни Северусу было так плохо. Его начало терзать недоброе предчувствие, и он почти уверился, что его жизнь, как и жизнь Люциуса, сейчас совершенно изменится. Слишком многое совпадало, а самое главное, он сам в течение всей своей жизни никогда не отличался особой удачливостью. Да, конечно, у него был Люциус, но сейчас он дорого заплатит за своего возлюбленного, когда тот осознает имя своего второго партнера. Мужчина уже мысленно досчитал до восьмидесяти, когда услышал явно посмурневший голос Люциуса. – Может быть, я днем ошибся? Возможно, это было тридцатое июля? Или первое августа? – Или же я сумел проснуться и понял, что все произошедшее просто ужасный кошмар, и метки у меня на руке нет, – насмешливо отозвался Северус, не открывая глаз. – Или же, к примеру, что Дамблдор не знал о нас двоих, точнее, троих, и что он не просил меня приглядывать за Поттером, чтобы с тем ничего не произошло. И что не он послал меня вытаскивать тебя из тюрьмы сразу после своей кончины. – Да ведь он же не единственный волшебник, родившийся тридцать первого июля! – возмутился Люциус. – В самом деле, Северус, подумай немного, прежде чем паниковать! Моя магия, нет, наши магии не могут оказаться в гармонии с кем-то, подобным ему! Когда Драко вошел в комнату, он сразу же почувствовал напряжение, возникшее между мужчинами. И ему так же показалось, что рука его отца, державшая пергамент, дрожит. Нет, наверняка это просто игра света. Юноша прекрасно знал обоих мужчин, чтобы не решиться задавать вопросы, и просто ограничился взглядами то на одного, то на другого. Зато его очень встревожило, когда все еще лежащий на диванчике Северус истерически поинтересовался: – А знаешь, что самое странное, Драко? Второй партнер твоего отца никто иной как... – Довольно, Северус, – резко прервал его Люциус. – Ты сейчас выпьешь успокоительное зелье и вернешь свои мыслительные способности на место. Мы спокойно определим всех юных волшебников, родившихся тридцать первого июля 1980 года, и я так же спокойно найду способ посмотреть на них и узнать, кто мой партнер. Драко просто чувствовал, как с его лица сошли все краски. Тридцать первого июля 1980 года... Салазар... Мерлин... Нет. Не ОН. «Успокоительное зелье», – сказал его отец. Успокоительное зелье... Через полминуты, протянув один флакон зелья Северусу, он повернулся к отцу, смотревшему на него с внезапным ожесточением. – О нет! Ты же не можешь думать то же самое, Драко! Да, Поттер родился именно в этот день, но хватит вам придумывать себе страхи подобно четырехлетним детишкам! Не одного же его родили в это время! – Нет, конечно же нет, – признал Северус, довольно спокойно проглотив зелье. – Но прежде чем тратить время на розыск всех прочих волшебников, родившихся в это время, мы спокойно проверим, тот ли он... На последних словах его голос прервался. Люциус категорически отказывался даже на миг предположить, что его партнером может оказаться проклятый Поттер. Да, Дамблдор попросил Северуса особо наблюдать за ним, но это не означало, что спину именно этого юноши вейла узрел в своем видении. Все, что видение достоверно показывало, так это уверенность, что у его партнера наглость перед Волдемортом не меньшая, чем у Поттера. Вот и все! В конце концов, если его партнер... француз или даже... американец – вот так, он же говорил по-английски, – у него явно не должно появиться страха перед произнесением этого имени! Зато Люциус заставил Северуса поучаствовать в разработке плана нахождения второго партнера вейлы. Нужно было попасть в разные Министерства Магии, чтобы разузнать имена волшебников, родившихся в это время. А еще они обдумывали, как Драко может вступить в контакт с Ремусом Люпином, решая, возможно ли придуманное в принципе. Как-никак у юного вейлы имелись некоторые преимущества, на которые можно было указать. Например, возможность для оборотня каждое полнолуние получать бесплатное Ликантропное зелье. В середине июля, спустя две недели после возвращения в Логово, Люциус нахмурился, увидев прибывшего Северуса, одетого по-маггловски в легкие черные брюки, хорошо гармонировавшие с тенниской из некрашеного льна. Люциуса это удивило, поскольку чаще всего они одевались согласно моде магического мира, и летом, и зимой. Конечно, Люциус оставлял Драко больше свободы в выборе одежды, и был уверен, даже если и не видел, что у юноши имеются и джинсы, и футболки в гардеробе, но сам предпочитал магические вещи. – Думаю, сейчас прекрасное утро, чтобы полностью убедиться, что твоя магия знает, что делает, и не толкнула тебя Поттеру в лапы. В голосе его звучала насмешка, однако у Люциуса сложилось впечатление, что Северус все же уверен в обратном. Он подавил раздражение и отправился переодеть мантию на легкую рубашку с коротким рукавом, подходящую для довольно теплой погоды, воцарившейся в Великобритании с начала лета. Во всяком случае Северус станет беспокоиться до тех пор, пока собственными глазами не убедится в ошибочности своих предположений. И потому лучше поскорее уверить его в необоснованности захвативших его страхов... Через десять минут он подхватил своего партнера под руку и тот сразу же аппарировал. Они прибыли в большой парк недалеко от качелей, которые Люциус мельком рассмотрел через листья деревьев. Он даже слышал вдали возгласы играющих детей. А тем временем Северус внимательно осмотрелся по сторонам, прежде чем двинуться на юг. – Нам туда. – Откуда ты знаешь? – спросил Люциус, следуя за ним. – Ты же не думаешь, что Альбус поручил мне миссию наблюдения за этим сопляком, а я не разобрался бы, по крайней мере, где он живет и как мне туда незаметно попасть? Я даже точно знаю, насколько далеко распространяется кровная защита! – Кровная защита? – Наследство от его матери. Если верить словам Дамблдора, вследствие добровольной жертвы Лили, желающей защитить своего сына от Волдеморта, возникла защита, позволяющая мальчишке оставаться в безопасности до его совершеннолетия, если он проводит определенное время со своими кровными родственниками. Это весьма сильная защита, мешающая абсолютно любому Пожирателю Смерти, так же как и Волдеморту, добраться до этого дома. Даже если они уже и знают адрес, что меня совсем бы не удивило, особенно если вспомнить о контактах Яксли в Министерстве, они ничего не сумеют сделать до тридцать первого июля... Дальше они некоторое время шли молча. Они проходили мимо домов, построенных по одной и той же схеме: маленькая оградка, отделяющая дорожку к саду, дом из красных кирпичей, огороженный еще одной оградкой, еще меньшей, дверца в ней по ширине примерно равна была ведущей в дом. И сад был за каждым домом. Они шли достаточно быстрым шагом около четверти часа, когда Северус повернул направо и сказал, указывая на табличку: – Нам сюда. Тисовая улица. Дом номер четыре, но остановиться нужно на дом раньше. Они внимательно осмотрелись вокруг, чтобы убедиться, что за ними никто не следит, а затем наложили дезиллюминационные чары. Они знали, что ожидание могло оказаться долгим, но Люциус прекрасно сознавал, что Северус не покинет окрестности дома, пока они не увидят Поттера. Медленно шли минуты, которые неспешно складывались в часы. Они видели женщину, Северус назвал ее тетей Гарри. Она сначала вышла, а потом возвратилась с заполненной чем-то сумкой. После обеда они так же увидели высокого полного подростка, появившегося из дома, и Северус презрительно прошипел: – Дадли, его кузен. Он, кажется, любит Поттера не больше меня, если я правильно понял. Наконец, когда уже пробило четыре часа пополудни, они увидели ЕГО, появившегося на пороге. И Северус сразу же потерял интерес к Поттеру и его дому, чтобы вместо этого обратить внимание на Люциуса, не смотря на дезиллюминационные чары. Конечно же, в действительности он не мог разглядеть выражение его лица, но легкий стон выдал вейлу. Его вторым партнером действительно оказался именно тот, кого Северус и опасался с того момента, как узнал от Люциуса предполагаемую дату рождения. Слишком много было совпадений, да и Дамблдор действовал так, что не стоило даже думать на кого другого. Да, конечно, совершенно непонятно, как директор смог узнать это, в то время, как сам Люциус и знать не ведал имени своего партнера, но все совпало. Да и у молодого человека из видения Люциуса заметна была весьма характерная наглость Поттера. В свою очередь Люциус оторопел до одури. Другими словами его состояние не описывалось. Вся его вейловская сущность была в восторге, счастливая уже только от одного созерцания своего долгожданного второго партнера, но его человеческая часть... Честно говоря, как человек, он был готов отвергнуть все и полностью! В конце концов, ну что у него общего с этим мерзким мальчишкой, а? «Он прекрасен, – нашептывала в нем вейла. – Как же он прекрасен! Он не менее красив, чем Северус... Хоть они и разные, что один, что другой, но похожи...» «Что? Как это похожи? Да они же как день и ночь!» «Они одинаково нуждаются в твоей любви... В твоей поддержке...» Он даже не почувствовал, потерявшись в самосозерцании, как Северус аппарировал их обоих. Не услышал, как Драко чуть не подавился икотой, когда получил подтверждение подозрений из уст Северуса. Зато ему сейчас было больно. Ему стало больно только от того, что сейчас он в разлуке со своим вторым партнером. И его привела в ужас одна лишь мысль о возможности оказаться отвергнутым.