Ты мой?

— Ты мой омега? — звонкий, с высокомерными нотками голос раздается в комнате. Тсуна нехотя отрывается от рисования и поднимает голову, смотря на мальчика, который стоял с надменным видом и презрением в серых глазах. Тсуна осматривается вокруг, но не видит никого, и недоуменно моргает, когда понимает, что незнакомый мальчик обращается к нему. Савада недовольно вздыхает и снова возвращается к своему занятию, пытаясь нарисовать маленькую лошадку. Он надеялся получить пони на свой день рождения, который будет через неделю. Осталось только незаметно положить рисунок на стол в кабинете отца, и тогда тот поймет, что ему не нужны красивые наряды и мягкие игрушки. Мальчик не уходил, видимо, ожидая ответа, прожигая яростным взглядом. — Нет, папин, — в итоге отвечает Тсунаеши, убирая черный карандаш и беря коричневый. Грива у лошадки должна быть красивая и с косичками, а на концах будут ленточки и колокольчики, как в сказке. Кажется, мальчик застигнут врасплох его ответом. Кёя удивлен, не такого ответа он ожидал. Он привык, что с ним всегда соглашались и никогда не перечили. Недавно он проходил мимо кабинета и подслушал разговор в котором говорили о браке между Хибари и сыном-омегой Джотто. Из разговора он понял, что теперь у него есть собственный омега, только его. Он воспринимал это на уровне того, что ему подарили котенка или щенка. Кёя всегда питал постыдную, недостойную альфы, слабость к милым вещам и мечтал о котенке или другом маленьком животном, но не позволял себе просить у отца. А теперь у него появился омега. На радостях он помчался в комнату, где, по словам слуг, находился тот самый сын-омега. Омега выглядит невзрачно и полноват, Хибари он не нравится. А отрицательный ответ только взбесил. Некоторое время он стоит у порога, потом размашистым шагом подходит к омеге, вырывает рисунок и придирчиво осматривает. — Уродство, — говорит мальчик и, бросая листок на пол, смотрит с превосходством, ожидая слез и истерику. Тсуна обиженно прикусывает нижнюю губу, поднимает рисунок и дорисовывает солнце и небо. Хибари зло топчется на месте. Альфу выводит из себя, что омега игнорирует его. — Ты мой омега, — теперь это не вопрос, голос звучит уверенно, со злым напряжением. — Нет, — мотает головой Тсуна и добавляет: — Папин. — Мой, — чисто из упрямства твердит Хибари, раздраженно топая ногой. Он взбешен, что ему посмел перечить омега. Тсуна аккуратно собирает карандаши и бумагу и направляется к двери, на пороге бросив громкое: — Нет, не твой! Папин! Черные бровки недовольно сошлись на переносице, и серые глаза слабо полыхнули красным. — Думаешь, это хорошая идея? — с сомнением говорит Джотто, вспомнив своего милого ангелочка с сияющими янтарными глазами и переводя взгляд в окно, где накрапывал мелкий дождь, а небо заволокло свинцовыми тучами. Мужчина напротив лишь снисходительно улыбается кончиками губ, его холодные глаза смотрят с едва уловимым теплом. Джотто понимающе улыбается в ответ. Глупый вопрос и ситуация такая же. Брак детей может послужить крепким союзом между их странами. Вот только... Дверь кабинета резко распахивается и ударяется о стену, а во внутрь забегает мальчик с растрепанными короткими каштановыми волосами, огромными карими глазами на немного пухлом лице, делают его похожим на милого цыпленка. У мальчика нахмурены бровки, и весь его вид показывал, что он расстроен. — Малыш, что случилось? — подорвался с места Джотто, и обеспокоенно взял ребенка на руки, тот тут же обхватил ручками взрослого и уткнулся лицом в изгиб шеи. Но не успел Тсуна ответить, как следом забегает Хибари, его черные волосы, которые всегда были уложены в идеальную прическу, слегка растрепались, на щеках легкий румянец, будто он бежал, а серые глаза метали молнии. Алауди удивленно приподнял брови, так как редко видел своего ребенка в таком состоянии. Серые глаза вспыхнули ярче, когда он увидел мальчика и яростно нахмурился, заметив, что тот обнимает мужчину. — Отпустите моего омегу, — властно приказывает Кёя, подходя величественным шагом к мужчине. — Дурак, я не твой! Я — папин! — показался из своего укрытия омега и гневно уставился на альфу. Взрослые пребывали в шоке и не знали, что делать. — Ты мой! — капризно закричал Кёя, покраснев от злости. — Мне кажется, что мы поспешили, — растерянно смотря на маленького альфу, говорит Джотто, прижимая ребенка к себе сильнее, так как что-то во взгляде сероглазого мальца заставляет чувствовать опасность. Алауди позабавленно усмехается, по его виду понятно, что он совершенно доволен ситуацией. — Кёя, — зовет сына, тот послушно поворачивается, недовольно сжимая руки в кулаки, его серые глаза меняют цвет на красный и через секунду обратно на серый. — Тсунаеши не принадлежит тебе. Ты не можешь его заставить. Он, может быть, станет твоим, если согласится. Джотто сначала непонимающе хмурится, слушая своего друга, так как считал брак их детей уже решенным делом, а потом понимающе ухмыляется. Алауди решил приструнить своего сына. — Я слышал, как вы разговаривали, — насупился мальчик. — Подслушивать не достойно альфы, — цокнул мужчина. — И раз начал, то стоило дослушать до конца. Пока Тсунаеши не согласится — никакого брака не будет, — твердо произнес Алауди. Джотто не стал вмешиваться, лишь покрепче прижал к себе своего ребенка и мягко поцеловал в щеку, успокаивающе поглаживая по спине. — Испугался? Тсуна мотнул головой и прижался крепче. — Мы приедем через год, а сейчас нам пора, — попрощался Джотто, сверкнув красными глазами, и легко кивнул Алауди. Хибари раздражает мелкий и пухленький омега, который приезжает каждый год на неделю и всячески его игнорирует, продолжая рисовать в саду или в комнате. В итоге Кёя решает, что ему не нужен такой омега, вот он вырастет и выберет себе другого. Послушного и красивого. А сейчас он должен стать сильнее, поэтому всё свободное время Хибари тренируется, изредка натыкаясь взглядом на вихрастую макушку каштановых волос в окне особняка. Со злостью он стискивает тонфа и наносит яростные удары по манекену. И всё же, чисто из упрямства, он находит омегу и угрожающе нависает над ним. — Ты мой омега. Тсунаеши не показывает ни капли страха, смотрит лишь, как на надоедливое насекомое, и привычно возмущается: — Папин! А потом хватает папку с рисунками и убегает. К удивлению, несмотря на формы омеги, бегал тот быстро, и всегда прятался или в кабинете отца, где Алауди насмешливо полыхал красными глазами, или убегал к Джотто, обнимая за ногу и показывая язык. Хибари кипел от негодования, но ничего сделать не мог, разве что приносил ужасных гусениц и червяков, бросая омеге на голову и на бумагу, где тот рисовал кривые дома и деревья. Омега забавно взвизгивал и убегал в слезах, на что Кёя мстительно скалился и обдумывал новые каверзы. Когда омега уезжал, мальчик хватал пухлую детскую ручку и упрямо спрашивал. — Ты мой омега? Тсунаеши злобно уставился и болезненно укусил, запрыгивая в карету. Три года пролетели, как одно мгновение. Хибари больше не издевается, он уже вырос. У него ломается голос, поэтому он старается меньше говорить, и на целую голову выше омеги. Тот тоже немного подрос, но по-прежнему был пухлым, с короткими каштановыми волосами, напоминая одуванчик. Этот год самый спокойный. Они всю неделю игнорируют друг друга, а когда встречаются, то смотрят, как на пустое место. Хибари тренируется во дворе, в этот раз не на манекенах, а с живыми людьми. Это сложнее, но в сотни раз лучше. От адреналина у него вылезают клыки, и с трудом удается контролировать цвет глаз. Ему не делают поблажек. Кёя довольно скалится, когда его атаку отражают и наносят удар ногой в грудь, отчего он отлетает и, случайно зацепившись за уступ, падает в кусты. Поморщившись от боли, он слышит рядом удивленный писк и поворачивается, натыкаясь на взгляд медовых глаз. Отмечая, что у омеги оказывается длинные и пушистые ресницы и глаза красивые. От своих мыслей он резко поднимается и подбирает деревянный меч, разглядывая Тсунаеши. Тот сидел на траве, рядом лежали альбомные листы и карандаши. Раньше полнота делала омегу забавным и милым, сейчас же это вызывало неприятие и отторжение. Кёя отряхивает штаны и хмуро спрашивает по привычке: — Ты мой? Глаза омеги полыхают золотом, и он отрицательно мотает головой. Хибари скрипит зубами и возвращается к тренировке. Ему не нужен Тсуна. Просто отказ от такого никчемного омеги приводил в ярость. Альфу раздражает, что его отвлекли от тренировки только для того, чтоб проводить омегу. Они что, без него не уедут что ли? Всё равно на следующий год приедут. Тсуна прижимает папку к груди, останавливаясь напротив альфы и задрав голову, дрожащим голосом говорит: — Не твой, — а потом гордо удалился, оставив ошалевшего от такой дерзости альфу стоять истуканом на месте. Кёя поклялся себе, так как это стало уже делом принципа и его гордости, как альфы, он просто обязан сделать так, чтоб омега в него влюбился. Приезда омеги он ждал с нетерпением и постоянно поглядывал на ворота. У него перестал ломаться голос, и альфа снова вытянулся, плечи стали шире, черты лица острее. Омега почти не изменился, чем вызвал разочарование, но Хибари нацепил дежурную улыбку и пошел встречать гостей. — Привет, — говорит Хибари и протягивает руку, чтоб помочь Тсуне вылезти из кареты. Омега ошарашенно моргает и смотрит так, будто до этого альфа был немым, а тут внезапно заговорил. Савада ещё помнил пакости альфы и настороженно нахмурился, внимательно разглядывая руку подростка, ожидая увидеть гусеницу или ещё что-то мерзкое. А он так обрадовался, когда прошлый год был тихим и бесконфликтным. — Привет, — недоверчиво протянул Тсуна. Хибари с трудом сдержал глухое раздражение, когда омега на его вежливость глупо сидел в карете и, видимо, даже не собирался принимать помощь. Кёя мысленно напомнил себе о своей цели и натянуто улыбаясь, попытался схватить парня за руку, но тот отодвинулся назад, а потом и вовсе вышел с другой стороны. Раньше альфа считал, что знает свой особняк, как пять пальцев, у него возникло чувство, что буквально за день здание само перестроилось. Омеге каким-то непостижимым образом удавалось избегать его, и сколько бы раз Хибари не обегал особняк, шатена найти никак не мог. Пересекались они лишь на время трапезы, но и тут омега, на попытку завести разговор, важно произнёс: — Когда я ем, я глух и нем. Пришлось оставить наглое пухлое существо в покое и с остервенением вгрызаться в мясо, представляя на его месте вышеупомянутую омегу. Альфа не привык сдаваться и решил, что поймает беглеца после еды, но тот словно чувствовал что-то и попросил Алауди рассказать историю их рода, а лучше показать фамильную сокровищницу. Кёя вызвался в проводники, на что омега окинул его высокомерным взглядом и спросил: — Ты знаешь историю своих предков лучше отца? Хибари яростно избивал манекен, так как воин, который тренировал его, отказался с ним сражаться, пока альфа не успокоится и не угомонится. Лишь спустя пару часов беспрерывных ударов брюнет смог успокоиться. — Ты мой? — привычно останавливает, хватая за запястье. — Папин, — в этот раз он не кусает за руку, смотрит твердым и уверенным взглядом. Хибари смотрит на закрывшиеся ворота, и раздраженно нахмурившись, возвращается к тренировкам. Приезд омеги застал врасплох, так как альфа попросту позабыл о Тсунаеши, он был слишком занят тренировками и занятиями с репетиторами. Отец постепенно посвящал его в свои дела, брал на важные переговоры и поездки. А когда из кареты выпорхнул худой, даже костлявый подросток с каштановыми волосами, которые слегка касались плеч, Хибари недоуменно нахмурился. Сегодня они не ждали гостей, лишь встретившись с взглядом знакомых янтарных глаз, он узнал в нем омегу. Такое неожиданное перевоплощение ошарашило и повергло в шок. Савада широко заулыбался и побежал в особняк, и от его улыбки у Хибари перехватило дыхание. Нахмурившись, Кёя спустился вниз, чувствуя непривычное волнение. Это было странно. Омеги внизу не оказалось, удивленно парень прошествовал в зал, обошел все комнаты, заглянул в сад и в растерянности замер возле спальни Савады, но оттуда вышел Джотто и с насмешливой улыбкой сказал, что Тсунаеши, скорее всего, убежал на кухню. Кёя старался не выказывать своего недоверия и послушно поплелся на поиск омеги, хотя до конца и сам не осознавал, что будет делать, когда увидит его. Тсунаеши на кухне уплетал за обе щеки булочки и звонко смеялся о чем-то разговаривая с поваром-бетой. Руки помимо воли напряглись и сжались в кулаки, а неприятная мысль, что омега при нём так не смеялся, горчила на языке и вносила сумятицу внутри. Хибари зло зарычал и развернулся, направившись в тренировочный зал, вызывая сразу двух противников, стараясь прогнать мысли об омеге. Ему нет до него никакого дела. Кёя старался не встречаться с омегой, тот вызывал странные и неконтролируемые чувства, а этого альфа ненавидел больше всего. Отъезд гостей вызвал облегчение, он даже не стал кривиться, когда пришлось отвлечься от урока географии, и без пререканий спустился к воротам. Он не собирался ничего говорить омеге, но не сдержался, перехватил, теперь уже тонкое, запястье омеги, на мгновение, залипая на огромных янтарных глазах, по ободку которых будто солнечную пыльцу рассыпали. — Ты… изменился. Омега смотрит пристальным взглядом, а потом задорно улыбается. — Не-а, я по-прежнему папин. Кёя изумленно распахнул глаза и выпустил парня, до сих пор ощущая кончиками пальцев мягкость нежной кожи. Такое тонкое запястье. Омега всегда был таким… хрупким? Хибари шестнадцать. За ним увиваются все омеги. Он с нетерпением ждет дня, когда приедет Тсунаеши, чтоб показать своё превосходство. Показать, что ему не нужен такой замухрышка и вокруг него столько красивых омег, что стоит ему только пальцем поманить, как они с радостью за ним побегут. На деле же Тсунаеши смотрит равнодушным взглядом, забившись в угол и читая книгу. Его волосы отросли до лопаток, черты лица стали утончёнными, а фигура приобретает плавные изгибы. Кёя надменно проходит мимо, морщась от шумной стайки омег, которая следует позади, краем глаза наблюдая за Тсуной. Тот даже голову не поднял, внимательно читая и полностью погрузившись в книгу. Это бесит Кёю. Он даже стал флиртовать с омегой на глазах Савады, но тот лишь фыркнул и, прижав папку с альбомными листами, убежал в сад. Хибари раздражался и выплескивал всё свое недовольство на противников во время спаррингов. Он стал сильнее, но стремится к ещё большей силе. Если он станет самым сильным, то… Отец язвительно ухмыляется и смотрит таким взглядом, будто всё знает и это порядком выбешивает. Хибари сам не заметил, как стал наблюдать за омегой. Тот был очень улыбчив, если на горизонте не появлялся он, и можно было часто услышать в мрачных стенах звонкий смех. Просто обожал рисовать и читать. Любил булочки и всё сладкое. Боялся гусениц. И ненавидел Кёю. Провожать Тсунаеши выходит почти весь персонал, что удивляет Хибари. А потом бесит, когда омега обнимает каждого на прощание, с благодарностью принимая корзину булочек, и обещает приехать на следующий год. — Ты… — Я, — улыбается Тсунаеши, в его взгляде нет враждебности и это сбивает с толку. Хибари был уверен, что омега его ненавидит. — Мой. Савада звонко хохочет, и Хибари не может оторвать взгляда от омеги, тот резко замолкает и внезапно очаровательно краснеет, чем выбивает воздух из легких. — Папин, — ворчит Тсуна и убегает. Кёя не может сдержать ухмылки. Когда Тсунаеши не приезжает в установленный день, то Хибари ждет ещё один и обеспокоенно рассматривает карту, составляя самый короткий маршрут. На ехидный взгляд отца он зло скалится и говорит, что давно уже собирался попутешествовать. — Ну да, конечно, — хитро блеснул ледяными глазами Алауди и ненароком добавляет: — В этом году они не приедут. У Тсуны «особый» период. Хибари вначале недоуменно хмурится, а потом его серые глаза широко распахиваются от осознания. Чтоб избавиться от глупых и недостойных мыслей, Кёя принимает холодный душ, а потом до утра тренируется. От мысли, что Тсунаеши уже готов, что он созрел, внизу живота скапливался жар и стоит огромных усилий не сорваться. Кёя решает, что Тсунаеши станет его омегой. Но его планы приходится изменить, так как он не приезжает на следующий год. А потом до них доходит весть, что Джотто трагически погиб во время мирных переговоров. Впервые он видел отца в такой ярости, в спешке они собрались и отправились в путь. Алауди бледен, его губы упрямо сжаты, а глаза полыхают красным. Первое, что думает Хибари — черный не подходит Тсунаеши. А второе, что будет много крови, когда его отец найдет виновных. Кёя стремительным шагом подходит к омеге, не желая видеть слезы и крепко обнимает, прижимая к себе. Альфа наслаждается сладким ароматом омеги и гладит хрупкое тело, чувствуя, как у него кружится голова. — Я защищу тебя. — Нет. Я папин, — отталкивает Тсунаеши и уходит. Некоторое время альфа стоит на месте, сжимая руки в кулак, и взбешенно сверкает красными глазами, приказывая подготовить лошадь. Год пролетает незаметно. Отец резко постарел и выглядел до жути уставшим, с облегчением передавая трон сыну. Тсунаеши не приезжает. Хибари восемнадцать. Он король. И начинается кровавая война. Альфа медленно захватывает соседние страны, некоторые сдаются и поднимают белый флаг. Это самые легкие и скучные сражения. Некоторые бьются до конца. У Кёи глаза горят кровавым светом, и он с кровожадным оскалом атакует врагов, находясь в самой гуще сражения. Эти битвы затяжные, но приносят массу удовольствия, и удается сбросить напряжение. Хибари усмехается, когда они постепенно продвигаются к небольшому и мирному королевству. В этот раз белый флаг приносит несравнимое удовольствие, хотя на входе во дворец его пытались убить, но он с легкостью справился, правда, немного задели щеку. Хибари устало шествует по коридору, навстречу ему выходит Тсунаеши. Все так же упрямо смотрит на него. Готов сражаться до конца и погибнуть. Так и не склонился. Так и не стал его. — Что мне сделать? Савада улыбается. Смело подходит, касается рукой щеки альфы. Кёя отстраняется, подносит тонкие пальцы, испачканные в крови, к своим губам и аккуратно слизывает. — Ничего. — Ты мой? — Твой. — Давно? — Давно. — Почему? — Ты выкинул мой рисунок. — Злопамятный дурачок. — Твой. — Мой.