***
Морозный ветер не стихал. Что бы ни происходило в горах Мэйлин, они как прежде возвышались над равниной, разделяя два государства. Для ветра и гор не имело значения, сколько раз обе армии, стоявшие на границе сходились в жестоких сражениях, отбивая друг у друга горные крепости и эти немилосердные склоны. И когда наконец одна из армий была практически уничтожена, а правитель, обескровленного долгой войной государства наконец должен будет оставить мечты о завоеваниях, ветер даже не подумал о том, чтобы стихнуть и дать отдых измотанным и израненным победителям. — Привал на месте! — распорядился главнокомандующий и наконец пригубил вина из чудом уцелевшей поясной фляги. Его приказ эхом разнесли офицеры, и солдаты, хоть и не испытывавшие восторга от того, что проведут эту ночь в горах на морозе, но были рады, что им не придется тратить силы на спуск к равнине: трехдневный бой измотал и обессилил их. Главнокомандующий сдержанно улыбнулся, окидывая взглядом поле сражения. Там и тут догорала пропитанная маслом ветошь, которую жгли, чтобы хоть что-то видеть во время боя. Солдаты, пусть и измотанные, но с осторожной радостью думали о том, что наконец смогут вернуться к своим семьям, и служба на северной границе перестанет быть столь опасным и смертельным делом. Обернувшись к своему заместителю, главнокомандующий хрипло приказал доложить ситуацию. Не смотря на усталость, молодой генерал позволил себе улыбнуться в конце отчёта. Белозубая улыбка дико смотрелась на озаренном пламенем догорающего пожара и забрызганном чужой кровью лице. — Отец! Мы сделали это! Юйцы к нам больше не сунутся! Его голос, хоть и простуженный, звучал несколько выше, чем можно было бы ожидать от юноши. Впрочем, это был вовсе не юноша. Все срочные дела были улажены, потому главнокомандующий Линь Сэ наконец позволил себе быть просто отцом и приобнять девушку в доспехах. Осталось дождаться подкрепления, обещанного из столицы, чтобы восполнить потери армии Чиянь и позволить измотанным воинам вернуться домой. И тут часовой закричал: — Подкрепление! Его крик подхватило охваченное радостью войско. Скоро! Скоро все смогут вернуться домой. Вскоре даже густая метель не могла скрыть очертаний прибывающего войска. Только вместо приветственных криков солдаты армии Чиянь услышали громкий приказ: «уничтожить предателей!» А о том, что «предателями» были они сами, догадались когда вновь прибывшие обнажили мечи и бросились на них…***
«Никому нельзя доверять», — повторяла про себя офицер Ся, снова и снова перечитывая письмо. По окончании расследования ей разрешили оставить себе этот измятый конверт и лист бумаги исписанный торопливым, но твёрдым почерком. Это было последнее письмо её мужа. Когда ей пришлось свидетельствовать на тайной аудиенции государя, она всё ещё надеялась, что Ся Цзян успеет спасти отряд Не Фена. Или что армия Чиянь вернётся и все ужасные обвинения, выдвинутые мужем в письме окажутся ложью. Она мало знала наследного принца, но не раз тренировалась с сестрой Линь и её нареченным — седьмым принцем, которого тот воспитал. После им не раз приходилось сражаться плечом к плечу. И всегда она думала, что более искренних людей не существует. Как? Знал ли Цзинъянь о тайных планах старшего брата? Знала подруга о замыслах отца призвать вражескую армию и свергнуть императора, чтобы посадить принца Ци на трон? Или заговорщики использовали её в темную? Мысли путались. У девушки, с детства воспитанной в семье Ся, приученной сохранять способность мыслить здраво, что бы ни произошло, голова шла кругом от надежд и боли. «Никому нельзя доверять», — это был первый урок учителя Ся, ещё когда она была маленькой девочкой. А после её учили многому: боевым искусствам, искусству ведения допроса, наблюдательности. Она была лучшей. Не Фэн был лучшим. Генерал-ураган, так о нём говорили. И оба они безоговорочно верили — муж своему командиру, жена — своему мужу и лучшей подруге. И ей всё ещё хотелось верить. Вошел брат Чунь. По его лицу было ясно — надеяться больше не на что. Нельзя было доверять.***
Заледенелое плато в горах Мэйлин снова было объято пламенем. Воины армии Чиянь погибали, не понимая, что происходит. Почему те, с кем ещё несколько дней тому назад они могли смеяться за дружеской выпивкой напали столь вероломно. Выступивший вперёд главнокомандующий Линь Сэ был убит на месте. Даже если у него и была мысль о том, что за интрига привела к такой развязке, он не мог спасти ни себя, ни своих людей. — К бою! — Не раздумывая, скомандовала Линь Шу, едва Се Юй обнажил меч. Не было времени думать о том, почему дядя пришёл с войском убить их. Не было времени думать, почему вместе с армией Се Юя были солдаты управления Сюаньцзин во главе с Ся Цзяном, которого Цзинъянь называл стервятником, а наследный принц собирался разоблачить перед отцом-императором. Теперь она понимала, как наивны они все были. Ся Цзян не стал ждать окончания войны и нанёс свой удар. И в этом бою армия Чиянь, только что одержавшая величайшую победу в истории Великой Лян, была обречена…***
— Ну что, вы уже проснулись? Как себя чувствуете? Уже лучше? Я попросил лекаря перевязать ваши раны. — Ся Цзян говорил заботливо, даже по-отечески… Кто-то, не успевший растерять всю свою наивность, поверил бы в это. Она лишь устало улыбнулась, пытаясь сфокусировать взгляд на желчном старике: — Вашими заботами, сановник… — сам глава Управления Сюаньцзин[1] пожаловал, как можно быть не вежливой? Всю дорогу от Мейлин, в те недолгие минуты, когда сознание молодой командующей выныривало из агонии боя, она пыталась понять, где находится. И что происходит. Ящик, в котором её везли, был закрыт наглухо. Зачем? Если она — преступница, то почему не везти открыто, в клетке? Не дать народу потешиться над израненной «ведьмой»? Женщина во главе армии — явление противоестественное, какими бы ни были её способности. Конечно, отец мог убедить себя, что коль в семье нет сыновей, то и из дочери можно воспитать полководца, достойного славы рода Линь. Дядя Император души не чаял, наблюдая как бойкая девчонка становится воином, даже гордился, говорил, что это — кровь Драконов. Предстоящий брак с принцем Цзинъянем, вся прошлая жизнь… осталась прошлой. Обвинение всей семьи Линь в предательстве и мятеже — вряд ли просто ошибка. В ящике у девушки не было сил шевелиться, но было достаточно силы слушать, а делать выводы, она умела всегда. — Честно говоря, я не ожидал найти вас живой, — не изменяя своему заботливому тону, продолжил сановник, меряя шагами камеру. Пленница была очень слаба. Не только от ран, полученных в бою всего несколько дней назад, но и от дурманящего зелья, которым её опаивали, чтобы точно довезти в Цзиньлин. — Не боитесь, что оставили меня в живых? — тихо спросила Линь Шу, стараясь выровнять дыхание, но это не очень хорошо у неё получалось. — Боюсь? Вы не в том положении, чтобы вас бояться, — спокойно, и всё так же заботливо проговорил Ся Цзян. — Но вы создали для меня возможность, — почти шёпотом сказала она, пытаясь сесть и прислониться к каменной стене. Ся Цзян ей любезно помог, подхватив под руки. Доспех с неё давно стащили. Интересно, она давала себе труд задуматься, при каких обстоятельствах он её нашёл? И что с ней собирались сделать солдаты, обнаружив, что в теле «ведьмы» ещё теплится жизнь? Старик чудом оказался в нужное время в нужном месте. И что? Теперь эта наивная идиотка рассуждает о «возможностях»? Боги любят пошутить, но из этих подвалов никто ещё не выходил живым. Он сам не заметил, как его ладонь сомкнулась на излишне крепкой для женского тела шее, а вторая рука привычным инквизиторским жестом вдавилась туда, где под грубой рубахой была повязка. Не сильно. Так, чтобы пленница не потеряла сознание, но почувствовала, кто здесь хозяин положения: — Возможность, но не для вас, — улыбнулся он, глядя, как эта тварь задыхаясь морщится от боли и судорожно хватает ртом воздух, пытаясь не закричать. — Конечно… сестра Дун… вы хотите… убить меня… её руками… — сбившееся дыхание не позволяло пленнице говорить со светской небрежностью. Ся Цзян любил эти моменты когда, казалось, вся животная суть человека выходит наружу. Теперь на него смотрела не бойкая девушка из императорской семьи, не гордая воительница, что вела армию на север. Демоническое нутро этой твари вышло наружу: совершенно дикая ярость во взгляде, пот стекавший градом по лицу и полубезумная улыбка, выдавали усилия, которых ей стоил этот разговор. Повязка снова пропиталась кровью. Ся Цзян улыбнулся и почти ввинтил палец в рану. Правая рука заботливо огладила её левый бок, и остановился там, где меч Се Юя пробил доспех. Чуть-чуть надавил и… задыхаясь от боли, она почти вжалась в стену, зажав в каждой руке по пучку соломы. Теперь «демоница» почти снова стала беззащитной перепуганной девочкой, которой предстоит здесь умереть. Но крик снова умер где-то в её утробе. Вот же крепкая тварь! — Вы поразительно догадливы, молодая госпожа Линь. — Спасибо на добром слове, — продолжила девушка светскую беседу, пытаясь выровнять дыхание и не дать себе уплыть в черноту — ваш ящик был не настолько плотным… я слышала, о чём говорили снаружи… И как же вы заставили всех в это поверить? Император… дядя… правда… не сомневался? — Хотите, чтобы я рассказал всю историю. Надеетесь убедить Ся Дун и выйти отсюда живой? Девушка понимала — для всех она — мертва. Именно поэтому Ся Цзяну понадобилось везти её тайно. Скорее всего, никто из семьи Линь не уцелел — за измену император казнит семь поколений. «Цзинъянь… он отправился в Дунхай с посольской миссией за день до того, как армия Чиянь отправилась в свой последний поход. Он уже знает о том, что произошло? С его прямолинейным характером, будет счастьем, если и его не казнят. Но не видать ему лёгкой жизни. Пусть остаётся в Дунхае как можно дольше», — думала она, не сомневаясь, что Ся Цзян постарается впутать в «заговор» и его тоже. — Ну что вы, я не настолько наивна… Сестра верит вам… своему учителю… больше, чем Будде… одних слов… не достаточно… чтобы убедить её… что вы… именно вы убили генерала Не, её мужа… что вы с Се Юем устроили безудержную резню в горах Мейлин… — Вы можете сколько угодно твердить, что это я на ровном месте сотворил измену Армии Чиянь. Да, сотворил. И да, мы вырезали всех, кто оставался в живых после боя с врагом. Точнее, это мы вырезали мятежную армию и уничтожили врага, с которым сговорился принц Ци и ваш отец. Император наградил нас за это. — Семьдесят тысяч верных душ… всё для того, чтобы вы и Се Юй присвоили себе победу и могли обвинить принца Ци в мятеже?.. — Да! Поэтому я уничтожил их. Мне нужны были письма и документы, подтверждающие намерение начать мятеж. А главнокомандующий армии Чиянь, ваш батюшка, не отдал бы личную печать просто так. Уничтожив свидетелей, Се Юй обеспечил моего человека всем, что нашёл в палатке главнокомандующего. Письма, личная печать. Подделать почерк не так сложно, для умелой руки. Государь не сомневался ни минуты. — Да… а первым подделали… письмо Не Фена, моего заместителя… — Правильно, письмо, которое ваша подруга получила от мужа, генерала Не, с просьбой о помощи. Он говорил там, что вы, предатели, захотите расправиться с ним. Просил о помощи. Нам нужен был повод выдвинуть армию вслед за вами на север. — И вы расправились… с его отрядом… чтобы он не мог… ничего опровергнуть… Вы выбрали его, потому… что образец почерка взять… у сестры Дун просто… Её дом… открыт для вас… вы так добры к своей… ученице… сделали её… вдовой героя… Тело «ведьмы» судорожно выгибалось, пытаясь уйти от прикосновения. Со стороны могло показаться, что девушка себя не помнит под умелыми ласками, но он понимал, что ещё немного и она сойдёт с ума от боли. «Пожалуй, хватит на сегодня», — решил Ся Цзян, убирая руки. — Должен признать, вы хорошо держитесь. Никакой раздражающей бессильной злобы. Ну, что ж… пока отдыхайте. Мы вас немного подлечим. Я обещал моей малышке подарок, а полуживая тварь из рода Линь, не утолит её ненависть в полной мере. Дам вам возможность пообщаться подольше. Ей не помешает отточить навыки офицера управления Сюаньцзин.***
Прошло несколько недель. Ся Цзян приходил ещё несколько раз, отмечая, что пленница не споря, не пытаясь покончить с собой, покорно принимает лечение… неужто и впрямь надеется на что-то? Её лечат достаточно, чтобы на ногах держалась. Что ж за удовольствие пытать того, кто вот-вот умрёт? Да и он посмотрит, насколько хорошо Ся Дун справится с делом. Если хочет стать старшим офицером — должна уметь давать преступнику жить ровно столько, сколько нужно для дела. Никакого «умереть без признания».***
… Теперь её приковали к стене, так, что ни ногой, ни рукой не пошевелить. Подруга, ставшая врагом, теперь рассматривала её, как диковинное животное. — О! Шу-эр[2]… ты только посмотри на себя! На лице ожоги, на руках — ожоги… думала сжалиться над тобой, просто ноги переломать и в публичный дом продать, да кто ж такую возьмёт? Не то, что твой Цзинъянь — на тебя последний нищий теперь не взглянет! — она грубо схватила пленницу за подбородок, стараясь как следует рассмотреть каждый шрам на лице, каждый ожог. — Прости, что расстроила сестру, — поймав тон, ответила Линь Шу, — Такое лицо действительно не пойдёт для весёлого дома. — И волосы у тебя растрепались, — почти ласково, бывшая подруга, провела по её волосам и, резко вцепившись, запрокинула голову пленницы. Затем, прошептала что-то ей на ухо, от чего та пришла в бешенство и Ся Цзян, наблюдавший через окошко в противоположной стене, наконец, получил удовольствие. — С чего ты взяла, что честь моя между ног находится? Я тебе — не девка. Эта грязь ко мне не пристанет, что бы ты, сестрица, сейчас ни творила! — Может, я и впрямь не ошиблась? — резко усмехнулась Ся Дун, — Может стоит бросить тебя к голодным заключённым? Им всё равно, какое лицо — лишь бы женский пион там, где положено. А то умрёшь ведь, а радостей ложа не познаешь. Или вы с Цзиньянем-таки успели? А? Не потому ли мятежник Линь Се тебя палками воспитывал? — Ты бы лучше голову включила, да за своим учителем понаблюдала. Тоже мне «дознаватель». — Учитель предупреждал, что ты начнёшь эти бредни нести. Змеиное отродье. Но ты не бойся. Так легко умереть я тебе не дам. Твоё счастье, что богиня Гуанинь сжалилась надо мной и даровала мне дитя. Последний подарок мужа… Не хочу беду на себя накликать. Поэтому умирать ты будешь без плотских радостей. Но долго. «Не вовремя она с ребёнком», — подумал Ся Цзян, — «Но что ж… посмотрим, на что способна девочка, когда нужно проявить немного воображения…» Ся Дун вытащила из-за пояса небольшую шкатулку с длинными металлическими иглами: — Будет больно, сестра, я раньше такого не делала. Прости мою неопытность. — с деланным сожалением сказала молодая дознавательница. Достав первую иглу, она не спеша прокалила её над огнём жаровни и проткнула насквозь мышцу пленницы, оставив иглу там. Линь Шу судорожно сжала кулаки и до крови прикусила губу. Боль была сравнима с «дружеским прикосновением» Ся Цзяна. Ся Дун улыбнулась, видя, что теперь её врагу не до разговоров. — Поверь, я не задену ничего важного. Я знаю, как это делать подольше. Когда иглы закончатся, я буду вынимать их по одной и находить на твоём теле новые и новые места, — она достала ещё одну длинную иглу, и примерилась к болевой точке. «Молодец девчонка!» — улыбнулся Ся Цзян. В этот день он наблюдал пытку от и до. Пока Ся Дун не устала… Следующие несколько дней он только слышал от охранников о том, что сестра Дун отводит душу в своё удовольствие, грамотно чередуя пытку с лечением. Любимая ученица не поверила ни единому слову «ведьмы». Не смотря на то, что раньше они были подругами и даже на собственной свадьбе Ся Дун соревновалась с ней кто-кого перепьёт.***
-Ся Дун! — Стражи упустили момент, когда Ся Дун перегнула палку и на месте живой заключённой теперь лежал начавший разлагаться труп, а она всё продолжала изо всех сил пинать его ногами. С трудом удалось увести девушку в её покои и, опоив маковым настоем уложить спать. Брат Ся Чунь дежурил у её постели всю ночь. Только зашевелившийся в утробе ребёнок привёл её в чувство. И, несколько дней спустя, она смогла вернуться к работе: — Простите меня, учитель, я поддалась излишним чувствам, стараясь отомстить за мужа, но такого больше не повторится. — Что ж, дочка, у всех у нас есть свой порог безумия. Я рад, что ты свой прошла. А уж коль ты утолила свою жажду крови, приступай к работе. Ты прошла испытание и достойна чести быть старшим офицером. Теперь ты одна из тех, кто вправе предстать перед его величеством и получить от него личное поручение.***
Очнувшись, первое, что она увидела — синее небо над бескрайней степью и поняла, насколько душа изголодалась по яркому солнцу. Захотела приподняться на локтях, но смогла только слабо пошевелиться. Тело было ещё очень слабым, а истерзанные иглами мышцы отказывались повиноваться. — Погоди, сяо Шу[3] ещё набегаешься, — приобнял её Цзинъянь, — хвала богам, человек сестры Дун успел разыскать меня и сказать, что ты жива. — Он бережно придерживал её, всё ещё не до конца веря в то, что вот она — рядом… Во что они превратили его живой «огонёк»? В исхудавшем и измученном теле едва теплилась жизнь. Руки, способные натянуть тяжёлый лук и укротить дикую лошадь, беспомощно повисли вдоль тела. Он давал ей снадобье, которое передала Ся Дун. — Когда будете достаточно далеко от Цзиньлина, она очнётся. Пытать пришлось по-настоящему, не то учитель Ся легко бы заметил обман. — Я могла только надеяться, что сестра Дун подслушала откровения Ся Цзяна, но к счастью, это было именно так. Я не нужна была им живой. Ся Дун сказала, что меня объявили убитой в горах Мейлин вместе с остальными мятежниками. Если бы не прихоть Ся Цзяна. Это было бы правдой. Сестра Дун подвергала себя серьёзной опасности: стоило ему понять, что она узнала правду о гибели Не Фена. И что она применила пытку не потому, что она долгая, а потому, что она, хоть и крайне болезненна, но после этих ран можно восстановиться. Никаких сломанных костей и содранной кожи. А потом она раздобыла подходящий труп с ожогами. Вспомнив бесконечные дни, когда подруга мучила и поносила вслух, чтобы слышали все, а на ухо шептала слова поддержки и умоляла продержаться ещё чуть-чуть, она слабо улыбнулась. Как же мало походила эта улыбка на ту озорную улыбку, что почти не сходила с её губ и озаряла его душу. Цзиньянь нежно поцеловал любимую: — Не думай об этом сейчас. У нас совсем немного времени, а путь до горы Ланъя долог. Я должен успеть вернуться, прежде, чем меня хватятся в войсках. Все думают, что я ещё в Дунхае, но долго водить их за нос я не смогу. Он взглянул на тележку торговца тканями, которую раздобыл в столице. Думал ли он о том, что путешествие по цзянху, о котором они раньше столько мечтали состоится при таких обстоятельствах? Как бы то ни было, главное — она жива.***
Прошли годы, прежде, чем они встретились снова. Вернувшись с горы Ланъя, госпожа Мэй выглядела иначе: никаких ожогов, но и лицо, после лечения, стало совсем другим. Не узнала бы даже матушка, будь она всё ещё жива. Собрав вокруг себя всех, кто выжил после бойни Мэйлин, она смогла подчинить союз Цзянцзо и получить известность, как глава самого большого воинского дома Цзянху[4]. Пришло время действовать. Она не забудет отблагодарить Ся Цзяна за предоставленную возможность.