Тайничок своими руками

Однажды я нашел книгу в совершено непримечательной обложке. Можно сказать, темно синяя картонка без единой буквы, символа или картинки. Это была японская проза, которая заставила меня сильно проникнуться культурой Восточной Азии. Я читал про норимаки - свертки из сушеных водорослей с начинкой из риса и рыбы, которые казались мне самым аппетитным, что есть на этой планете, читал про префектуры рядом с Токио, про низких японочек: своеобразных, худеньких, молодых, с кучей тараканов в голове. И все это чертовски меня увлекало. Автор писал свежо, просто и вдохновляюще. Я сидел на заднем крыльце в наш дом вечерами, когда смеркалось, и представлял, как я сам пью саке, слушаю джаз в задымленном баре и щелкаю вкуснейшие соленые фисташки. И вот я сижу, сижу… и знаю все на этом свете. В моей голове есть любые знания, которыми только может обладать существо мирское. Мне чуть больше сорока. Я мудр. Неразговорчив. Внимателен ко всему, что меня окружает. Как взрослый питон, затаившийся в зарослях. Сижу неподвижно, за всеми наблюдаю. Да, мне определенно чуть больше сорока, но я все еще очень хорош. У меня крепкое тело, густые волосы, отличный вкус на виски. Я разбираюсь в виниле, прилично одеваюсь, всегда хорошо пахну и могу одним взглядом свести с ума славненькую девушку, с которой мы случайно пересечемся в одном из моих любимых баров, где по вечерам я завсегдатай и сторожила. Вот так я думал. Такие мысли навевала мне эта чудеснейшая японская проза. Что же происходит сейчас? Мне пятьдесят пять. Исполнилось ли мое юношеское предзнаменование? Сложно сказать. Недавно я, спустя несколько десятков лет, совершенно случайно наткнулся на этого автора в книжной лавке мексиканского Хуареса, расположившейся на одной узенькой и безлюдной улочке. Вверху на левой странице было всегда название книги. На правой - имя автора. И это имя - о, это чудесное имя! Уколом длинной иглы оно отозвалось в сердце. Через густой туман небытия в голове пронеслись давно забытые мысли. О свертках капусты с рисом, о странных японочках, о саке и о том, как я все это тогда видел, будучи пятнадцатилетним деревенским разбойником, находившим причал и отдушину по вечерам в книгах. Имя мне казалось емким и всеобъемлющем. Родным и… тихим. Уютным. Будто после многолетней разлуки встретил собственного деда - мудрого старика со слезящимися тусклыми глазами. Его влажные и дрожащие губы едва замечались через белоснежную густую бороду и такие же седые усы. Сейчас он опустится на стул, будет размеренно сопеть. Потом сделает глоток горячего чая, на щеках его вспыхнет краснота. И готовься-ка ты слушать, внучок. Ночь будет долгой. Я закрыл книгу, небрежно вернул ее на полку и пообещал, что больше никогда не буду возвращаться к тем воспоминаниям и бередить старые раны, которые уже не имели ровным счетом никакого значения. *** Давным-давно… В моей жизни происходило много странной и по-настоящему демонической чертовщины. Но кое-что я запомнил особенно хорошо. Юнцом я возвращался домой. Не помню, почему, но настроение у меня было самое паршивое. На душе булыжник из апатии и тоски. Бывает время, когда ты уверен в своем завтрашнем дне. Чувствуешь себя раскованным, расслабленным и непобедимым. Любые преграды ни по чем. Люди кажутся открытыми и дружелюбными. Весь мир кажется таковым - открытым и дружелюбным. В такие приливы сил я ощущаю полную неуязвимость. Но в тот вечер я чувствовал себя полностью противоположно. Подавленным, обремененным, без всякого желания к существованию и вкусу к жизни. На самом деле я обманул. Эта коротенькая история - бытовуха. Про демоническую чертовщину расскажу позже. В нескольких шагах от меня возникли очертания канавы. Я подошел ближе, почти поравнялся с ней. Не знаю, на кой-черт ее вырыли, но глубиной она была около десятка метров. Я мигом представил, как падаю туда. Очень четко и ясно. Не знаю, что это было… Но уже в следующую секунду, не раздумывая, я шагнул в канаву. И, само собой, свалился. Прямо со свей плетеной котомкой за спиной, набитой кукурузой. Упал, конечно же, неловко. Тупая и одновременно острая боль пронзила ноги. Думаете, я прыгнул, чтобы с жизнью счеты свести? Черта с два, наивные. Не таким уж я был и младенцем, чтобы не понять: это канава меня ни за что не убьет. Только в грязи измажусь да ногу сломаю. Не спрашивайте, зачем я прыгнул. От скуки, вероятно. Стало интересно, так ли оно все будет, как развернулось в моей голове. И вот я лежу на самом дне ямы… Тупым и бессмысленным взглядом уставился на земляную стену, уходящую со всех сторон вверх. Маленький, жалкий и лысый червяк копошится в сантиметре от моих глаз. Я мог упасть и придавить его. Но не придавил. Так легла карта. Видимо, этому ничтожному существу еще оставалось отмеренное время бытия в жизни мирской. Кто знает, возможно, следующее его существование будет в теле моего сына… Или, скажем, моего кота, которого я решусь завести к шестому десятку лет. Да, я почти с младенчества верил в реинкарнацию. Это было самым простым. Не такой уж я и храбрый, чтобы верить в существование вечной мерзлой мглы после смерти. Лежа в этой канаве, я прозрел. Ко мне впервые пришло ощущение того, какие мы все крошки. Крупицы в огромном мире, где роль играет один лишь случай. Собственное тело показалось с пылинку. Для кого-то я такой же червяк. *** Была у меня знакомая. Барышня-группи, принадлежавшая к тусовке западно-немецких «Реджерайзеров». В Америке у нас был совместный тур. Черт побери, уже и не вспомню, как звали-то ее. Катарина, что ли… Катрина… Хм. Нет, не помню в точности. В любом случае, себя она именовала именем Лхаце. В переводе - «красивая, как богиня.» Имя это по ее словам носило абсолютно сексуальную энергию. Как сейчас помню, сидим мы на лавке. Дождь накрапывает, темнота, мерцающий и какой-то жидкий свет фонарей. Позади нас - бар, где проходило афте-пати после совместного концерта, где ни то мы были на разогреве у Реджерайзеров, ни то они у нас. Не стоит думать, что этого я сейчас не помню, так как, мол, времени много прошло… Ничего подобного. Уже тогда разобрать не могли. Когда шесть мужиков едут куда-то вместе, алкогольное отравление обеспечено. Когда одиннадцать мужиков едут вместе (прибавьте к этому их подруг и подруг этих подруг), афте-пати превращается в настоящее лоно дьяволицы. На утро вас будит пинком менеджер группы или кто-то из угрюмых товарищей, проклинающих весь белый свет за раскалывающуюся от боли голову. В метре от тебя всегда находилась какая-нибудь девчонка со спущенными бретельками топика, а то и вовсе с обнаженными сосками. Лежали они так, словно уже никогда не поднимутся. Совсем измученные, бездыханные, с остатками туши на щеках и черными пятнами, обрамляющими глаза. Всегда на секунду замирал и пытался вспомнить, насколько мне знакомо было это лицо и как близко к себе я его видел накануне. Чаще всего не удавалось вспомнить ровным счетом ни-че-го. Пустота. Кусок твоей жизни вырвали. И на следующее утро будет так же. Это изводило… Пользуясь случаем, хочу вернуться к барышне с сексуально-энергетическим именем Лхаце. Сидим на лавке у курим. Шумиха, запах отрыжки, алкоголя и пота стоял колом в горле. Когда она рассказывала мне про тантрический секс, я особенно сильно наслаждался свежей ночной прохладой. Я выпил, но не слишком, поэтому помню разговор очень отчетливо. И тогда мне он казался забавной, но очень занятной херней. Ты думаешь про себя: — «Это, конечно же, какие-то глупости невообразимые. Но я бы такое попробовал. Чем черт не шутит. Жизнь сама по себе слишком абсурдна, чтобы сейчас удивляться тантрическому сексу». — Особенности такого соития в том, что примитивная ебля в твоем понимании выступает как акт самосовершенствования, — продолжала Катарина-Лхаце. Меня задело то, как она выразилась в мою сторону. Словно я законченное быдло и хер на ножках, ничего не видящий вокруг себя, кроме женской пизденки. В каком-то смысле оно так и было. Возраст такой. Мне было двадцать два, если не ошибаюсь. Но все равно задело. Потому что про себя ты можешь говорить и думать что угодно. А кто-то другой про тебя сказать такое не смеет. Но я промолчал. — А партнера ты воспринимаешь, как самое настоящее божество. Тантрический секс — это буддийская практика. Я уже говорила? — Нет, кажется. — Чаще всего соитие происходит в одной из поз йоги. И длится оно очень долго. Потому что преобладает медлительность, размеренность, концентрация на наслаждении и осознанность каждого мгновения. В это время ты впитываешь своим сознанием энергию, которая освобождается в процессе. Происходит неизменный рост твоего естества. Оргазм не обязателен, но, кстати, происходит как логическое завершение чаще, чем в будничном сексе простолюдинов, — заключила она. — Так что же ты, — сказал я, повернув к ней голову и поднося сигарету к губам, — предлагаешь мне новый опыт? Мой подбородок и шея были покрыты густым слоем щетины, отросшие волосы растрепались и неаккуратными, мокрыми от дождя прядями свисали на лицо. Мы совсем забросили свой внешний вид. Но я не переживал. Девушкам нравятся бугаи. Такие, чтоб мужиком разило за километр. Курево, мазут, резина. Настоящий динозавр, изобилующий тестостероном. В то время, как молодые пареньки не могут дождаться первого пушка на подбородке, я в этом же возрасте уже налился кровью, как эрегированный пенис. Созрел, весь сочился, благоухал и только ждал случая, когда передо мной раздвинут ножки. Произошло это, кстати, тоже раньше, чем у моих сверстников. Я ведь уже говорил. Девчонки всегда чувствуют, где настоящий мужик. — Нет, — насмешливо хихикнула она, — Не предлагаю, — Лхаце сделала последнюю затяжку, бросила бычок под ноги и динамичным шагом пошла обратно в наше лоно дьяволицы. Я сидел на лавке еще какое-то время и размышлял над тем, что она мне сказала. Дождь усилился, но если бы не шум его, я бы не понял. — Странные существо, телки эти, — хмыкнул я себе под нос и тоже бросил окурок на мокрый асфальт, придавив его ногой.