И это тело превратилось (еще один раз)

Когда Санхёк оказывался в теле Хагёна, его руки были тем, что сбивало с толку больше всего. В общем, да, вся эта ерунда со сменой тел и без того сводила с ума, а уж учитывая необходимость скрывать это от окружающих при их крайне насыщенном расписании. Не то чтобы жить в теле Хагёна было так уж трудно. Можно привыкнуть. Другое дело, что он продолжал промахиваться, когда хотел поднять лежащий на столе телефон, или печатал мимо клавиш, потому что пальцы вдруг оказывались непривычно короткими, или когда тянулся за чем-нибудь и вдруг зависал, рассматривая свои руки, пока кто-нибудь, чаще всего Тэгун, не трогал его за плечо, возвращая в реальность. Руки Хагёна были по-своему хороши, конечно, сильные и на многое способные, без сомнения, просто Санхёк раньше никогда не задумывался, как часто до этого смотрел на свои руки, и как странно было видеть на их месте чьи-то другие. И самая фигня, что это снова и снова продолжало случаться, после того самого первого раза. Не часто. Но иногда по утрам Санхёк просыпался в чужой кровати, вдыхал терпкий аромат свечей и разглядывал руки, которые ему не принадлежали. Санхёк вскочил с кровати утром и поспешил в ванную, врезавшись на ходу в косяк, а когда потянул дверь на себя, Хонбин высунулся из шкафа и с подозрением прищурился на него. Ох, он ошибся комнатой. – Иди в душ и прекращай носить на себе тело Хагёна, как какой-то жуткий мясной наряд, – сказал Хонбин и снова повернулся к своему забитому клетчатыми рубашками шкафу. В какой-то степени это было приятно, как остальные могли различить их при всем. – Сам ты жуткий мясной наряд! – Не лучшая его ответка, но он только что проснулся. Тело Хагёна медленно соображало по утрам, хуже просыпалось, чем его собственное. Хотя Санхёк знал, что Хагён тот еще жаворонок, просто не мог подскакивать по щелчку пальцев, как делал Санхёк. В первые минуты после пробуждения тело Хагёна оставалось расслабленным, внимание рассеянным, мутным, совсем другим по сравнению с мгновенным включением в жизнь Санхёка. Со времен дебюта Хагён был тем, кто всегда будил их по утрам и за запястья вытаскивал из кроватей, и тащил по расписанию. И Санхёку редко доводилось видеть его таким вялым, расслабленным после сна, с непробудившейся еще собранностью, медленно подтягивающейся вслед за сознанием. – Опять? – вздохнул Хагён, запуская руку в свои – эм, Санхёчьи – волосы. – Что ж, давай меняться. Хагён склонился к нему и поцеловал быстро и исключительно точно в губы. Теплое прикосновение, продлившееся крошечный миг, Санхёк моргнул и нашел себя вернувшимся в свое тело. Он качнулся от неожиданности, и Хагён ловко подхватил его под локоть. – Готово. Теперь иди в душ. Я сам не успел помыться, а нам выходить через двадцать минут. В первый раз им понадобилось две недели, чтобы найти способ, как вернуться по своим телам. Две недели неуклюжих танцев и сомнительных попыток изображать друг друга, пока остальные изо всех сил пытались отвлечь внимание от того факта, что макне постоянно озвучивает групповое приветствие. Спасибо – хм – возникшей неловкости на одном из развлекательных шоу, которая обернулась тем, что они снова стали самими собой, пусть на мгновение растерянными и шокированными. С тех пор целовать Хагёна стало делом до странного привычным. — Были некоторые изменения, которые Санхёк заметил сразу, когда очутился в теле Хагёна. Но были и те, которые потребовалось время, чтобы обнаружить. Тело Хагёна гнулось в разные стороны. Когда Санхёк наклонялся, он мог легко коснуться пальцев на ногах, действие, чтобы совершить которое в своем теле требовалась значительная подготовительная работа. Ему приходилось надевать многослойную одежду, тогда как собственное тело без проблем переносило холод. И эмоции ощущались гораздо сильнее, когда он был Хагёном, будто они находились ближе к поверхности. Были и другие вещи: то, как тело Хагёна знало движения и танцевальные связки, которые он не знал. Или то, как он мог стоять перед зеркалом совершенно без сил в конце дня, и его руки на автомате тянулись выполнить все необходимые процедуры по уходу за кожей. Множество ежедневных ритуалов, плавно перешедших на уровень мышечной памяти. На восьмой раз самым странным было то, насколько различия в их телах стали чувствоваться привычнее. Вроде как тело Хагёна просто казалось чуть более изношенным. Санхёк мог сказать, что Хагён давно хорошо не высыпался. В гостиной, когда они столкнулись, и Хагён наклонился, чтобы поменять их, Санхёк вдруг увернулся. – Что за игры, Хан Санхёк. У нас репетиция через два часа, и мне вроде как позарез нужно мое тело, – проворчал Хагён. – Ну не знаю, мне нравится в нем. Я почти обустроился. Может, схожу после расписания сегодня и сделаю стрижку. Что-нибудь новое, а не этот извечный горшок. Или побреюсь налысо. Глаза Хагёна сузились. От вида его знаковых выражений на собственном лице все еще разбирал смех. Как и легкий морозец пробегал по всему телу. Как будто смотришься в зеркало, но внезапно отражение отказывается повторять отданные ему лицевые команды. – Ладно-ладно, обойдусь без бритья. – Другое дело, – кивнул Хагён, довольный, что настоял на своем. Санхёк увернулся снова, когда Хагён попытался во второй раз поменяться. Он вжикнул ему по шее. Ауч. – Кроме шуток, не время для игр. – Но ты устал, не так ли? – Санхёку даже не нужно было спрашивать об этом. Он чувствовал бессильно обвисшие руки и пульсирующую за глазами боль. А кроме того он весьма наловчился изображать из себя Хагёна. Хагён растерялся на мгновение. Пока вдруг его озадаченное выражение лица не сменилось ликующим. – Хёкки. Ты что предлагаешь своему пожилому хёну возможность провести время в своем юном, полном энергии теле по доброте душевной? – О господи, проехали, – застонал Санхёк. Приблизился и быстро чмокнул Хагёна в улыбающийся рот. Не то чтобы находиться в теле Хагёна было так уж тяжело или что. Просто было в этом что-то неправильное. Пускай они все изучили друг друга вдоль и поперек, он все равно считал, что вторгается на чужую территорию иногда. То, как тело Хагёна на автомате рисовало ключ разблокировки на телефоне, и Санхёк вдруг оказывался посреди личной переписки, хотя всего лишь по привычке схватился за телефон в машине. Он тогда сразу выключал экран. Наверное, Хагён и не пытался что-то скрыть от них. Да, он склонялся к тому, чтобы держать свои проблемы при себе, лишь в крайнем случае ходил к Воншику пожаловаться, но иногда Санхёк просыпался в его постели и видел рядом с собой его открытый дневник в знакомой черной обложке, доживший до сих дней со времен дебюта. Санхёк вовсе не хотел лезть не в свое дело, он просто был любопытным от природы. И несмотря на то, что Хагён легко выказывал свои чувства и эмоции, в нем все равно оставалась эта часть, скрытая и неизведанная. Часто, существуя бок о бок со старшими хёнами или с родителями, ты забываешь, что они – люди, которые пришли в этот мир раньше тебя, и по мере твоего взросления, они оказываются людьми со своими историями, своими недостатками и желаниями, о которых ты раньше и не думал их расспрашивать. Пять лет спустя Хагён стал доверять им гораздо больше, стал охотнее делиться своими заботами, но способ Санхёка узнавать жизнь Хагёна изнутри все еще был самым странным. Странно было то, как Санхёк сейчас знал многое о Хагёне, просто пожив в его теле. Что Хагён любил обжигающе горячий душ, что у него болела спина по утрам, если он спал на боку, что ему нравился запах свежевыстиранных простыней. Вероятно, теперь Хагён знал многое и о самом Санхёке. Множество вещей, которые ему не приходило в голову рассказывать. В ту ночь Санхёк не ложился спать до четырех утра, потому что по уши погряз в пятидесяти ссылках и парочке академических публикаций – все по теме изучения механизмов работы памяти. В конце концов, Воншик запустил в него подушкой через всю комнату и пробурчал, чтобы тот шел спать, или на завтра он будет хмурым от недостатка сна, и все пожалеют об этом, ведь он растущий организм, которому нужен полноценный отдых. Слышать все это от Воншика, конечно, было дико смешно. Но после Санхёк еще долго лежал без движения и без сна. – Разве не странно, что у меня нет твоих воспоминаний, когда я в твоем теле? Типа, технически, у меня же остается твой мозг. Хагён перестал печатать на телефоне и покачал головой. – Не стоит ломать над этим голову. – Нет, но правда. Разве не странно, что ты потом не помнишь, что я делал, пока был тобой? Ведь процесс создания воспоминаний... Хагён строго посмотрел на него с противоположного конца комнаты. Он выглядел раздраженным. – Рассуждения об этом ничем не помогут. — Однажды Санхёк проснулся запутавшимся в одеяле так, что не мог вздохнуть. Он пинками выбрался из него, грохнулся на пол и понял, что не знает, где оказался. Как будто бы в комнате отеля. Он видел их достаточно в своей жизни, чтобы догадаться. Но все отели внутри выглядят одинаково, и он точно не ложился спать в одном из них, и теперь понятия не имел, где находился. На полу лежал тот же повидавший всякое на своем веку ковер, как во всех остальных отелях. Телефон. Возможно, телефон помог бы ему разобраться. Он не был включен в розетку, как обычно. Санхёк поднес руки к лицу. Нет. Руки Хагёна, загорелые и на многое способные. И сейчас сильнее чем когда бы то ни было Санхёк понял, насколько не подходит им. Он чувствовал себя ни на что ни годным в данный момент. Хагён обычно держал телефон подальше от постели, чтобы заставить себя встать с нее по первому звонку будильника. Хорошо. Потихонечку. Да, вот и он. Санхёк разблокировал экран и отдернул шторы на окне, прижавшись щекой к холодному стеклу. Рассеяный свет уличных огней не объяснил ему ровным счетом ничего. Трубку сняли после первого гудка. – Ох, блять, – устало выдохнул Хагён. – Хён, – позвал Санхёк, – где, где я? Он звучал, как гребаный потерявшийся подросток, чтоб его. И он ненавидел это. – Ты в Японии. У меня там фанмит, помнишь? Дыши, Хёкки. Ты как? – Это был его собственный голос. Они столько слышали свои голоса в записи и по радио, но Санхёк все никак не мог отделаться от первичного шока, когда услышал себя со стороны. Он звучал тоньше и иначе, как аккуратно использующий его голосовые связки Хагён. Но все-таки это не был голос Хагёна. А все, чего Санхёк в данный момент хотел, чтобы Хагён сказал ему, что все будет хорошо. – Я в порядке, – ответил Санхёк. Последовала долгая пауза. Тихое потрескивание на линии. Вероятно, Хагён не поверил ему. – Слушай, Хёкки. У меня осталось всего одно расписание на сегодня. Фанмитинг. Слышишь? Будь мил с фанатами и говори почаще, какой я красивый. Все будет хорошо. – Хорошо, – сглотнул Санхёк. Он прижался к стеклу плотнее. Может, если он присмотрится к огням, он узнает в них те, что видел своими глазами в Японии. – Прости. – За что? – Это твой фанмитинг. – Хагён всегда с удовольствием ездил в Японию. Он мог без конца исследовать ее, гулять по безымянным узким улочкам, где греются кошки в полосках солнечного света, проникающих сквозь натянутые на столбах провода. – Ты все расскажешь мне о нем, когда вернешься, в особенности то, как они там все без ума от меня. Санхёк хрюкнул. Он шлепнулся на кровать лицом в подушку. – Я так чертовски устал от всего этого. – Я знаю, – мягко отозвался Хагён. – Я знаю. Когда неделю спустя Санхёк вышел в зал аэропорта, Хагён уже ждал его там с баннером в руках и парочкой фансайт-мастеров, в которых он признал своих собственных, кружащих вокруг него с фотокамерами наперевес. Хагён улыбнулся и помахал ему рукой, Санхёк подошел и повис на нем, уткнувшись лицом в изгиб его шеи. Руки Хагёна сразу обняли его в ответ, крепко и тепло, и Санхёк почувствовал, что наконец может по-настоящему вдохнуть впервые за черт знает сколько дней. – Спасибо за все фотографии, – сказал Хагён по дороге сквозь толпу к машине. Обычно Санхёк не снимал столько, когда ездил в путешествия, но в этот раз он слал Хагёну фотки всего, что видел: свой бенто, метро, фанаты на фансайне. Старался, как мог, передать эти воспоминания Хагёну, раз они были его по праву, или типа того. – Все прошло хорошо? – голос Хагёна звучал беззаботно, но немного наиграно. Едва они очутились в машине, Хагён убедился, что окна закрыты и менеджер не смотрит, и поцеловал Санхёка, возвращая его в собственное тело. Его ноги неприятно гудели, будто он очень много танцевал. – Да, все было отлично. – Здорово. Прекрасно. Хён купит тебе ужин за потрясающее изображение того, кто в сто раз круче тебя. Санхёк опустил голову и улыбнулся себе под нос. Было странно говорить, что он соскучился по Хагёну, хотя смотрел на его лицо каждое утро в зеркале целую неделю, но он соскучился по тому, как Хагён использует свое лицо. — Неделю спустя Санхёк моргнул и вместо кресла в кинотеатре оказался на диване в их общежитии, смотрящим в многочисленные ряды черных строчек на бумаге. Он застонал от разочарования. В кои-то веки выбрался в кино, а теперь придется расспрашивать Хагёна стоило ли оно того, чтобы его смотреть. – Хён? – спросил Воншик поверх своей книги. Санхёк обернулся к нему. – Что-то не так? Воншик обычно был очень проницательным, особенно, когда дело касалось Хагёна. И Воншик знал Санхёка лучше многих. Мысль о том, что он не смог сразу распознать, кто перед ним... обожгла почему-то. – Я Санхёк. У Воншика вытянулось лицо. – О черт, прости, Хёкки. Хочешь, позвоню Хагёну-хёну, скажу ему вернуться домой? – Да не, – сглотнул Санхёк, – все в порядке. Воншик посмотрел на него. – Как скажешь. — От огней на сцене всегда стояла жара, но летом становилось еще хуже. Капелька пота скользнула под воротник Санхёка и покатилась вниз по спине, когда он занял свою позицию в очередном групповом построении, он досчитал такты до своей строчки и... ощущение капли пота исчезло, треск веера раздался с совершенно другой стороны и... – Хён, – зашипел на него Хонбин, когда ноги Санхёка заплелись одна за другую и он налетел на него. Глаза Хонбина расширились. Санхёк едва не рассмеялся, потому что, судя по лицу, тот еле сдержался, чтобы не выругаться вслух при включенном микрофоне. Он поймал взгляд Хагёна с другого конца сцены. Глаза круглые и испуганные. В итоге, они кое-как довели выступление до конца. Из-за прожекторов им не было видно фанатов и их реакции, но когда Санхёк вынул наушник, он услышал пронзительные перешептывания, не востороженные, а скорее озадаченные. За сценой к нему сразу повернулся Воншик и открыл рот, чтобы что-то сказать.С самым серьезным выражением на лице. Хагён утащил его за собой и втолкнул в туалетную комнату. Даже не переведя дух, сразу влепился в его губы поцелуем. Санхёк покачнулся на месте, когда Хагён, наконец, отпустил его. Он снова стал собой. В той или иной степени. Хагён мерял шагами площадь, его концертные туфли цокали по плиточному полу. Взгляд то и дело метался к отражению в зеркале. – Чем дальше, тем хуже, да ведь? – спросил Санхёк. – Блядство. Хагён не ответил сразу. – Все будет хорошо, – сказал он, наконец. – Придется подольше поторчать в студии, но мы разберемся с партиями друг друга. Мы справимся. На Санхёка вдруг навалилась вселенская усталость. Перспективы не радовали, но он понимал, что у них не было другого выбора. Они поменялись еще дважды, пока были в студии и прогоняли чужие строчки. Хагён настаивал на повторении снова и снова. Может быть, если они устанут достаточно, то у их тел не останется энергии, чтобы меняться? Они там же и разлеглись позже вдвоем на полированном деревянном полу. Санхёка будто придавили к земле собственные неподъемные мышцы, каждый вдох и выдох ощущался, как двойная работа. — Они поменялись, когда вернулись назад в общежитие. В одну секунду Санхёк чистил зубы в ванной, в другую уже стоял посреди комнаты Хагёна и смотрел на свои руки. Он едва не разревелся от бессилия. Когда на пороге появился Хагён, он выглядел на пределе своих возможностей. Тело Санхёка словно висело на нем, как не по размеру большой костюм. Они поцеловались. Эффекта хватило на две секунды. Стоило Санхёку моргнуть, и его руки снова были темнее его собственных. Будто резинка на рогатке стрельнула и вернулась на место. Он поднял глаза на Хагёна, потому что хотел, чтобы тот исправил все, чтобы разобрался, как им быть дальше, он чувствовал себя таким бесполезным. – Почему это больше не работает, – сказал Хагён таким тоном, который появлялся, когда тот пытался успокоить себя и удержаться от паники. Санхёк не знал ничего ужаснее, чем отчаявшийся Хагён. Эмоциональный Хагён, рассерженный Хагён – он был готов к ним, но отчаявшийся Хагён, Санхёк не знал, как ему помочь. Хагён снова поцеловал его. И на какое-то время это сработало. Он положил руки на свое лицо, сперва пальцы, затем плотно накрыл ладонями, крепко прижал, будто опасаясь, что его личность просочится сквозь просветы между пальцами. Санхёк потянулся к нему. Хагён поймал его руки до того, как он их отдернул, и его ладони легли на теплую шею Хагёна, его пульс заходился под подушечкой большого пальца. Волоски на затылке были мокрыми от пота. Глаза Хагёна встретились с его, он заглянул в них, будто пытаясь что-то отыскать. Прижался ближе и поцеловал: коротким, выверенным прикосновением губ, тем, которым всегда возвращал их по местам. Он вернулся в свое тело, попытался зацепиться за ощущение пальцев Хагёна, зарывающихся в его волосы. И стал целовать Хагёна снова, и снова, и снова, быстрыми, будто выдохи, поцелуями. – Ты в порядке. Мы в порядке, – бормотал он. – Держи меня, – прозвучал голос Хагёна. Его голос. Нет, голос Хагёна. Санхёк почувствовал вибрацию горла Хагёна под своими пальцами. Когда Хагён притянул его к себе, Санхёк забрался рукой под его футболку, коснулся его горячей кожи. Будто пытаясь объясниться с ним, используя прикосновения: это твое тело, а это мое. Это твои мышцы, твоя кожа, твои губы, твои пальцы. После Хагён так и не выпустил его из своих объятий. Ему было практически обжигающе жарко лежать с ним под одним одеялом, но Санхёк не захотел уйти. — Сейчас это ты, напомнил себе Санхёк, как часто делал в последнее время, даже когда находился в своем теле. Неидеальное решение. Оно не всегда помогало. Иногда Санхёк забывал, что был собой. Тэгун смотрел на него недоумевающе и трогал за плечо, когда видел, что тот обмахивает свое лицо присущим Хагёну жестом. Иногда его руки казались ему чужими. Он стал носить больше колец, как делал Хагён, потому что без них пальцы выглядели слишком голыми. — В один день все прекратилось, подобно летней грозе. Трудно сказать в какой именно момент, просто Хагён перелистнул страничку календаря на кухне, и его брови взметнулись вверх. Прошел месяц, он сказал. Санхёк протяжно выдохнул, он и не думал, что успел задержать дыхание, будто надеялся, что запертый внутри воздух удержит его на месте и не даст улететь. Иногда Санхёк просыпался посреди ночи, дезориентированный, словно ожидал обнаружить себя в другом месте. Его дверь скрипела двумя секундами спустя, Хагён тихо заходил внутрь и закрывал ее за собой. Он забирался под одеяло к Санхёку и обвивал его руками, говоря, что его собственная постель непривычно пахнет. Санхёк не отталкивал его. Санхёк все еще носил больше колец, стащил пару вещей из шкафа Хагёна, несмотря на то, что они были ему малы, потому что хотел чувствовать мягкую ткань, которую обычно носил Хагён. Прошла еще пара недель, прежде чем он снова поцеловал Хагёна. Хоть ему и было страшно, что и без того размытые границы его тела потеряют последнюю твердость. Но в темноте их лестничной клетки Хагён улыбнулся ему в губы, и Санхёк ощутил прилив огромного облегчения в своей груди, радость, что после всего, что произошло, они обрели это для себя. Тело Хагёна отлично умещалось в его объятиях, податливое и знакомое, как дом с крепкими стенами.