Демон

Хирага вьется вокруг постели - змей-искуситель, запястья и щиколотки тонкие, как у девушки, кожа бледная, луной серебренная, волосы - что ткань беззвездной ночи, - напевает себе что-то под нос, смотрит томно, улыбается обворожительно. Роберто сглатывает: сказать ничего не может, шевельнуться - не в его силах, будто бы все грехи, совершенные им, придавили его. А Хирага кружит, кружит, соблазняет, очаровывает - хотя Николасу хочется крикнуть, что не надо этих плясок вокруг, он уже давно очарован, он уже давно пропал, его не надо больше заманивать; сильнее возжелать Йозефа он уже все равно не сможет. Хирага ниже него - намного ниже, и Роберто думает, что если бы смог только встать, если бы смог осмелиться переступить через себя и собственные "нельзя", то легко бы заломил его: руки за спину, лицом в пол, за волосы потянуть - Роберто вздрагивает крупной дрожью от этой мысли, - чтобы стон услышать. Ведь Хирага хочет - и это видно по его улыбке, это видно по его движениям, - чтобы это все случилось; но дразнит, маленький демон, дразнит обещаниями, призывает упасть с собой вместе во грех. Йозеф все кружит; то присядет на край кровати, протянет руку, коснется едва ощутимо запястья Роберто, то вновь поднимется, порхающей походкой отойдет к столу, замрет на пару мгновений - долгих прекрасных пару мгновений, когда Роберто краем глаза может увидеть белые ягодицы, золоченые светом свечей, - то снова обернется: и Роберто вспоминает все молитвы, потому что во взгляде Хираги - одержимость, все черти и бесы ада, вавилонская блудница верхом на звере, желание, от которого дышать становится труднее. - Не мой, - еле слышно шепчет Роберто, зажмуриваясь. Он чувствует - всем телом чувствует, всей душой, - что это не его Хирага. Его Хирага - чистая душа, вера всем сердцем, праведность, о которой можно только мечтать. Его Хирага - это ангел во плоти, любимое дитя Отца, на которое можно только издали любоваться. Его Хирага никогда никому не дастся так просто в руки; его Хирага - для всех и ни для кого; Роберто это отчетливо понимает и рвется из мерзких оков, что мешают ему подняться; а этот демон в обличье Хираги Йозефа Ко скалится, шипит что-то невнятное - и идеальное лицо Хираги перекашивается гримасой злобы, неудовлетворения, похоти. Роберто просыпается в крике - не успевает он насильно заставить себя замолчать, как в комнату врывается Хирага: растрепанный, заспанный, ночная рубашка, слишком большая для него, сбита - одно плечо открыто. - Роберто? - хриплым со сна голосом спрашивает Хирага, и Роберто, сжимая одеяло и загнано дыша, понимает: настоящий демон - в невинности, что стоит перед ним в образе Хираги. - Все нормально, Роберто? Ты кричал. Николас кивает, крепко зажмуривается на мгновение, а перед глазами все равно танцует Хирага - нагой, как в первый день творения, обольстительный, самый желанный. И хочется проклясть себя, но Роберто сдерживается. - Роберто? - снова спрашивает Хирага и садится рядом на край кровати, протягивает руку - тонкие пальцы, изящные запястья, - сжимает пальцы Николаса. Роберто вздрагивает: пальцы Хираги теплые, их хочется сжать в ответ - и не отпускать. И навсегда по жизни так - рука в руке, глаза в глаза, сердце к сердцу. Ком подкатывает к горлу: то ли от страха перед сном, то ли от осознания собственной греховности. - Роберто, - Хирага выводит круги большим пальцем по ладони Николаса. - Расскажешь? - Просто... - Николас прокашливается, глубоко вздыхает и насильно выдавливает из себя улыбку. - Просто кошмар. Не бери в голову. Хирага улыбается - от его улыбки Роберто становится совсем тошно. Его желание - обнять, подмять под себя, уткнуться носом в белую шею, зарыться пальцами в волосы. И чтобы Хирага - только его, никому больше не принадлежал, никто больше не смел его касаться. - Я с тобой, - Йозеф кивает, прикрывает глаза - а улыбка на губах мягкая, и Роберто чувствует себя как в первый раз в церкви: просветление и успокоение нисходит на него, благодать божия ложится на плечи, хочется плакать от счастья. - Помолимся? Роберто кивает, встает перед кроватью рядом с Хирагой; и ему кажется, что он - самый ужасный грешник на этой планете. Вместо молитвы - только образ Хираги, стоящего на коленях, склонившего почтительно голову, тонкие губы шепчут священные слова; вместо обращения к Отцу - только греховные мечтания о Йозефе, о том, как сладко он будет стонать на белых простынях, как будет извиваться от наслаждения, как распахнутся удивленно глаза, когда он поймет все прелести удовлетворения плотского желания. Роберто смаргивает слезы. "Боже, - молится он, стараясь не вслушиваться в шепот Хираги рядом, - я самый настоящий демон. Если есть сила в тебе - прости меня, Боже, ибо грешен я".