ханамоногатари

Уход Мориты был тем пунктом, который Гинджи никогда бы не предположил. Он привык продумывать свои планы так, что прекрасно имел представление о самом наиболее вероятном варианте развития событий. Но резня в гостевом доме Камуи в этот не входила — не входило и появление четвертого с пятым сыном на сцене, которые и перевернут все с ног на голову. Не ему было судить Мориту, который отказался иметь дело с теми людьми, чьи идеалы шли вразрез с его, одно дело — обманывать тех, кто лжет другим, и совсем другое — быть на стороне того человека, которым двигают лишь собственные эгоистичные желания и амбиции, настолько мощные, что убрать человека с пути не будет для такой персоны чем-то плохим или же грязным. Это было забавно — ведь Гинджи действовал аналогично, но обходился без убийств. Морита боготворил его. Об этом не надо было даже его спрашивать. Все знали. С Камуи их различало разве что наличие детей и решение проблемы. Ему было незачем марать руки, двигать шашки в экономической игре было куда более интересно, наблюдая за тем, как все пляшут под его песню. Его старый друг же, ведомый традициями, хранимыми в семье уже множество лет, хотел, чтобы так оно и сохранялось, и никуда более не лез, с теплом на душе вспоминая старые деньки еще до краха йены. Им, старикам, было сложно принять новый ход времени, времена после экономического пузыря, и если Камуи так и не приспособился к этому — так и не внял просьбам своих сыновей, продолжая лелеять идеалы старого времени, то Гинджи потихоньку внедрялся в политику и экономику, сдавливая хватку на шеях глав партий и хозяев банков. Инцидент в отеле, принадлежавшим Камуи, хорошо показал ему, что все те, кто живет по старым правилам, скоро выйдут из игры. И пусть у тебя будет целая гора денег, если ты не способен одолеть волну новшеств и постоянно меняющейся политики, то ничего от твоего состояния не останется. Кто-то вкладывался в акции корпораций, после чего хватался за голову после их краха, кто-то хранил все в наличности, решив не обращать внимания на курс йены, а кто-то... А кто-то был Гинджи. Но помимо него было еще много тех, кто понимал, когда и что стоит делать. Они были теми, кто диктовал свои правила молодняку. Теми, кто помнил тяжелые времена после войны и знал, как нужно было вертеться, чтобы не погибнуть. Но все же, Хираи немного опасался того, что мог принести за собой уход Мориты. У него вновь не было наследника, того, кто понесет его идеологию дальше, после его смерти. Глупо было отрицать свой возраст и возможность умереть в любой момент, жизнь была непредсказуемой, а для людей, как он, кто варился в самых отвратительных и грязных местах теневого мира, контактируя с самыми опасными людьми, которых только можно было себе представить — и подавно. Он возлагал огромные — это было мягко сказано — надежды на Тецую, но тот не смог выдержать этого давления и ушел. Морита был слишком честным и чистым человеком, он был идеальным кандидатом, ведь он был, что самое главное, удачлив — черт возьми, только за то, что он устроил тогда в партии в маджонг можно было восхвалять его долго и упорно — но, если честно, Гинджи был нужен не просто умный и удачливый человек, нужен был тот, кто не побоится переступить через свою гордость ради дальнейшего успеха. И в этом была главная проблема Гинджи. Таких людей он не встречал. По крайней мере среди тех, кто подошел бы ему. Конечно, он слышал об одном демоне азартных игр, который никогда не проигрывал (или, может, почти? Гинджи не помнил точно), но он был стар — ровесник самого Гинджи, да и вряд ли бы захотел лезть в политику и экономику страны. Слышал и о других удачливых гениях, которые бы могли заинтересовать его, но все они уже давно работали на кого-то, а забирать себе тех, кто был верен кому-то, не было смысла — человек все равно будет помнить своего первого покровителя и поклоняться перед ним, и если они столкнутся вновь, то попросту не сможет ничего сделать. С Моритой было то же самое, но что-то подсказывало Гинджи, что он больше не сунется в теневой мир обманов, интриг и денег, уж слишком сильно отпечаталась резня Камуи у него в памяти. Досадно. Но копаться в неважном ныне прошлом было бесполезно. В тот момент, когда судьба столкнула его с новым человеком, который привлек его внимание и интерес, Гинджи вместе со своим подручным Тацуми сидел в одном из тысяч небогатых кабаков, носившем имя «Сакэ вора», что находился на непримечательной пешеходной улице в центре города. Это место было скромным, но очень и очень шумным, благо посетители присутствовали тут всегда. Кто-то праздновал победу, кто-то — громкое поражение, и все запивали свое счастье и несчастье алкоголем. Деньги лились рекой. Народ вокруг голосил. Наступал вечер — время, когда работяги и безработные подтягивались в соседнее казино, чтобы просадить свое деньги в пачинко. Конечно, нельзя было назвать местные награды особо крупными, все же, это были легальные заведениям — Гинджи был прекрасно уведомлен о местонахождении теневых игральных залов, но сейчас они ему не были нужны — но народ радовался и горевал, будто деньги, с которыми они имели дело, были большими. Хотя, вероятно, так и было — просто за все те года, когда он строил интриги на миллиарды йен, он просто перестал воспринимать цены в миллион и чуть менее как что-то значимое. Потушив сигарету о пепельницу, стоявшую в центре столика, Гинджи с усмешкой взглянул на Тацуми, что беспокойно вертел головой: — Чертов молодняк, — проворчал он, косясь на группку студентов в углу, которая очень громко что-то праздновала. Резко повернув голову к Хираи, он поморщил лоб и стянул очки, недоуменно смотря на босса. — Чего вы тут вообще ждете? Нового Мориту? Мы же уже проходили это... — Нет, мой дорогой друг, — Гинджи усмехнулся еще шире и похлопал по нагрудному карману в поисках сигарет, — то, что мы провернули со скачками, никак не связано с поиском моего преемника. Тот мальчишка был забавным малым, но мне нужен кто-то менее импульсивный и нетерпеливый. Скажем... да, пожалуй, назовем это поиском «нового Мориты». Но именно его. Нащупав наконец пачку, Хираи неторопливо вынул ее из кармана и швырнул на стол. Это была старая марка, еще японского производства, а не тот американский шлак, который в последнее время продавали в магазинах. Хотя, быть может, он слишком привык ко вкусу именно этой марки и зазря ворчал на иностранные сигареты — ха-ха, как самый настоящий старик — но он просто не мог бы представить, что пересел бы на эти новые раскрученные бренды, о которых трубили по телевизору. Быть может, ему стоило подтолкнуть поддерживаемую им партию к расширению производства этой марки?.. Звучало абсурдно. Но рынок табачной продукции выглядел привлекательным. За своими мыслями Гинджи почти пропустил тот момент, когда к их столику подошел молодой человек из персонала — он аккуратно собрал со стола кружки и вогрузил их на поднос, в общем, самый обычный официант в типичном белом фартуке и косынке, один из серой массы, какую он обычно игнорировал. И, быть может, Хираи и вовсе бы не обратил на этого юношу внимание, если бы Тацуми не позволил бы себе наглость лягнуть его ногой под столом, так, что у старика искры из глаз посыпались, и если бы сам Гиджи, обескураженный подобной выходкой, не отвлекся бы от пачки и увидел руку официанта, которую он протянул за самым дальним стаканом. Шрамы на пальцах. Гинджи почти моментально понял, что за этим скрывается история, связанная с его миром. Он поднял взгляд на молодого человека и широко раскрыл глаза. Не знай он, что у Мориты не было таких безобразных шрамов, он бы подумал, что это был именно он. Заметивший его внимательный взгляд официант на мгновение замешкался, после чего ответил на столь пристальное внимание неловкой улыбкой и, спешно схватив последнюю кружку, поспешил прочь. Провожая молодого человека взглядом, Гинджи внимательно следил за его походкой и действиями. Он почти моментально понял, какой человек стоял перед ним — один из тех, кому не хотелось работать — движения его были спешными, но в то же мгновение неаккуратными, его явно не интересовала его работа, а недовольный взгляд, видимый лишь в те моменты, когда он шел к новому столику с чистыми руками — тот самый момент, когда разум его был чист и не загружен отвлекающими мыслями о том, чтобы не разбить посуду — говорил о том, что это место было ему противно. Проще говоря, кретин и бездельник, один из таких, какие были отвратительны Гинджи. Но эти шрамы говорили о том, что за ленью и недовольством скрывалось нечто интересное. Была ли это интуиция — сложный вопрос. Но Гинджи решил к ней прислушаться. Забавно было думать, что Тацуми привлек его внимание лишь из-за внешней схожести с Моритой, а сам Гинджи в итоге смог разглядеть интересное вовсе не в лице, а в шрамах. Пришитые пальцы... Можно было бы подумать, что этот несчастный встретился с якудза или же даже был одним из них, но был выкинут из клана за свою лень, если бы Гинджи не знал о практике заменять отрезанные пальцы на протезы. Еще одна новинка, принесенная им девяностыми. Но! Долой историю. Гинджи закурил, после чего лукаво посмотрел на Тацуми, который, кажется, не верил, что его шутка буквально стала явью. Сам он, наверное, даже не обратил внимания на шрамы, не веря, что бывают люди настолько схожие внешне. — Кажется, злодейка-судьба решила не терзать нас долгими поисками, — с лисьей усмешкой заключил старик, поднимаясь из-за стола.