so bad.

Чжухон Кихена хочет нещадно. Наверное, это даже словами не описать. Ли стоит только представить, какова под кончиками пальцев на ощупь чужая кожа, как в дрожь бросает. Особенно странно это ощущать, когда они на съёмках или фотосессиях. Когда Чжухон взгляд, самый обычный, старшего ловит, а внутри все вверх дном, потому что в чжухоновских мыслях, Кихен уже стонет, прогибается в спине, цепляется тонкими пальцами за сильные плечи Чжухона, а с губ срывается только его, Хона, имя. Чжухон сглатывает и к нему уже бежит стафф макияж поправить, а Кихен только диву даётся, что не так с этим реппером нерадивым снова. Блондин ночью, во сне, стонет так, словно его убивают, он простыню комкает пальцами, а после и вовсе скидывает. Соседи по комнате привыкли давно и уже даже не замечают, а кто-то и вовсе уходит, ибо «опять, блять.». только вот Ю, мимо проходивший, от удивления брови задирает высоко. И быстро, но старается тихо, дабы остальных не разбудить, младшего за плечо теребит, что бы тот проснулся. А у Чжухона жар. Ему серьезно хуево. И когда в полудрёме он глаза открывает: — Блять, опять ты… — он хрипит так, что у Ю толпа мурашек по спине. И он вроде пятиться назад начинает, только: — Куда, я и в этот раз не пущу. Ли его за запястье и на себя, а после и под себя. От Чжухона так жарко, что Кихена трясти начинает. Так жарко, что футболка душит горло и ее в принципе содрать бы с себя. Только Хон не даёт: он в изгиб шеи чужой впивается, поцелуи болезненно с укусами мешает, от чего парень в плечи упирается хоновские, кусая свои губы. Чужие запястья перехвачены и Чжухон затуманенным, то ли от температуры, то ли от возбуждения, взглядом по телу чужому скользит, коленом так ловко уже по внутренней части бедра старшего ведёт. У Кихена губы такие соблазнительные, что для блондина грех их не укусить, что он, в принципе, и делает. Жадно впивается в кихеновские губы, языком скользит, толкаясь глубже, рычит утробно, когда Ю удается руку освободить и, так некстати, ногтями короткими поясницу младшего оцарапать. Кажется, Кихен заразился о Чжухона. Потому что тело горит, а руки неправильно тянутся к возбуждению хоновскому. Тот толкается бедрами в чужую ладонь и кажется совсем с ума сходит. С Кихена вещи слетают в секунду, да и сам он на животе оказывается. Пальцами цепляясь за спинку кровати, бедра оттопыривает, ягодицами проезжаясь по пульсирующему члену. Чжухону уже не кажется, что это сон. Потому что сейчас Кихен «живой» и стоны не отголосками в голове, а тихие, сквозь зубы. Он чужие ладони накрывает и рваными толчками в податливое тело вбивается, а влажные шлепки бедер о ягодицы Ю гулко разносятся по комнате. Дыхание срывается, а Чжухон только нещаднее покрывает плечи Кихена яркими, алыми пятнами, словно метит «моё». Ладони по талии Ю скользят и у него волосы дыбом встают, потому что грубые пальцы обхватывают бедра, кажется, оставляя там синяки. — Мой хороший мальчик, — Чжухон как-то неожиданно рычит над ухом и, словно, с новой силой втрахиваться в старшего начинает, буквально выбивая из того стоны гортанные, высокие, за что Ю тут же ладонью по влажной ягодице наотмашь получает как новую порцию садистского удовольствия. Ли метит точно по простате, а Кихен прогибается и тихо просит ещё. Ли хочет слышать своё имя, а Кихен только его и может выстонать, пачкая белесой жидкостью чужое постельное. Ли за пару грубых толчков в старшего изливается и не думая даже «выйти», валится рядом, к себе парня прижимая. У Кихена Чжухон словно космос, вакуум, в котором дышать невозможно если не разрешат. У Чжухона Кихен словно воздух. И, кажется, только сейчас он дышать начинает. А ещё, Чжухон чертов тактильный маньяк. Кихен это понимает, когда просыпается рано утром, а Ли в е з д е. И из этого просто не выпутаться. Да Кихену и не хочется особо, только бы ногу младшего с себя скинуть, а то жарко. Но и то не получается, потому что Чжухон сонный, прикусывает болящее все ещё плечо и бухтит что-то о том, что теперь старшему некуда деваться. На что Ю и возразить-то нечего.