Гарант

Малышка Фелис горит ярким огнём: её пожарище-волосы, её талант, её детская непосредственность и её энергия пули. Она танцует, и паркет будто расходится искрами из-под ног. Одетт каждый раз едва сдерживает себя, чтобы не вздрогнуть. Ей хочется подойти, повторить, стать выше, быстрее, лучше... Нет, вряд ли она была лучше Фелис. Не из-за «старости» (тридцать лет для балерины – конечно, старость, но она всегда была крепкая). Просто духу не хватило бы показать девочке, что лучше её. Её это не обидит, но проклятая сентиментальность всё равно бы не позволила. Дело вот в чём. Она откровенно привязалась к Фелис. Она видела в ней себя поначалу – стремящуюся и стремительную, силу и непосредственность, которая бывает только у молодых и незнатных девушек. Она видела в ней дочь потом – ту, которой ты отдаёшь самое важное, пусть это даже всего лишь твой талант. Она стала уважать её со временем: её мечтательное упрямство и её несгибаемый стержень внутри. Луи, она знает, тоже видит в ней Одетт. Видит, хотя видеть там нечего. Они совсем разные, теперь. Луи смотрит на неё больными глазами, когда она танцует, но не может, не хочет отказать ей в милости. Они вдвоём: Луи и Одетт, делают всё, чтобы Фелис не упала. Это не ради Фелис, они знают. Просто эта девочка делает невозможное – в первую очередь для них. Она показывает им заново, каково это, быть молодыми и полными сил, и ещё во что-то верящими. В их сердце не было веры до этого, и теперь они хватаются за Фелис, потому что она позволяет им оставаться целыми. Одетт начинает ровнее ходить, и нога не так мучает её по ночам. Луи почти перестаёт срываться на директора и даже иногда выходит в люди. Фелис тренируется с пяти утра до самого вечера, мечтая победить Камиллу. Они верят в неё, потому что это единственный способ поверить в себя. Луи смотрит на Одетт ласково-ласково, но боль всё ещё таится где-то в глубине глаз. «Всё будет хорошо, — говорит его взгляд. — Сейчас всё плохо, но всё будет, ты только верь, будет хорошо». И Одетт не может, но хочет верить, и почти уже... Тем больнее бьёт каждое падение Фелис. Луи, она точно знает, жмурится, на секунду, не позволяет себе больше мгновения непрофессионализма. Они сломанные люди, и их души распадаются сильнее с каждой неудачей малышки. Одетт плачет и возвращается к своей привычной серой жизни. Она заставляет себя думать, что не болит, но всё внутри воет и неистовствует, и хочет броситься за отъезжающей каретой. Она избегает Луи, пока тот не учится избегать её сам. Они не вспоминают Фелис, друг друга, не говорят. По ночам Одетт снится ярко-красное пламя, и она не знает, что это: Фелис или пожар. Оба причиняют одинаково много боли. Но Фелис возвращается. Она позже говорит, что ей совершенно неожиданно помогли, что она почти сдалась, и никто не осуждает её за это – Луи и Одетт знают толк в том, что такое сдаваться. Она обнимает всех, и это швами ложится на незаживающие раны на сердце. Одетт чувствует себя слишком счастливой, чтобы плакать, а Луи поднимает свои кажущиеся спокойными глаза, и она почти задыхается от бушующих там эмоций. Любовь Виктора – такая яркая, под стать самой Фелис – веселит и забавляет. Одетт с Луи чувствуют себя как никогда взрослыми. Хоть раз в этой жизни – взрослыми, а не старыми. Они видят, что симпатия Фелис совершенно дружеская, и что любовью она только мнится, из-за всех впечатлений и чудесных спасений последних месяцев. Фелис хочется любить, и она любит. И это прекрасно. Любовь Виктора и Фелис – ненастоящая, но такая искренняя – пробуждает что-то и в них самих. Что-то, чего они никогда не забывали, хотя приказали себе забыть. Луи мягко целует Одетт в закулисной полутьме, и на них совершенно никто не смотрит, потому что никому нет до них дела. Они чувствуют себя самыми счастливыми людьми на свете и на миг, такой прекрасный и жалкий, Одетт верит, что это навсегда. Она боится своей мысли и пытается избавиться от неё – чего только не проходили, какое ‘навсегда’. Но, возможно, именно через это ей и надо было пройти, чтобы заслужить своё – настоящее и вечное и безоговорочное – счастье? «Я никогда больше тебя не отпущу», — шепчет Луи, и Одетт знает: он думает о том же. Что же. Если у Фелис есть своё счастье, то почему бы и им не иметь такого же? А уж она послужит гарантом, мечущимся ярко-рыжим обещанием, которое никогда не даст забыть: мы это пережили. Мы это заслужили. Мы здесь. Мы живём. Мы счастливы.