Руководство по признаниям в любви для чайников.

Гена опаздывает уже на 40 минут. Еще чуть-чуть и питерский фестиваль, на который они пытаются добраться, лишится одного из хэдлайнеров, из-за того, что тот решил поспать еще пять минуточек. Никита делает скидку на 5 утра и на то, что такие казусы случаются с ответственным Рикки крайне редко, потому старается не заводиться, но все равно судорожно поглядывает то на часы, то на вход в аэропорт, где в любую минуту может появиться виновник гневно трясущихся рук Саши. Тот злится и наматывает вокруг Рима километры, нагнетая и без того напряженную атмосферу. – Хэв, завали! Сил нет слушать твой галдеж с утра пораньше. У нас все равно пройдена онлайн регистрация, и мы пока успеваем, он же сказал, что уже подъезжает, – устало одергивает его Рим и сам пытается держать себя в руках, потому что это он здесь суровый организатор. Рим понимает, если он тоже начнет ругаться, Алфи точно сжует с горя свой паспорт, хоть и выглядит как всегда вызывающе расслабленным. Хэв уязвленно затихает, но через пару минут начинает бубнить с новой силой. Рим не выдерживает, обреченно плюхается на дорожную сумку, лежащую на грязном кафеле и роняет голову на руки. По полу тянет холодным сквозняком из распахнутых настежь дверей. Рекламный баннер издевательски дразнится картонными стаканчиками с горячим кофе, и глаза мозолят на удивление бодрые дети, которые не в курсе, что рано утром всем положено быть сонными и тихими, поэтому носятся по всему залу. Гнусавому голосу из динамиков, который уже пятый раз сообщает о потерянном паспорте на имя Дмитрия Никаноровича Канарейкина, уныло аккомпанируют урчащие животы и зевающий Алфавит. За его спиной нервно мнется Игорь, в его руках мнется билет на самолет, а в голове неприятно копошатся воспоминания, как точно так же несколько месяцев назад он проспал самолет в Самару. Тогда Гена просто угрожающе молчал в трубку, пока на заднем фоне раздавались яростные вопли Саши. Не хотелось бы повторить тот день. Ожидание выедает внутренности. Никита совсем загоняется и признает свою вину в случившемся – мог бы позвонить второй раз, убедиться, что Гена встал. К сожалению, его некому разубедить. Он в очередной раз нетерпеливо поднимает взгляд от запястья ко входу и видит, как к ним медленно плетется помятый Фарафонов. Тот горбится под тяжестью рюкзака, забавно трет заспанные глаза и очень напоминает сонного медвежонка, которого разбудили злые друзья-медведи, не дождавшись весны. При виде друга все переживания и проблемы мужчины сразу отходят на второй план. И не потому что Рики успел, а просто потому что Рики. Вот и противная тетка из громкоговорителя не такая уж противная, а сквозняк побежден теплом, согревающим изнутри. В груди разливается спокойствие, Никита даже не пытается скрыть широченную улыбку и влюбленный взгляд. Актер из него никудышный, впрочем, как и философ. Подвергать рефлексии эту странную любовь нет смысла, она уже давно стала частью его самого, без спроса добавилась к тем девяти чувствам – зрению, обонянию, дальше по списку. Гена зевает, пожимает руки парням, и под сопровождение причитаний Хэва они все вместе отправляются к стойкам регистрации. Стоя в очереди, Алфи все еще чувствует прикосновения чужой горячей ладони к своей руке, уверенный в том, что ему не показалось, и рукопожатие действительно длилось чуть дольше необходимого, а пальцы Гены нарочно прошлись по внутренней стороне ладони слишком нежно. В его голове это выглядит до смешного киношно, и он почти жалеет, что жизнь так не похожа на кино. Пожалуй, он согласился бы даже на второсортный клишированный фильм с предсказуемым концом и дешевыми декорациями, в котором смог бы влететь в аэропорт, прорываясь сквозь неспешных пассажиров с чемоданами, догнать Гену, развернуть его на себя за плечи, бросить в лицо отчаянное «не улетай» и прижаться к его приоткрытым от удивления губам, не получив сопротивления. Лишь бы не удручающе серая реальность. И возможно, такое безумное проявления чувств смутило бы сосредоточенных на багаже и документах окружающих, зато дало понять Гене, что его никуда не отпустят, что он так мучительно нужен. Никите неловко от того, как глупые мысли бьются о черепную коробку с таким грохотом, что заглушают разговоры рядом стоящих друзей, и немного обидно, что в наличии имеется и аэропорт, и Гена, а поцелую точно не случиться, пропадает такой безрассудный, нелепо красивый способ признаться в любви. Ну что, уже пора писать об этом песню? Это ему дается гораздо легче, чем романтика в реальной жизни. От сожалений освобождает лишь тот факт, что улетают они вместе и не навсегда. Возможно, существует даже более поэтичный и не настолько избитый вариант. Из пространных рассуждений о кинематографе и поцелуях Алфавита вырывают цепкие руки работницы аэропорта на пункте досмотра, которая с соблазнительной улыбкой щупает его за бока, явно подавая неоднозначные намеки. Как она строит глазки не заметил бы только слепой, поэтому подколоть Алфи – прямая задача всех четверых. Троих, если быть точнее. Гена слишком хочет спать, чтобы пошутить или, как обычно, набросать пару панчей фристайлом. – Заметил, как она его затискала? – интересуется Хэв. –Надо было напроситься на приватный досмотр, – хитро говорит Иксвиннер, заговорщически дергая бровью. – Бро, она бы точно нашла у меня в штанах бомбу, да я бы и рад, но нам очень надо в Питер, – нахально заявляет Алфи и продолжает басить в ответ на стеб друзей вплоть до посадки в самолет. Как только стюардессы заканчивают свой удивительно увлекательный инструктаж, а самолет отрывается от земли, Гена отрубается до конца полета в неудобной позе, не отстегнув ремень и норовя прилечь Никите на плечо. Никита завидует ему: хотя тот пропускает завтрак и волшебную красоту облаков в иллюминаторе, он, по крайней мере, не вынужден вытирать потеющие ладони о джинсы и заедать конфетками «полет» липкое беспокойство – у Никиты в ручной клади боязнь летать на самолетах. Слова Рима: «подходящих билетов на поезд нет», уже тогда, неделю назад, звучали как приговор, но их можно было игнорировать, спрятавшись за более важными будничными делами. Да и сегодня от мыслей о предстоящей пытке успешно удавалось отстраняться. Но сейчас в ушах шумит иррациональное чувство страха, постоянно подбрасывая затуманенному разуму пугающие образы. От него уже не избавиться, не привыкнуть, не перетерпеть, только принять простить, но не отпустить, а притянуть к себе, да поближе. Заснуть сейчас было бы не лишним, но аэрофобия стучит набатом в висках, и Алфи признает за собой поражение – бороться с самим собой нет смысла. Ничего, надо просто подождать, все закончится через час. Неожиданное прикосновение тяжелой головы к жесткому плечу исхудавшего Никиты отвлекает от темных кругов, устроивших дикие пляски в помутневших глазах. Гена перестал сопротивляться притяжению и ткнулся макушкой в шею соседа. В такт шумному дыханию под ухом сердце Алфи выравнивает бит, тело напрягаясь застывает в страхе потревожить спящего, а глаза непроизвольно закрываются. Так гораздо проще отвлечься от нестерпимого звона в ушах, есть задача поважнее – не потревожить Генин сон. Самолет встряхивает, и перепуганные пассажиры начинают ерзать в своих креслах, требуя ответов от стюардессы, но ее перекошенное от ужаса лицо не вселяет надежду. Никита надеялся, что умрет от старости, ну или в крайнем случае от бандитской пули, однако пилот по громкой связи сообщает, что все планы на долгую, счастливую жизнь и спокойную, достойную смерть придется отменить, потому что гравитация решила внести свои коррективы. Почему-то в сознании всплывает мысль, что это тот самый, другой вариант развития их с Геной отношений. Конечно, он бы не занял первое место в топе «лучших признаний в любви парню твоей мечты», да и вряд ли бы в него вообще вошел, потому что о нем никто не узнал бы. Времени на раздумья нет, сейчас единственный правильный поступок – повернуться к Гене, сжимающему его руку до синяков, заглянуть в глаза, наполненные слезами, и сказать все то, что скрывал от него долгое время. А затем ответить на соленый жадный поцелуй. Борода колется, в ней скрываются горькие слезинки, на это есть еще пара минут. Выглядит до противного киношно, и Никита почти рад, что жизнь так не похожа на кино. Потому что приятный женский голос в динамиках объявляет посадку, просит поднять спинки кресел в вертикальное положение и пристегнуть ремни. Никита думает о том, какие больные образы рождает отравленный страхом разум. Как он вообще пережил этот полет? Салон разрывается аплодисментами, Гена нехотя отлипает от Алфи, зевает, благодарит за предоставленное спальное место и спрашивает мужчину о самочувствии, зная о его нелюбви к перелетам. После сна он выглядит, да и чувствует себя гораздо лучше, а уже после того, как принимает душ и выпивает 2 чашки кофе в отеле, полностью готов разъебывать на концерте. Никита надеется, что Рики сможет вывезти за них двоих, потому что в глазах все еще стоит мутная пелена недосыпа. Пока Рим носится по всему отелю, в попытках собрать парней, затолкать их в машину и довезти до площадки на саундчек, время переваливает за полдень. Их микроавтобус с горем пополам стартует и становится в пробку перед въездом на вечно ремонтирующийся мост. Придется подождать. Игорь отвоевывает у друзей право выбирать музыку, под недовольным взглядом водителя подключает телефон к колонкам и триумфально хихикает над Сашей, который так и не смирился с несправедливым поражением в этой шуточной борьбе. Впрочем, спустя пару минут он уже вместе со всеми, перекрикивает бит, тараторит и выплевывает слова, подпевая знакомым текстам. Трек сменяет трек, в ушах звенит, водитель окончательно разочаровывается в современной молодежи, а пробка движется медленней, чем строительство Зенит-арены. Не реагируя на возмущенные просьбы Никиты – «не будь пидором, оставь братишку Иллюмейта» – Игорь перематывает несколько композиций и дает парням заценить свою новую демку. Аранжировка с первых аккордов разворачивается струнным семплом, Рики внимательно слушает ее, затем пропускает пару тактов и подстраивается под качающий бит. Он сыпет эдлибами и рифмует на ходу, строчки иногда кривые, не имеют смысла и от этого становится только смешнее, его перебивает Хэв, накидывает панчей и хохочет, когда вырываются особо неподходящие или нелепые рифмовки, парни подхватывают друг за другом, повторяют одни и те же словосочетания, доводя их до абсурда и создавая новые хуки. Алфи переворачивает значения слов ради благозвучия и через бесконечные «бррря», «эй-эй-эй» и «пау пау пау» прорываются достойные рифмы, которые скорее всего войдут в следующий текст на версус. Микроавтобус гудит и раскачивается в такт резким движениям отрывающихся под музыку рэперов, которые создают почти осязаемый вайб, не оставляя равнодушным даже водителя, робко покачивающего головой. Никита случайно касается взглядом счастливого Гены и думает, что эта мелодия могла бы звучать в титрах их общего фильма после сцены с «долго и счастливо». Такая же зажигательная и сумасшедшая, как вся их жизнь. Гена смотрит в ответ. Они улыбаются друг другу. Затор остается позади, под финальный дроп машина тормозит у служебного входа на площадку феста. Рим уносится вихрем на поиски организаторов, оставляя парней в одиночестве. Вдалеке сцена заманчиво сверкает софитами, а Никита восторженно сверкает глазами от предвкушения – он давно не выступал вместе с Геной и уже почти забыл, как органично тот смотрится на подмостках, будто его место перед людьми на сцене. На сцене рядом с Алфавитом, конечно же. Рики на лайвах влюбляет в себя народ так же просто, как когда-то давно влюбил Алфавита. Да Алфи и не сопротивлялся: сразу же подцепил зависимость от низкого голоса, так красиво сочетающегося с его собственным, от рук, крепко сжимающих микрофон, от рваных вздохов между словами песен, от резких движений и сумасшедшей энергетики. Их дуэт – это почти магия, творящаяся на виду у всех, но предназначенная только для них двоих. Гена сосредоточенно разрабатывает связки, проверяет с Игорем работу аппаратуры и вряд ли догадывается о том, что рядом стоящий Алфавит подпевает ему на автомате, думая совершенно не о саундчеке или указаниях Иксвиннера. Если бы, да кабы, да росли бы во рту грибы, то с Геной целоваться неудобно было бы. Да, прокручивать в голове целый день неосуществимые сценарии порядком подзаебало, но шум переполненного зала и музыки в его мыслях уже перебивает отголоски реальности. Там на сцене только вспышки эмоций, дрожь в теле от бьющих под дых басов. Они запускают по венам людей свою музыку и кайфуют вместе с ними. Сейчас можно расслабиться, кричать в один микрофон, сталкиваясь лбами и смешивая дыхания, смотреть друг на друга впритык. Ноги потом будут болеть, а полностью промокшие футболки придется стирать, но это самая ничтожная плата за экстаз. Никите жарко, он отпускает разум, не чувствует себя и своего тела, зато неожиданно чувствует влажные от пота губы Рики на своих губах. Не успев испугаться, целует крепко, взасос, задевая губами микрофон и не закрывая глаз. Восхитительно и слишком ярко, но вовсе не от того, что лучи прожекторов будто сходят с ума и заливают все светом, почти не позволяя различить происходящее на сцене. Толпа ревет и, кажется, замечает, как они немного перестарались. Увлеклись, самую малость. Просто стояли слишком близко, да. Никита всего лишь слегка пошатнулся, ну и вот. Приходится поумерить пыл, потому что Гена вдруг смотрит на него в недоумении, держит немую паузу и сквозь смешок говорит, что Никита перепутал местами слова в своем парте. С возвращением в настоящий мир. – Алфи, ты вышел что ли? Не бросай нас, без тебя здесь одиноко, – передразнивает Саша, плохо изображая мольбы. Видимо, не стоило полностью погружаться в мечты – Никита одергивает себя и молча раздает пиздюлей за ошеломительные трюки своего сознания. Идея теперь кажется, хоть и красивой, но абсолютно абсурдной– такие вот признания перед народом плохо влияют на репутацию и здоровье. Да, он видел нечто подобное в каком-то идиотском фильме, правда там под оглушительные аплодисменты в объятиях красавчика-музыканта тонула привлекательная блондинка, а не здоровенный бородатый мужик. Вряд ли бы кто-то оценил такой порыв страсти. Оставшиеся 20 минут до конца саундчека Алфи исправно репетирует, иногда прерываясь, чтобы все-таки решить, кто из них больше подходит на роль сексуальной дамочки, а кто на роль мачо с микрофоном. После неравной борьбы Иксвиннера с местным эквалайзером и Никиты с разбушевавшимся сознанием, снова приходится ждать. Запускать народ начнут не скоро, да и выступают они не первыми. Когда Рим сообщает ребятам, что у них есть 5 часов свободного времени, он заранее понимает – алкоголя хватит только на два с половиной, с учетом непьющего Рики, поэтому стратегически отправляет водителя в супермаркет, а парней гулять. Тактика срабатывает и, пока люди толпятся у входа в очередях, горе-алкоголики шатаются по территории, тусуясь с другими музыкантами. Завтра утром интернет лопнет от фото и видео, а пока Никита опрокидывает в себя что-то янтарно-сорокаградусное, спихивает эти несвойственные ему фантазии с тенденцией к романтическому психозу на усталость, нервы, ошеломительную сексуальность Рики и длительное воздержание и забывается за общением с друзьями. С Геной, которого, наконец, смог застать одного. Как только за последним человеком закрывается дверь и в гримерке остаются они двое, Алфи облегченно расслабляется. Почему в помещении для артистов находится еще дюжина человек, никак к музыке не относящихся, быстро перестает его волновать. Сидеть здесь вдвоем так спокойно и беззаботно, что уже не хочется выступать, хочется смотреть как Гена невозмутимо таскает огурцы из тарелки с закуской. – Ты как, в норме? А то целый день куда-то выпадаешь. – Все заебись. Просто устаю от перелетов, ты же знаешь. Но сейчас порядок, – бессовестно врет Алфа, в душе радуясь правдоподобной отмазке. Вроде, Гена верит, но тут не точно. – Надеюсь, нас хватит на афтепати, я сам уже вымотался как мразь, – ловко переводит тему. – Поехали потом в отель? Правда, пацаны не простят, – Никита чуть не шепчет. – Пацаны не заметят, – говорит Гена, отлипает наконец от нарезки и подходит к Никите, который сидит на диване среди груды чужих шмоток. Его намерения, какими бы они ни были, тонут в шуме открывающейся двери. В комнату вваливается ошалелый Игорь. – Че вы тут торчите, девчонки, там Обла биты разрывает! – Да уже идем. – Ага, только не тормозите, мы следующие, – Иксвиннер хватает чью-то забытую бутылку воды, отпивает залпом половину и убегает на сцену готовиться. Никита мысленно чинит над ним кровавую расправу, а потом покорно плетется вслед за похмуревшим Рики на бэкстейдж. Опять нужно ждать ждать ждать. Если раньше это утомляло и раздражало, то теперь на смену пришло смирение. На их счету слишком много концертов, они сегодня слишком много ждали. Гена абсолютно спокоен и собран. Времена, когда он мялся и нервничал за кулисами, терзая потными ладонями несчастный микрофон, давно в прошлом. И Алфавит с сожалением понимает, что скучает по тому взволнованному, неопытному парню, которого нужно было поддерживать успокаивающими словами и объятьями. Магическое преображение растерянного мальчишки в бога сцены – отчасти его заслуга. Если бы сейчас Вселенная подыграла ему, и безмятежность Гены сменилась тревогой... Безвыходное положение, слова уже бессильны, тут нужны отчаянные меры. И это безумие, но до выхода еще минут десять, Никита бы успел утащить его подальше от чужих взглядов, чтобы прибавить ему чуть больше уверенности в себе единственным проверенным способом – прижать к стене и выбить всю дурь из головы властным поцелуем. Широкими ладонями на пухлых щеках, нежными стонами в горькие губы, острым коленом между разведенных ног. Он трется бедром о чужой пах, доводя до исступления, выбивая из тела дух, пока их ищут организаторы. «Мы вместе, и мы справимся, доверься мне». «Да бля, че ты ссышь, все ок будет! Я, если что, подстрахую. Мандраж для фраеров». Спокойный взгляд Гены отрезвляет. Осуществление спасательной операции путем применения радикальных методов отменяется. А жаль, неплохой вариант. – Алфа, просыпайся, держи уже, – Рим раздает всем арматурные наушники. Они надевают их, хлопают друг друга по плечам, желают удачи и, услышав собственные имена, выбегают на сцену под оглушительную музыку. На ближайший час мир впадает в анабиоз. Продолжение банкета кажется так себе идеей не только Гене и Никите. Обратно все пятеро едут в тишине, потому что на сегодня звуков предостаточно. И по номерам они расходятся молча, неспособные связать хоть пару слов от усталости и количества выпитого после охуенного концерта. Реальность никогда бы не стала похожей на кино, скорее на дурацкий сериал по СТС. За одной из дверей на этаже расправлены две кровати, а занята только одна. Лежать вдвоем на полуторке очень неудобно, но грех жаловаться. Им здесь не люкс для молодоженов, а снятый организатором номер, который нужно освободить до 2-ух. Замок заблокирован, и до утра их не побеспокоят, но в любую секунду может прийтись убедительно притворяться, что спят они по разным кроватям. Однако сейчас то, что их могут запалить, волнует Никиту даже меньше, чем крошечная кровать. Он почти привычно проводит пальцами по седой прядке и углубляет долгожданный поцелуй. Мечтал об этом весь день. За окнами храпит Питер, а внутри тихо и тепло. Наконец, можно просто жить, избавившись от вечных ожиданий и глупых размышлений, пусть только до утра. – Что-то все-таки не так с тобой, я же вижу. – Ты, блин, не можешь не доебаться, да? – Ну ты бы еще палевнее меня взглядом раздевал, и доебались бы уже парни, а не я, – цокает языком Гена и закатывает глаза. – Сам же ты не раздеваешься, не проявляешь инициативу, мне ничего другого не остается, – хохочет Никита, получая толчок в ребра. – Ой, ты уже допроявлялся один раз. Мне хватило тогда, можно больше не надо? – Блять, даже и не вспоминай, как же это было убого, – по голосу слышно, задело. – Да ладно, ты что до сих пор паришься? Эй, Никит? – приподнявшись на локте, Гена заглядывает в любимые глаза, – это было мило, правда. Это было совсем не мило. Тот случай вполне мог бы превратиться в короткометражку, или отрывок из немецкого порно фильма про мужа на час и домохозяйку, но не срослось. Гена совсем не похож на домохозяйку. Чуть больше, чем за неделю до отъезда в Петербург, он решительно нажал на вызов Никитиного контакта, проигнорировав записанный в телефонной книге еще со времен ремонта номер сантехника Михалыча. Именно поэтому они торчали в ванной комнате Гены уже второй час, безуспешно пытаясь впихнуть под долбаную ванну долбаную раздвижную дверцу, чтобы спрятать за ней все эстетически неприятные нюансы. Ни та, ни другая не поддавались, героически держа оборону. Дверца защищалась несгибаемым каркасом, а ванна в качестве нападения занижала бортики, иногда прибегая к помощи труб, которые торчали в хаотичном порядке, мешая установить нехитрую конструкцию. – Какого хера она туда не лезет? Все же сходится по размерам, я посчитал! – Математик ебаный, видишь, раковина мешает, нахуя она вообще тут стоит. – Действительно, зачем вообще в ванной раковина, давай выкинем. Че ж я раньше не догадался? Без тебя никуда, братан, тащи молоток! – язвил Гена. Нервы сдавали, силы медленно утекали в водосточную трубу. Два далеко не компактных парня пытались поместиться в крошечной ванной комнате, прихватив с собой гигантский кусок пластика и ящик с инструментами. Зрелище изначально уморительное. Прибавить сюда фирменную озвучку в стиле Рики Ф и можно хоть на ютуб заливать. Еще через полчаса стало совсем жарко, путь к единственному источнику кислорода отрезала дверь, которую пришлось закрыть, чтобы та не мешала делу. Никита снял футболку и, оголив влажное, подтянутое тело, забрался в чашу ванной, освобождая место для маневров. Гена итак держался из последних сил, пытался сосредоточиться на работе, а голый Алфа совершенно в этом не помогал. Все усилия приходилось бросать на попытки хотя бы просто не пялиться в упор. Да и сам Никита скорее больше отвлекался на чужие смех и улыбку, чем на работу. Процесс начал сбавлять обороты, хоть и вышел на финишную прямую. С грехом пополам, прерываясь на хохот и подглядывания друг за другом исподтишка, они установили, наконец, злоебучую дверцу. Осталось только придвинуть обратно раковину и убрать образовавшийся бардак. На это запал уже поиссяк. Никита утомленно прислонился к холодному кафелю, пока Гена ковырял оберточную пленку створки, и вдруг осознал, что получает какое-то извращенное удовольствие от происходящего. От уморительных шуток Рики, для которого в трудных ситуациях спасительной панацеей всегда был юмор, от этой атмосферы замкнутого пространства, от осознания того, что вместе они могут не только записывать песни, но еще и справиться с сантехникой, да с чем угодно. Вдвоем. Усталость сняло как гаечным ключом. В этом маленьком душном помещении было уютнее, чем у себя дома под пледом. – Мы победили ее! – довольно улыбнулся Гена, – без тебя я бы кони двинул с этой херней. Он готов был расцеловать своего спасителя. Пожалуй, он был готов расцеловать его не только за помощь, но решил для себя, что Никите этого знать не обязательно. А Никита решил иначе. Понял – сейчас или никогда, тут уже плевать, оттолкнут - не оттолкнут. На всякий случай пожелал себе удачи и резко потянулся к другу, отвлекшемуся на собственные мысли. Жаль, только вот не рассчитал чутка и до того, как достиг цели, со всей дури заехал по ящику с инструментами. Тот виртуозно перевернулся в воздухе и шлепнулся Гене на ногу, по пути снося кран. Оценка за технику 6.0. Оценка за артистизм 6.0. Свой перепуганный взгляд Никита заметил только когда доставал из шкафчика с зеркалом аптечку. – Ну и нахуя ты это сделал? – спросил Гена, следя, как Никита, в качестве извинений, пытается спасти его конечность. Он, конечно, подозревал, нахуя, но хотел, почему-то, услышать причину от первоисточника, чтобы уж наверняка. – Поскользнулся, – шанс, что Гена ничего не заметил и не догадался о природе странных телодвижений, все еще оставался. Было мучительно стыдно и за кран, и за синеющую на глазах ступню и за свое глупое поведение. Инициатива наказуема. – Сам хоть не покалечился? – как можно так неумело врать, Никита? – Да вроде жив. Я оплачу ремонт. – Ну какой, блять, ремонт, какое поскользнулся? Придурок, о-ой придурок – не выдержав, беззлобно протянул Гена, закрыв лицо руками. Он что, действительно держал его за дурака? – Слушай, я правда не… Остальные потуги в неумелую и бесполезную ложь Гена уже не слушал и, не обращая внимания на боль, неуклюже притянул к себе Алфавита. Боже, почему он не сделал так раньше? Ведь все шло к этому уже давно. Почему так долго боялся, лишая себя самого желанного на свете? Почему Никита такой идиот? На эти вопросы не было ответа, были только пьянящие, мягкие губы, от которых не оторваться. Да ладно, это ведь и правда было мило. Пожалуй, над этим можно даже посмеяться теперь. – Просто, я все не могу оставить мысли, что у меня было так много способов красиво признаться тебе в неземной, сука, любви. Я за сегодня только 4 насчитал. – А ты выбрал самый красивый. Ты бы видел, какие волшебные звезды сияли у меня перед глазами, когда на меня грохнулся тот ящик. В кино никто не обнимает друг друга так искренне и не любит так сильно. Глупо как-то подгонять все под рамки и стандарты, заданные непонятно кем, равняясь на сценаристов со скудной фантазией. – Никит, ты спишь? А что за 4 способа? Только не говори, что хотел написать мне песню, это совсем параша какая-то.