Тень

      Свет завивался, узорами рисуя воспоминания. Менестрель очень долго бродил по окрестностям, и боль пронзала его существо, когда он смотрел на то, что осталось от привычного мира. Все менялось, но в этих изменениях не было ничего хорошего. Сама природа становилась жестокой к своим обитателям и соседям, словно пытаясь скрыть свою собственную боль. Словно она сама страдала.       Мир разъедала Пустота. И он, Шуи, не мог ничего поделать; ему оставалось лишь смотреть и порой, набравшись сил, играть на лютне на улицах ближайшей деревни и города. Он не мог говорить, не мог произнести ни единого слова в ответ тем, кто осмеливался задавать вопросы. А иногда и не хотел.       Вновь вернувшись в Каро, Санга тенью прошел меж деревьев. Стояла ночь. Никто не заметит в такой час незнакомца, верно? Он ведь не создаст шума. Сегодня он не собирался играть, просто посмотреть.       Взор устремился к знакомому дому – больше хижинке, и кот с неслышным вздохом шагнул вперед.       Тусклое сияние путеводного листа освещало небольшую комнату, обставленную совсем не так, как если бы хозяин жил в Рансене, где были и столы, и стулья, даже полноценные кровати и шкафы. Здесь все было иначе: несколько полок, бочка с водой, давно не менявшиеся ткани покрывал, которые приходилось использовать для сна.       Рибика сомневался, что это чья-то задумка. Наверняка, сначала вещей было чуть больше, но с наступлением тяжелого времени от многих избавились. Или же их попросту украли.       Тень дрогнула; кот, сидящий на импровизированной постели, поежился. Он же спал?       Менестрель не заметил, как тот проснулся. Тревожат плохие сны?       Окно не позволяло видеть все, что происходило внутри, так что пришлось немного сдвинуться в сторону, чтобы тщательнее рассмотреть владельца дома.       Русые волосы слегка пушились, а белые уши с чайного цвета кончиками подрагивали, будто пытались уловить какой-то звук.       Коноэ. Он удивительно напоминал сразу двух дорогих менестрелю рибика.       Мысль отозвалась в сознании рассыпающейся грустью.       – ...       Когда жена умерла от поразившей ее болезни, что вспыхнула несколько лет назад, Шуи был разбит снова – как только может быть разбит дух еще больше. Он не надеялся, что увидит ее, когда это случилось; просто потому, что был уверен – она нашла покой. Вероятно, они смогут встретиться однажды, но скоро ли... Он не знал.       Санга помнил, как увидел ее в первый раз. Добрая, чистая душой, кошка тепло улыбнулась ему, а в ее волосах были перья. Как он узнал позже, в тот день она уходила в ближайший к Рансену лес: послушать шелест деревьев, отдохнуть от городской суеты, а заодно и поохотиться – кто-то же должен приносить будущий ужин.       Голос кошки был легок, приятен и пропитан такими искренними чувствами, когда она описывала зелень и мелодии листьев, что Шуи не мог не заслушаться. Он впервые встречал кого-то столь похожего на него самого. Это было поразительно и вдохновляло, порождая всполохи энергии из глубины души.       Он любил петь, и уже потом, узнав ее ближе, поделился своими чувствами, отразив их в Песне. Нежный звук, мягко переливающийся в свете из тонких нитей, был податливым, почти осязаемым... Никто и никогда не слышал от него ничего подобного. (Разве что, кроме одного кота, правда, гораздо позже...) И Шуи не ждал ничего взамен, действительно, не ждал, но обрел то, о чем можно только мечтать – замечательную подругу и жену, поначалу счастливое время. Он был так рад. И позже он встретил Ликса. Несмотря на кое-какие разногласия в городе и внутренние метания, казалось, все было хорошо. А затем... Затем...       То ли ощутив на себе чей-то взгляд, то ли еще отчего-то, Коноэ внезапно повернулся и посмотрел прямо в окно. Шуи замер, мгновенно вынырнув из воспоминаний, и лишь с облегчением выдохнул, когда другой рибика, похоже, ничего не увидев, с привычной настороженностью лег обратно и попытался уснуть.       Начинало светать. Небо из темного ночного превращалось в синеватое, а значит, пора уходить. В конце концов, невидимым он будет не всегда.       Бесшумно взмахнув хвостом, менестрель отступил назад к тропинке, а после сошел с нее и скрылся в безопасном для него мраке леса.