Когда-нибудь они будут на равных и мир засияет красками

Иногда Питер завидует тем, для кого небо голубое, а трава зеленая. Тем, кто может увидеть цветы, картины, да хоть лягушек, и еще многие-многие-многие вещи во всем разнообразии красок и оттенков. И чем старше он становится, тем больше вокруг таких людей. Конечно, в школе их по-прежнему единицы, и это утешает, но мир же не ограничивается одной школой. Серое солнце на сером небе, серая трава на коричневой земле, серые стены домов, серая кожа серых людей (иногда, в качестве исключения, Питер видит кожу цветной, особенно у неевропеоидных рас), серая одежда, серая еда, не считая, конечно, какао и блинчиков, — серость вокруг с редкими вкраплениями коричневого. Когда-то, будучи совсем маленьким, Питер видел цвета. Он до сих пор помнит яркие игрушки и обои в своей комнате. Он до сих пор знает, как должен выглядеть красный и сиреневый, салатовый и желтый. К сожалению, уже много лет Питера окружает одна серость, и его способность видеть коричневый цвет не спасает от унылого пейзажа вокруг. Вряд ли бы кто назвал серо-коричневый мир особенно красочным. Питер помнит, как это, когда все вокруг не двух цветов, и мечтаeт о том моменте, когда весь мир вокруг него расцветет вновь и его можно будет рассмотреть во всем великолепии. Даже с единственным цветом в его жизни Питеру не везет. Кто-то видит море, кто-то видит листву, он же видит кору, землю, шоколад и дерьмо. Последнего, кстати, в его жизни как-то особенно много. В детстве у Питера был целый набор коричневых карандашей — от бежевого до темно-коричневого, почти черного — oн различал все его оттенки. Мог отличить ореховый от цвета молочного шоколада, бежевый от кремового, цвет жженого кофе от цвета парижской грязи. Так себе умение, если подумать. Как-то раз он потратил полдня, закрашивая лист бумаги разными оттенками коричневого. — И что это? — спросили его тогда. Если бы Питер знал! Единственное, что он мог сказать наверняка, — это очень важно для него. Именно этот цвет, названия которому он не мог дать, именно этот цвет очень, невероятно важен для него. Много лет Питер возил этот листок с собой и до сих пор хранит его в одном из ящиков стола. Он не носит коричневое, как многие из таких же, как он. Может быть, со стороны кажется, что он не ищет и не ждет, но нет, это не так. Питер жадно всматривается в женские лица. Он старается контактировать с теми, кто подходит по цвету глаз и до кого может дотронуться в рамках приличий (на других он просто падает). Oсобенно ему интересны все, кто ходит в коричневом, потому что у Питера, как и у его гипотетической половинки, карие глаза. Раз за разом после его прикосновения ничего не происходит, но он не отчаивается: ему всего пятнадцать, что он будет делать с внезапно обретенной парой? А если она некрасивая? А если она старая? Тетя Мэй, конечно, замечательная, но о чем Питер будет разговаривать с кем-то, кто старше тридцати? Он с трудом и со сверстницами-то находит темы для беседы, не говоря уже о девушках постарше. *** Неладное Питер замечает, когда подходит к дому, где живут они с тетушкой. Дом не серый. Питер не знает, какой, но не серый. Не такой, как всегда. Он переводит взгляд на рукав толстовки и выдыхает с облегчением: серая. Поднимаясь по ступенькам, он опять начинает беспокоиться, потому что узор на его футболке становится ярче. Захлопнув за собой дверь, он старается отдышаться и здоровается с тетей, бросая на стул рюкзак с не серыми вставками. В глаза начинают бросаться более красочные, чем обычно, детали: люстра, картина на стене… чашка в руках мистера Старка. Непонятно, что приводит в смятение больше, — пребывание самого Тони Старка в стенах их с тетей квартиры или то, как по мере приближения к нему Питера, мир вокруг расцветает, обретая целостность и объем. Это ощущается как удар под дых, и Питер хватает ртом воздух и смотрит растерянно. Он понимает, что происходит, но не верит происходящему. Это что, Тони Старк, недосягаемый Железный человек, идол Питера, такой взрослый и просто фантастический, — он его пара? Это попросту не укладывается в голове. Когда Старк предлагает им «пять минут поболтать», все предметы вокруг все еще будто подернуты сероватой дымкой, но Питер уверен, что речь пойдет об их партнерстве. Неожиданно дело оказывается совсем в другом, и это удивительно: разве есть вещи важнее, чем то, что они, с их разницей в возрасте, положении, интеллекте, оказались теми, кем оказались? Неужели у самого Старка сердце не бьется чаще от того, как вокруг все ярко? От того, как невозможно режет глаза свет от подобранного на помойке старого монитора? От того, что кроме серого и коричневого, появились и другие цвета? От того, что сейчас все должно стать по-другому? От того, что костюм, который носит Питер в образе своего альтер-эго и который так легко находит Старк, оказывается, красный? То есть Питер думает, что красный, у него, как и у всех, только что встретивших свою пару, первое время плохо с распознаванием цветов. Пока Питер рассказывает о том, что хочет помогать людям, Старк смотрит прямо на него, открыто и немного устало. Питеру не видно с такого расстояния и при таком освещении его глаз, но он готов поспорить, что цвет радужки у его пары именно такой, как на потрепанном листе бумаги в верхнем ящике стола. Может, Старк был в курсе, кто они друг другу? Поэтому он выглядит таким невозмутимым и разговаривает так, как будто ничего не случилось. Поэтому он садится так близко. Поэтому он кладет руку на плечо Питеру… И мир взрывается фейерверком. Глаза болят от того, какие яркие, какие чистые краски вокруг, а ведь комната Питера не самая светлая и, большей частью, все равно серая. — Есть паспорт? — слышит Питер будто сквозь вату. Хочется взять Старка за плечи и тряхнуть хорошенько: какой паспорт, какая Германия, неужели ты не видишь, какие чудеса творятся из-за того, что мы рядом друг с другом? Когда Старк уходит, мир снова тускнеет. Становится таким же серым с редкими вкраплениями коричневого, как и до этого. Питер недоумевает: тетя Мэй видит цвета, несмотря на то, что дядя погиб, почему же это умение не осталось с Питером? Уже спустя полчаса после ухода Старка он попросту не верит, что все не является плодом его воображения. Серьезно, кто он, а кто Железный человек, разве можно их сравнивать? Разве можно было предположить, что они идеально подойдут друг другу? *** Много времени спустя, когда Питер возвращается из новой Башни Мстителей, он обнаруживает костюм, сконструированный для него Тони Старком, у себя на кровати. Не ту самую крутую его версию, которую Питер видел часом раньше, а ту, что у него так обидно отобрали за непослушание. Когда он берет в руки красную ткань, напичканную датчиками и прочей электронной начинкой, в которой он пока не разбирается, то понимает, что по-прежнему видит цвета, хотя после их встречи и рукопожатия прошло достаточно времени. Как это Старк умудрился провернуть, непонятно, и Питер решает не думать об этом: когда-нибудь они со Старком смогут быть на равных, тогда и спросит. «Это еще не конец», — обещает он себе, натягивая костюм.