Чудо

Криденс знал, что его счастье скоро закончится, но ничего не мог с собой поделать: стоило ему увидеть мистера Грейвза, как губы сами собой расплывались в улыбке и внутри появлялось теплое чувство предвкушения чего-то хорошего. Мистер Грейвз — это ласка, это объятья, которые не хочется покидать, это нежность, это необыкновенная легкость во всем теле. И Криденс, не противясь, протягивал руки, чтобы их исцелили, льнул к мужчине как какая-то продажная девка, позволял себя целовать и гладить, пока поверх одежды. И осуждал-осуждал-осуждал себя за такое поведение, но был не в силах прекратить то, что между ними происходило. Было заметно, что мистер Грейвз наслаждался всем происходящим не меньше его, и поэтому Криденс с ужасом ждал момента, когда придется признаться. Ему самому до невозможности хотелось запустить руки мужчине под рубашку, провести ладонями по теплой коже, почувствовать упругость и твердость мышц, от одной мысли о полностью обнаженном мистере Грейвзе между ног становилось и твердо, и влажно, а рот наполнялся слюной, но Криденс в очередной раз одергивал себя: нельзя, нельзя, чтобы его секрет узнали. Поэтому, когда его обняли со спины, прижимая ягодицами к свидетельству желания мистера Грейвза, а рука того начала вытаскивать полы рубашки Криденса из-за пояса брюк, он мягко высвободился. Он с удовольствием не только бы продолжил, но и помог себя раздеть, несмотря на не самое подходящее место и прохладную погоду, но страх выдать себя оказался сильнее. — Мистер Грейвз, не нужно, — получилось жалобно, вовсе не так, как хотел это сказать Криденс. — Во-первых, я уже говорил тебе, называй меня Персиваль, — поправил его тот. — Во-вторых, я, наверно, понимаю, в чем дело, но… Но Криденс вел себя так, будто ему все происходящее до этого — их встречи, касания и поцелуи, — очень нравилось, он от этого заводился и хотел большего. Буквально парой мгновений назад Криденс бесстыдно прижимался и ерзал задницей по бедрам мистера Грейвза. Понятно, что сейчас тот не очень понимал, что происходит. Криденс вздохнул и опустил взгляд. — Ничего же страшного не случилось, — улыбнулся Персиваль и обнял его. Криденс положил голову ему на плечо и вздохнул тяжело, ощущая себя несчастным: минуты рядом с Персивалем будто утекали сквозь пальцы. Тот погладил его по спине и чуть ощутимо напрягся, вызывая у Криденса панику: он спешил утром и наложил повязку небрежно, надеясь, что под слоем одежды ее не будет заметно. Так и было внешне, но, видимо, чувствовалось на ощупь. — Она тебя что, сильно поранила? — возмущенно предположил Персиваль и, не замечая слабых попыток Криденса возразить, стал быстро расстегивать на нем жилет и рубашку. Даже учитывая, что повязка осталась на месте, то, что под ней была небольшая, но определенно женская грудь, уже невозможно было скрыть. — Мерлин великий, — выдохнул Персиваль и удивленно вздернул брови: — А внизу ты тоже… девушка? Криденс помотал головой, стараясь не смотреть ему в глаза. — Юноша? — по голосу не было понятно, злится Персиваль или шокирован, но Криденс не стал рисковать и поднимать взгляд, и снова помотал головой. Персиваль взялся за край полосы ткани, которую Криденс использовал для того, чтобы скрывать свою тайну. — Расскажи мне, — прошептал Персиваль, аккуратно разматывая повязку, открывая небольшие полушария груди с возмутительно торчащими темными сосками. — Я урод, — с горечью сказал Криденс, ощущая, как его начинает потряхивать от холода и возбуждения. Персиваль, заметив это, небрежно взмахнул палочкой, и стало заметно теплее. Криденс в очередной раз позавидовал магам: взмах — и в этот затемненный закуток между домами никто не зайдет, взмах — и стало тепло, взмах — и ничего не болит, взмах — и одежда снова чистая. Криденсу больше нечего было сказать. Рассказать о том, что, будучи совсем маленьким, рос он в женском приюте? Что Мери Лу дала ему женское имя, потому что считала девочкой? Что она одевала его в платья до двенадцати лет, пока не стало понятно, что с ним что-то не так? Что она заставила его раздеться и обнаружила его дефектность, за что и выпорола в первый раз? Что, когда с каждым днем он становился все мужественнее, им пришлось переехать, потому что о нем уже пошли слухи? Что, несмотря на внешнее сходство с парнем, ежемесячно он сталкивается с теми же проблемами, что и любая другая девушка? Что иногда он просыпается утром, зажав между ног край одеяла, а потом весь день не может избавиться от непонятного желания? — А мне кажется, что ты прекрасен, — восхищенно проговорил Персиваль, дразня подушечкой большого пальца сосок, отчего у Криденса подогнулись колени. Буквально одним успокаивающим касанием дотронувшись до его губ, Персиваль начал целовать его шею, постепенно спускаясь все ниже, и придерживая за спину. Когда он легонько взял губами сосок и обвел его языком, Криденс понял, что собственные прикосновения даже в подметки не годились этой нежной, чувственной ласке, от которой в брюках стало еще теснее, а немного ниже, там, где он даже не осмеливался себя трогать, жарко запульсировало. — Можно? — Персиваль осторожно положил ладонь на его возбужденный член поверх брюк. — Тебе приятно? Криденс вцепился в него, застонав от прикосновения грубой ткани жилета Персиваля к нежной коже груди. Вцепился и, используя того как опору, начал толкаться навстречу его руке, не в состоянии себя контролировать. — Что-то от парня в тебе точно есть, — заговорщически шепнул ему Персиваль, прежде чем начать расстегивать пуговицы на его брюках, где небольшой член натягивал мягкую от частых стирок ткань трусов и пачкал ее каплями смазки. — Пожалуйста, — попросил Криденс, даже не зная, чего ему хочется в этот момент, о чем именно он просит. Персиваль, видимо, знал это лучше его: он уверенно стянул с него белье, после чего обхватил ставший еще более твердым, чем раньше, член Криденса и позволил тому толкаться в свою ладонь. — Такой красивый, — восторженно прошептал Персиваль и оттянул мочку горевшего уха зубами, вызвав еще один стон. — Могу я? — он не убрал руку, но переместился чуть ниже, к аккуратной мошонке. Криденс окаменел, сжав ладонь Персиваля между бедер и бросил на него испуганный взгляд. — Я не сделаю больно, — успокаивающе заверил его тот. — Обещаю. Криденс же вовсе не этого боялся. Ему казалось, стоит сейчас Персивалю чуть переместить пальцы дальше, погладить влажные складки, как он поймет, что за ошибка создателя перед ним и их общение закончится. Сколько раз Криденс слышал о том, каким ненормальным родился, сколько раз ему попадало ремнем за свою извращенную природу, сколько он думал о том, что в этой жизни он со своим уродством никому не будет нужен. Не может быть, чтобы все это, все, что ему говорили годами, было ложью. — Ну же, — Персиваль мягко улыбнулся и кончиками свободной руки погладил его по боку и груди, вызвав тихий стон, больше похожий на всхлип. — Расслабься же, пожалуйста, я буду очень аккуратен. И Криденс сдался. Обмяк, прислонился к Персивалю, закидывая руки ему на шею и чуть расставляя ноги. От желания, чтобы к нему прикоснулись, хотелось хныкать и подаваться бедрами навстречу чужим пальцам. Криденс усилием воли остался неподвижным и только резко втянул воздух, когда, легонько погладив его снаружи, Персиваль скользнул двумя пальцами туда, где жарко и мокро, нащупал небольшой бугорок и помассировал его. — Ох, еще, — попросил Криденс и напрягся, ожидая, что Персиваль прекратит эти сводящие с ума прикосновения. Но тот продолжал, так же легко и размеренно, но от этого не менее сладко. — Поласкай себя, — предложил Персиваль, от чего Криденс немного растерялся. — Покажи, как тебе нравится. Перехватив недоуменный взгляд, Персиваль погладил его по груди, пощекотал сосок. Поняв, что от него хотят, Криденс накрыл ладонью вторую грудь, сжал сосок между пальцев так, чтоб было немного больно, чуть потянул, чтобы ощущения стали острее. Персиваль усилил нажим и поймал ритм, при котором от каждого движения умелых пальцев теплое ощущение внутри становилось все сильнее, дыхание перехватывало, а пульсация между ног становилась сильнее. Прислонив Криденса к стене, Персиваль осторожно опустился перед ним и накрыл его возбужденный член ртом, одновременно соскальзывая пальцами во влажную глубину. Кончая, Криденс выгнулся всем телом и прикусил ребро ладони, подавляя в себе желание закричать. Его накрыло ощущениями, будто волна тепла прошла по телу, заставив выплеснуться и сжать мышцами пальцы Персиваля, глотая ртом воздух. Очнулся Криденс несколькими мгновениями спустя, не в состоянии ощущать стыд за то, как он выглядит: одежда в беспорядке, рубашка расстегнута и висит на локтях, брюки где-то на щиколотках собрались складками. Персиваль поднялся на ноги и неловко улыбнулся, помогая ему натянуть рубашку. Перехватив взгляд Криденса, он еле заметно покраснел: по его брюкам расплывалось влажное пятно. Они немного помолчали. Криденс тяжело дышал, приходя в себя от произошедшего и не зная, что сказать. Персиваль тоже ничего не говорил, только помог натянуть брюки и белье и очистил заклинанием валяющийся в пыли жилет. — Никогда больше не называй себя уродом, — в конце концов собрался с мыслями Персиваль. — Ты — чудо природы, а не ее ошибка, помни об этом всегда.