Забота

      — Рюдзаки! Ты чего, уснул что ли? Эй, а ну просыпайся сейчас же, нашёл место, чтобы дрыхнуть!       Гневный голос Лайта неожиданно громко, как выстрел, раздался над самым ухом, сопровождаясь довольно интенсивной тряской за плечи. Альфа подскочил на крутящемся кожаном кресле и сонно заморгал покрасневшими воспалёнными глазами, пытаясь понять, что происходит. Похоже, уже свечерело, в кабинете было полутемно, единственными источниками света в нём являлись мерцающий монитор компьютера с мелко набранным на нём текстом и настольная лампа, стоявшая на огромной столешнице чуть поодаль. До плохо соображающего Рюдзаки дошло: он уснул прямо на своём рабочем месте, организм, действующий без сна уже пару ночей подряд, в конце концов не справился с нагрузкой. А Лайт ему не мерещится, омега и впрямь стоит рядом и дёргает супруга за плечо, свободной рукой придерживая края накинутой на туго обтянувшую семимесячный беременный живот серую майку рубашки, чтобы она не распахивалась.       — Ну наконец-то! — облегчённо воскликнул Лайт, увидев, что супруг наконец зашевелился, широко зевая и со стоном распрямляя ноющую от долгого сидения в неудобной позе спину. — Я уж испугался, что тебе плохо! Разве ж можно так пугать?       Яркие огоньки, горевшие в светло-карих глазах Лайта, и его раскрасневшиеся щёки явно свидетельствовали о том, что он находится в состоянии справедливого гнева. Давненько уже Рюдзаки его таким не видел.       — Лайт?.. — полусонно протянул альфа, медленно хлопая длинными ресницами. — А ты что тут делаешь?..       — Бужу тебя, разве не понятно? — скривился Лайт. — Знаешь, может, я тебя удивлю, но спать в кровати гораздо удобнее, чем в кресле за письменным столом.       — Я…Я что, правда уснул? — недоуменно поинтересовался Рюдзаки и с силой встряхнул головой, окончательно разлохматив и без того постоянно взъерошенные густые чёрные волосы.       — Нет, ты просто так работал, закатив глаза, лёжа головой на столе и с похрапыванием пуская слюну на клавиатуру, — фыркнул Лайт, сложив руки под грудью. — А я ведь предупреждал, не надо пялиться в экран сутки напролёт. Ты меня не послушал, и вот результат.       Рюдзаки, стараясь не обращать внимания на его брюзжание, почти въехал носом в монитор, щурясь и пытаясь разглядеть, чего он там написал. На Лайта порой накатывали приступы редкостного занудства, альфа уже давно научился пропускать его ворчание мимо ушей.       — Вот чёрт… Это сколько же мне надо навёрстывать… — пробормотал детектив почти в ужасе и положил пальцы на кнопки. — Надо продолжать прямо сейчас, а то завтра…       Лайт поджал губы, живо потянулся вперёд и одним движением вырвал шнур из розетки. Экран погас.       — Что ты делаешь? — округлил воспалённые глаза Рюдзаки. Временами он начинал жалеть, что совершенно не умеет повышать голос, и из-за этого Лайт буквально крутит им, как захочет. Может, прикрикни Рюдзаки на своего омегу пару раз громовым голосом, Лайт бы присмирел, пообижавшись, правда, некоторое время. Но альфа не умел ругаться, он даже сам не мог представить себя кричащим, парню казалось, что у него голосовые связки просто на это не рассчитаны. И потом, он любил своего мужа и, наверное, по-любому не смог бы на него накричать. Да и отцу Лайта, с которым они сейчас вместе работают, Рюдзаки в своё время, когда с боем выбивал родительское благословение на свадьбу, пообещал, что никогда не обидит своего омегу, и только на этих условиях мужчина согласился отдать ему единственного сына. За два с половиной года отношений Рюдзаки хорошо усвоил то, что Лайт всё-таки имеет несколько завышенное мнение о собственной персоне — хотя вполне справедливо, надо сказать — и если на него рявкнуть, он обидится, засопит, вообще откажется что-либо делать и будет демонстративно отворачиваться, гневно фыркая, пока не попросишь у него прощения. — Это же очень важный отчёт, без него завтра работа всей команды забуксует…       — Никаких больше сегодня отчётов, — решительно заявил Лайт и сложил руки на выступающем животе. — В зеркало давно смотрелся? На привидение похож. Хоть одну ночь поспишь нормально. А сейчас, — омега зло сузил глаза цвета ореховой скорлупы и отбросил со лба густую рыжую чёлку, — марш на кухню.       — Ты прелесть, когда злишься, — Рюдзаки невольно улыбнулся.       — Я у тебя всегда прелесть, и когда сонный, и когда злой, — не дрогнул Лайт и потянул его за локоть. — Давай-давай, поднимайся, а то так и прирастёшь к этому креслу.       — Да иду я, иду… Только умоюсь сначала, если ты не против. А то глаза закрываются, проснуться не могу. Не сердись, — детектив чмокнул любимого в губы.       — Я не сержусь. Что с тобой, упрямым, сделаешь, всё равно ведь ни за что меня не послушаешь, — Лайт устало мотнул головой.       Чувствуя на себе почти свирепый взгляд супруга и стараясь не усмехаться, Рюдзаки отправился в ванную. Вот у всех семьи как семьи, альфа главный, а омега смотрит ему в рот, приговаривая «Какой ты умный!» А у них ну всё наперекосяк — альфа Рюдзаки спокойный, даже меланхоличный, не умеющий повышать голос, а омега Лайт, несмотря на весь свой кукольный вид и кажущуюся безобидность, на самом деле по менталитету сам похуже любого маньяка и ухитряется ловко подмять под себя супруга так, что тот его всерьёз побаивается. А сейчас, когда Лайт ещё и находится в счастливом, ну, вернее, не очень-то таковом, ожидании первенца, его лучше вообще не трогать.       Остановившись на пороге, Рюдзаки обернулся и, улыбнувшись, бросил:       — И всё-таки я тебя люблю, Лайт. Это так мило, когда ты пытаешься обо мне заботиться, сохраняя своё обычное злобное лицо…       — Иди уже, — фыркнул Лайт, поглаживая ладонью живот.       Дверь захлопнулась. Омега тяжело вздохнул и, кряхтя, присел на кресло.       — Как такое вообще бывает, великий детектив, подмечающий любую мелочь, а в быту хуже ребёнка… Ну ничего не можешь даже для себя сделать. Так и дрых бы сейчас головой на столе… — Лайт запустил руку в волосы и, стараясь расчесать пальцами запутавшиеся шелковистые пряди, мечтательно улыбнулся. — Интересно, ты и на работе во время перерыва так кемаришь, Рюдзаки? Представляю, как бесится папа, если это правда. Он очень уважает тебя, как полицейского и профессионала, и не доверяет, как своему зятю, — он не выдержал и прыснул в кулак.       — Скажи, Рюдзаки, а у тебя никогда не возникало мыслей о том, чтобы завести кого-то на стороне?       Альфа аж поперхнулся кофе и круглыми тёмными глазами уставился на отца супруга, который невозмутимо прихлёбывал чай, словно не сам сейчас задал отнюдь не скромный вопрос.       — С чего вдруг вы об этом спрашиваете, Ягами-сан? — детектив наклонил набок голову, отчего вечно встрёпанные чёрные пряди волос упали ему на самые глаза. — Странно выяснять такое через неделю после свадьбы. Думаете, я женился, чтобы тут же связи на стороне заводить? Это было бы очень глупо.       — Ну-ну, не надо это так близко к сердцу принимать. Просто ты же понимаешь, мне, как любому родителю, хочется быть уверенным, что мой ребёнок в надёжных руках, — спокойно проговорил отец, поправив слегка съехавшие с носа очки в прямоугольной чёрной оправе.       — Пап, прекрати, Бога ради, — Лайт заскрипел зубами. — Я уже взрослый, мне не нравится, что ты даже сейчас пытаешься меня опекать!       — Для отца сын всегда будет крошкой, которую хочется опекать, сколько бы лет ему ни было, — отец улыбнулся. — Так что, Рюдзаки? Точно не было подобных мыслей?       Рюдзаки опустил глаза и, приподняв руку, вытянул в сторону напрягшегося Лайта указательный палец.       — Я, Ягами-сан, вот этому молодому человеку, у которого дедукция покруче моей, никогда изменять не буду, даже если захочу.       — Я тебе захочу, — Лайт мигом налился синевой и, как-то нехорошо улыбнувшись, тронул его за руку.       — …Это бесполезно, думаю, он запросто сможет найти у меня на кофте посторонний волос, тут же, прямо по этому волосу, вычислить, с кем я был, где, сколько времени и в каких позах, — невозмутимо продолжал детектив, — и устроить из этого грандиозный скандал с мордобоем. Да, Лайт? — омега прижался к руке супруга и кивнул, слегка нахмурив лоб. — Вот. Оно мне надо? И потом, я люблю только Лайта, я же вам уже говорил, до встречи с ним отношения с кем-то на таком уровне меня не интересовали вовсе. Если бы у меня было желание заводить связи на стороне, я бы и не женился.       — Это именно то, что я хотел бы от тебя услышать. Спасибо. Теперь я спокоен, — отец расслабленно откинулся на спинку стула.       А Лайт, вытянув длинную жилистую шею, обнял альфу обеими руками, почти прижался к уху и прошептал:       — Рюдзаки… Даже не помышляй ни о ком другом, понял? Ты только мой.       — И не буду. Мне самому никто, кроме тебя, и не нужен, — отозвался Рюдзаки и, повернув голову, поцеловал его в уголок губ.       — Слушай, у нас есть что-нибудь от головной боли? — Лайт вскинул брови, наблюдая за тем, как Рюдзаки, умывшийся, но по-прежнему вялый, бледный и взъерошенный, устраивается на стуле, в обычной манере поджимая под себя ноги.       — Голова болит? — участливо поинтересовался Лайт и, поморщившись, погладил ладонью живот — сидящий внутри буян опять к вечеру начал активно заниматься спортом. Он совсем недавно разок так двинул молодому папочке в живот, что Лайт потом еле отдышался и на протяжении двух часов даже шевельнуться лишний раз боялся, чтобы не получить ещё одну такую вспышку боли.       — Ужасно. В ушах гудит. Такое ощущение, как будто я две бутылки виски выдул, и теперь похмелье мучает, — пожаловался Рюдзаки, потирая лоб чуть подрагивающими пальцами.       — А у тебя и есть похмелье, — констатировал Лайт, вставая и открывая небольшой настенный шкафчик, где хранилась аптечка. — Только не от виски, а от кофе.       — От кофе? — изумился Рюдзаки. — А такое бывает?       — Ну, если выпить две здоровенные банки за сутки, думаю, что бывает, — омега положил перед ним блистер и поставил стакан с водой. — Пей давай, страдалец. И пообещай мне сегодня нормально выспаться.       — Да как тут выспишься, Лайт… У нас же каждая минута на счету. Если я буду тормозить и слишком затягивать с отчётами и планами, жертв этого маньяка станет ещё больше. Надо уже поймать его и успокоиться, а потом уже можно и выспаться, и всё остальное.       Рюдзаки проглотил таблетку и залпом, за один глоток выпил всю воду. Лайт удовлетворённо кивнул и пододвинул к нему чашку с уже слегка остывшим чаем.       — Ты слишком заморачиваешься. Уверен, что никто больше в команде не пашет так, как ты. Ну разве что мой отец, вы с ним в этом плане похожи, он тоже спать нормально не сможет, пока преступника за решётку не посадит. И потом, ну скажи мне на милость, как эта бумажка с отчётом поможет тебе притормозить маньяка, а? — омега подпёр рукой голову. — Если он не окончательный кретин и свои действия планирует заранее, а не убивает, сломя голову, в чём я уверен, учитывая, сколько времени вы не можете его поймать, то жертвы будут, в независимости от того, написал ты отчёт или нет.       — Да, ты прав, — удручённо согласился Рюдзаки и криво усмехнулся. — По-моему, из тебя, Лайт, получился бы идеальный преступник, которого было бы нереально поймать. Ты так ловко определяешь их психологию…       — Ну уж нет, — надулся Лайт. — Я законопослушный, мне и в голову не придёт совершать что-то подобное.       — Успокойся, я знаю, что ты бы не стал таким, — Рюдзаки вздохнул. — Просто говорю, что будь ты другого склада характера, ты бы вполне мог стать маньяком.       — Ну спасибо за сомнительный комплимент, Рюдзаки, — Лайт поджал губы. — У меня вопрос — если ты сам понимаешь, что отчёт тебе не поможет, то чего ты тогда так дёргаешься? Отоспись нормально хоть разок. А то скоро будешь, как зомби на батарейках.       — Но ведь… Я то же самое могу сказать и тебе, — Рюдзаки обхватил чашку обеими ладонями. — Ты и сам что-то выглядишь не лучшим образом, Лайт.       — Ну, вообще-то я в положении и из-за этого плохо сплю, поэтому и выгляжу неважно. Прекрасно знаю, что у меня синяки под глазами и что я отвратительно разжирел, — разозлился Лайт. — Я уже жду не дождусь, когда эти самые долгие девять месяцев в моей жизни наконец закончатся!       — Да нет, я вовсе не это имел в виду… Просто ты и сам постоянно пропадаешь в студии, — Рюдзаки покачал головой. — Ты ведь не согласился отказаться от съёмок, когда я тебя просил это сделать хотя бы для ребёнка и чтобы ты не перенапрягался. И с чего бы мне тогда сейчас тебя слушать?       — Ну вот опять ты начинаешь, — Лайт заскрипел зубами и зло сощурил глаза. — Ты пытаешься мою беременность к болезни приравнять, хочешь, чтобы я дома сидел и берёг себя? Я не могу постоянно сидеть дома, мне скучно!       — Как будто тебе совсем нечем заняться, кроме как торчать дома, — Рюдзаки пожал плечами. — Можно ведь сходить куда-нибудь, ну хотя бы по магазинам, повыбирал бы приданое ребёнку…       — Проводить целые дни, перебирая комбинезончики, игрушки и всякую такую чепуху? Я пытался, Рюдзаки, — омега сложил руки под грудью. — При желании приданое для малыша можно за день собрать, если есть деньги и возможность купить всё самое лучшее. Это пока что не по мне. Я бы вот только пока подумал, как детскую оформить…       — Ну так и думай, можешь даже дизайнера нанять, — кивнул Рюдзаки и отхлебнул чай. — А в студии торчать незачем.       Лайт сердито замолк, подёргивая губами. Он явно не знал, как ответить на подобный выпад. Фыркнув, он подобрал с края стола отложенный журнал и, убедившись, что Рюдзаки опять приложился к чашке, уткнулся в издание.       — Что ты читаешь? — мигом поинтересовался альфа, которому не понравилось это установившееся напряжённое молчание.       Лайт продемонстрировал ему яркую обложку с крупной надписью «Мать и дитя. Пособие для омег».       — Про потомство грядущее, разве не понятно?       — Лайт, тебе плохо? — подскочил Рюдзаки. — Может, «скорую» вызвать?       Лайт вскинул бровь.       — Зачем? Со мной всё нормально.       — Я просто впервые вижу, как ты читаешь журнал для беременных омег, — растерянно отметил Рюдзаки. — Ты же вроде как раньше наотрез отказывался изучать подобную литературу, нет?       — И ты подумал, что я подвинулся рассудком, — Лайт рассмеялся. — Уж извини, до того, чтобы разговаривать с пузом и помешаться на своём здоровье, мне и впрямь пока что далеко. Но надо же хоть когда-то и с чего-то начать, всё-таки восьмой месяц уже пошёл. По правде говоря… — он вдруг покраснел и опустил глаза. — Я начал побаиваться, что не смогу стать хорошим папой.       — С чего вдруг? — изумился Рюдзаки.       — Ну не знаю. Я такой брезгливый, меня жутко раздражают громкие звуки, пугает то, что я больше не смогу нормально спать, потому что буду каждые две минуты вставать, чтобы проверить, дышит ли ребёнок… Судя по тому, что здесь написано касательно этих признаков, я вообще для роли папочки не гожусь, — Лайт тяжело вздохнул. — И…Я боюсь родов, Рюдзаки. Ужасно боюсь.       — Не беспокойся ты так, всё будет хорошо. Это же кесарево, тебе просто сделают укол, уснёшь, потом проснёшься — на животе шов, а ребёнок рядом в кроватке, — Рюдзаки постарался придать своему голосу ободряющий тон, хотя он и сам отнюдь не разбирался в таких вещах. — Женщинам-омегам, которые сами рожают, в разы хуже приходится, кто-то больше суток мучается. А насчёт того, что не сможешь нормальным родителем стать, как в журнале написано… Ну-ка, вспомни, что тебе ведущий врач говорит?       Парень собрал складками лоб, мучительно соображая и пытаясь вспомнить, что ему каждый раз говорит доктор.       — «Лайт-кун, журналы не читаем, интернету не верим, слушаем только мои указания», — воспроизвёл он. — Кажется, так.       — Ну и чего ты тогда нервничаешь? Тебе дотошности не занимать, просто исполняй предписания, как ты обычно делаешь, и всё, — Рюдзаки медленно моргнул и прикусил ноготь на большом пальце, покачиваясь из стороны в сторону.       — Тебе не понять моего состояния… — уныло протянул Лайт.       Рюдзаки потёр подбородок.       — А ты тогда объясни мне его так, чтобы я понял и смог искренне тебя пожалеть.       — Ненавижу жалость. Она унижает, — буркнул Лайт и опять уставился в журнал.       — Даже от меня? — не выдержав, улыбнулся детектив.       — Даже от тебя.       Омега полистал тоненькие странички и вдруг презрительно скривился.       — Вот ведь бредятина. Не понимаю, как вообще такое читать и применять на практике можно? Представляешь, — Лайт ткнул пальцем с длинным ногтем в страницу, и Рюдзаки вытянул шею, пытаясь разглядеть, на что он показывает, — написано, что, мол, в семь месяцев, когда ребёнок шевелится, он уже всё чувствует, слышит разговоры взрослых, понимает их и улавливает всякие звуковые колебания, и для него полезен некий «розовый шум», который могут издавать специальные игрушки. Ну не хрень ли?       Рюдзаки вернулся в своё исходное положение и взялся за чашку.       — Наверное, хрень. Прости, я не силён в анатомии, но привык считать, что пока ребёнок не родился, он собой представляет всего лишь набор развивающихся клеток без души и разума. Не знаю, как он может чего-то там слышать и уж тем более понимать.       — И я того же мнения. Может, я бы и рад считать так, как эти ненормальные мамаши и противники абортов, чтобы натыкаться на всё животом, ощущать пинки и умиляться с этого со страшной силой, но не могу, мне здравый смысл не позволяет, — омега насупился, сложив перед собой на столе ладони.       — Вот и хорошо, что ты не растерял умения шевелить извилинами. А то я боюсь, что если ты с ума сойдёшь на фоне этого ребёнка, ты капитально вынесешь всем мозг, и мне в том числе. Сколько раз я уже слышал истории о том, как некоторые омеги требуют, чтобы их чуть не героями считали за то, что из них скоро что-то вылезет, — проговорил детектив.       — Ещё чего, — вспылил Лайт. — Размножение — вполне естественный процесс, ничего необычного и уж тем более героического в нём нет. И меня бесит, что некоторые омеги просто это возводят в разряд чуда Божьего.       — Я рад, что ты у меня не такой, Лайт. Лучше уж ворчи, как обычно.       Рюдзаки осторожно потянулся, медленно моргая всё ещё красными глазами.       — Не такой уж я ворчун… — обиженно пробормотал себе под нос Лайт, сворачивая в трубку дурацкий журнал. И вдруг замер, приоткрыв рот; кожа в секунду стала бледно-зелёной, глаза ввалились, омега со всей силы зажал ладонью рот и взвился со стула.       — Что? Плохо? — испугался Рюдзаки, тоже вскочив. — Врача вызвать?       — Тошнит… — сдавленно отозвался Лайт и стремглав бросился в коридор. Спустя пару секунд издалека донёсся щелчок запираемого замка. Рюдзаки тяжело вздохнул и, ополоснув опустевшую чашку, пошёл в комнату. Понятно, очередной приступ токсикоза. Кажется, Лайт уже отработал бегство до фарфорового друга в такие моменты буквально до автоматизма.       Спустя примерно пятнадцать минут белый, как обезжиренный кефир, с тёмными запавшими глазами, шатающийся на нетвёрдых ногах Лайт вернулся в спальню. Он шумно вдыхал через приоткрытый рот и морщился, придерживая живот.       — Ф-фу…       — Слушай, а ты врачу своему об этом не говорил? — тревожно поинтересовался Рюдзаки, успевший натянуть пижамные брюки и стащить белую кофту и сидевший теперь на постели. — Сильный токсикоз на поздних сроках — это не самый хороший показатель.       — Я знаю. Но что уж поделаешь, раз у меня организм вредный такой. Врач ничем мне всё равно помочь не сможет…       Лайт медленно присел на край кровати и принялся выпутываться из накинутой на майку шёлковой рубашки. Но она была слишком большой, и Лайт безнадёжно в ней запутался, чертыхаясь и пытаясь вывернуться. Рюдзаки пододвинулся к нему и ухватил рукав, несильно потягивая его, чтобы помочь.       — Спасибо, Рюдзаки, — Лайт слабо улыбнулся. — Прости, что я такой беспомощный.       — Ничего ты не беспомощный, хватит уже на себя наговаривать. Вот я в деле с этим преступником сейчас беспомощный, а ты такой же самодостаточный, как и раньше. А если у меня есть возможность помочь тебе хоть в каких-то мелочах, то почему бы и нет?       Лайт прищурился и быстро поцеловал его в скулу.       — Это ты сегодня такой нежный потому, что спать хочешь?       — О чём ты, Лайт? Я всегда нежный. Просто, может, по мне этого и не видно, — Рюдзаки легонько прижался губами к его плечу и обнял обеими руками, сцепив ладони на животе и чувствуя активное шевеление под ними. — С тобой и не могу иначе. И в конце концов, я ведь поклялся твоему отцу на помолвке, что никогда тебя не обижу и буду по возможности оберегать. Он каждый день у меня в подробностях выспрашивает, как ты себя чувствуешь и какое у тебя настроение.       — Папа в своём репертуаре, — Лайт тяжело вздохнул и накрыл его руки своими, рассматривая, как почти сливаются в одно пятно золотые ободки обручальных колец. — Рюдзаки…       — А? — с готовностью отозвался Рюдзаки.       — Давай завтра вместе съездим в магазин и посмотрим мебель для детской? — Лайт сделал большие щенячьи глаза и поставил брови домиком.       — Прямо завтра? — недоуменно спросил альфа. Увидев, как Лайт прикусил губу и задрожал, явно готовясь захныкать, он покачал головой: — Послушай, я бы с радостью, но не уверен, что смогу вырваться пораньше. И так придётся как-то с сегодняшним отчётом разбираться… А почему бы тебе самому не посмотреть эти атрибуты? У тебя ведь есть моя кредитка.       — Ну нет, так не делается, подобные вещи надо выбирать вместе! — Лайт наморщился.       — Ну тогда подожди выходных, — Рюдзаки пожал плечами. — Хотя, если честно, меня не очень заботит, в каких цветах будет детская оформлена, я доверяю твоему вкусу.       — Да тебя сейчас ничего не заботит, кроме твоего дела, — Лайт насупился.       — Хватит уже. Не ты ли меня недавно совсем просил поймать этого гада и отправить на плаху? Для тебя ведь в том числе стараюсь, Лайт, — Рюдзаки тяжело вздохнул и поцеловал его в губы. — Если тебе так приспичило, сам езжай завтра в магазин и выбирай обстановку, я тебе сказал, мне всё равно, в каких цветах будет детская, главное — выбери что-то хорошее, качественное.       Лайт на секунду прикрыл глаза, отвечая на прикосновения, а потом засопел и отвернул прочь голову, пряча глаза за растрёпанными длинными волосами.       — По правде говоря, меня это тоже не особо интересует… Я просто надеялся вытащить тебя на денёк, чтобы просто вместе побыть. А то знаешь, как это раздражает — я вроде при муже, с кольцом и даже с пузом, а по сути вечно один, потому что ты дома только вечерами бываешь, и то не всегда. Я скучаю по тем временам, когда мы могли просто отоспаться в выходные и пойти поиграть в теннис, или в кафе, или в кино, или просто погулять… — расстроенно сообщил омега.       — Лайт, какой теннис? — вытаращил глаза Рюдзаки. — Ты что? В твоём положении это просто противопоказано!       — Я сейчас и не говорю про теннис! — раздражённо отозвался Лайт. — А вот погулять по парку или сходить в кафе мы вполне могли бы!       Рюдзаки тяжело вздохнул и перевёл взгляд на окно. За стеклом в свете фонаря кружилось множество крупных снежинок, легонько стукаясь о прозрачную поверхность и оседая на подоконнике.       — Рождество через неделю… — пробормотал детектив и посмотрел на возлюбленного.       — И-и-и? — протянул Лайт, глянув на него хитро блестящим глазом.       — Перехожу к постановке условий, — ухмыльнулся альфа и ткнулся носом в его щёку. — Давай так: ты меня не дёргаешь эту неделю, а я отменяю все дела на двадцать четвёртое и двадцать пятое число и провожу их с тобой. Целиком.       — Это уже не условия, а бессовестный шантаж, — хмыкнул Лайт. — Меняешь целую неделю на два дня. Ну да ладно, — он вдруг широко и совершенно по-детски улыбнулся и ответно потёрся носом о бледную щёку супруга. — Я согласен. Но отмечать Рождество отправимся к моим родителям, потому что папа мне этим ещё с лета мозг выносит. Днём погуляем, а вечером поедем к ним. Хорошо?       — Хорошо, — почти с облегчением согласился Рюдзаки и улёгся на подушку, тяня его к себе за руку. — Иди сюда.       Лайт прижался к нему, зевнул и закрыл глаза.       — А кроватку я всё-таки завтра поеду и выберу… И к ней уже буду присматривать всё остальное… — уже полусонно протянул он через минуту.       Рюдзаки невольно улыбнулся и поцеловал его в макушку.       — Хоть десять, Лайт. Только бы ты был доволен.