punishment

— Чимин-щи, сможете спеть свои любимые строчки из песен Чонгук-щи? – ведущий очередного шоу, в котором участвуют Бантаны задаёт следующий вопрос, лукаво смотря на Пака. Чимин вздрагивает и неловко переводит взгляд на МС. Парень слегка задумался, утонув в своих мечтаниях, ибо рядом с ним сидит весь такой красивый макнэ и буквально притягивает к себе все взгляды в студии, и Чимин не исключение. Тем более, что Чимину это позволено на законных основаниях парня сего красавчика, на которого облизывается почти весь мир. Пак сконфуженно улыбается, через силу отрываясь от лица любимого, и судорожно пытается вспомнить, о чём его спрашивал ведущий. Кажется, он просил спеть любимые строчки из песен Гука? Ну так это легко, ведь Чим может спеть любую из них, зная каждую наизусть. За три года отношений Чимин успел выучить Чона вдоль и поперёк, зная о нём абсолютно всё. — Любимые строчки? – переспрашивает Чим и задумывается. Любимых много, но надо выбрать одну. Но как тут можно хоть на чём-то сосредоточиться, когда Гук буквально дыру в нём сверлит, а его правая ладонь под столом целеустремлённо крадётся к его оголённому колену через разорванные джинсы. Чим нутром весь сжимается и старается не выдать своей дрожи от ощущения горячей ладони на своём колене, ощутимо его оглаживающей. И первое, что приходит в его голову, — так это соло-песня макнэ из их последнего альбома Wings — Begin. Но тут рука на его колене сжимается сильнее и голос у Пака вздрагивает, мысли путаются окончательно, а язык не поддаётся контролю, выдавая вот это: — Йо майк ме бегейн. Вся съемочная площадка взрывается громким смехом, ведущие уже почти что под столом, мемберы нервно вытирают капельки слёз из уголков глаз и хватаются за животы, даже Чонгук смеётся с остальными. Вот только ладонь макнэ подымается выше и сжимает внутреннюю часть бедра Чимина, практически касаясь ребром ладони его паха. Чим вспыхивает, жутко краснеет и вцепляется пальцами в края стола, дыша рвано и через нос. Слишком сильно Гук сжимает его бедро, слишком близко его рука находится к его паху, где уже совершенно неспокойно. — Чимин-а, да тебе английский учить надо. Даже стыдно не знать такие простые предложения, тем более, — из песни своего одногруппника, – укоризненно говорит успокоившийся, наконец, ведущий и спокойно продолжает вести шоу, переходя на другую тему, задавая вопрос уже Тэхёну. Осмелившись, Чимин осторожно поворачивает голову в сторону Гука и вздрагивает. Гук смотрит на него недобро, а его губы растянуты в ухмылке, что не предвещает ничего хорошего. Чимин это знает. Не одноразово знает. А потому нервно сглатывает вязкую слюну и спешит вернуть своё внимание МС. Рука Гука уже не сжимает его бедро, вот только Пак затылком ощущает его жадный взгляд и коротко облизывает губы, сводя колени вместе. Чим знает, что если Чон так смотрит, то сегодня он — Чимин — будет наказан, и ему этого никак не избежать. Вот только вместо страха у Чимина лишь растёт возбуждение и предвкушение предстоящего наказания.

***

— Раздевайся, – строгий, не подлежащий возражениям голос эхом разносится по комнате. Приказ, который должен выполняться сию же секунду. Шоу закончилось, и все мемберы разъехались кто куда, ведь впереди их ждёт целый день выходного. Чимин с Чонгуком поехали в свою однокомнатную квартиру, которую уже как два года купили в тихом районе Сеула. Они приезжают сюда очень часто, дабы, наконец, побыть наедине без лишних глаз и ушей. Это место стало их личным убежищем от всего мира. А ещё личным домом порока. Место, где никто из них не старается вести себя тише, пока один грубо втрахивает второго везде, где ему вздумается. Впрочем, как и сегодня. Наказание непослушного Чимина. Чимин не может перечить своему парню, особенно когда знает, что он провинился. Робко подойдя к сидевшему в кресле напротив кровати Гуку, Пак начинает медленно снимать свою футболку, оголяя торс с шестью кубиками, языком проходясь по своим пухлым губам и стеснительно смотрит темноволосому в глаза. Он проводит рукой по голому торсу вниз, к поясу брюк, и нарочито медленно расстёгивает кожаный ремень, всё так же не отводя своего взора от Чона, который не отрываясь, внимательно следит за каждым плавным движением своего парня, что так и напрашивается на то чёртово наказание. Чимин же усмехается и быстро справляется с ремнём, стягивая со своих натренированных бёдер брюки вместе с боксёрами, отбрасывая их в сторону. — Папочке нравится? – спрашивает с придыханием серебристый, проводя медленно и невесомо по рельефному торсу рукой от выпирающей тазовой косточки к изящной шее. Дэдди-кинк — их с Гуком личный фетиш, личное безумие, сумасшествие. — Да, малыш. Ты знаешь, чего я хочу? – младший облизывает губы, сжимая подлокотники кресла, и скользит жадным взглядом по полностью голому телу парня перед собой, подмечая каждую деталь, каждый изъян, хоть и понимает, что последнего априори нет у его идеального Чимина. — Папочка хочет сам или мне продолжить? – Чимин лукавит, игриво накручивая прядь своих волос на палец и расставляет слегка в стороны ноги, прогибаясь в пояснице. Гук хмыкает и быстро встаёт с кресла, в один шаг сокращая между ними расстояние. Резко схватив Чи за подбородок, парень впивается в эти манящие губы, сразу же проталкивая свой язык, углубляя поцелуй, второй рукой прижимая Пака к себе за талию. Чимин растягивается в довольной ухмылке, ближе прижимаясь к разгоряченному Чону голым торсом, и закидывает свои руки ему на шею. Этого он и добивался. Чертёныш! Язык старшего сливается в жарком танце с языком Гука. Чим несдержанно постанывает в поцелуй, жмётся ближе и прогибается сильнее, когда чувствует своим бедром нехилое возбуждение младшего, выпирающее из-под джинсов. А Чонгука ведёт конкретно от стонов своего любовника. Он спускается рукой к оголенной заднице Чимина, и с силой сжимает её в руке так, чтобы назавтра там точно остались синяки от его хватки. Ещё один фетиш — метки принадлежности. Второй рукой Чон перешёл с подбородка на загривок Чима, слегка оттягивая его голову назад за короткие серебристые прядки. Почувствовав руку Гука на ягодице, Чимин, слегка вздрогнув, протяжно простонал в поцелуй и потянулся дрожащей рукой к паху младшего, накрывая явный бугорок своей ладонью. Вот только Гук тут же рвано рыкнул и ударил Пака по руке, отстраняясь, чтобы прошипеть в его приоткрытые губы свой приказ: — На колени. Чимин сглатывает в предвкушении и послушно опускается на колени перед своим парнем. Он ловко расстегивает его ширинку, преданно смотря ему в глаза снизу вверх, и стаскивает ненужные вещи с накачанных бёдер, тут же рвано выдыхая, прямо на покрасневшую от прилива крови головку вставшего члена. Возбуждение бьёт по оголённым нервам так, что аж голова кругом. Но это только ещё больше подгоняет, распаляет. Чимин облизывается и обхватывает плоть у основания кольцом из пальцев, сдавливает и ведёт ими вверх к головке, а после — резко обратно. Сверху слышится приглушённое рычание Чона, и Чим чувствует его пальцы у себя в волосах на затылке. Пак ухмыляется, вновь облизывается и смело прикасается влажными губами к головке, обхватывает её губами, с нажимом проводит языком, самым кончиком проходясь по уретре. У Гука перед глазами всё плывёт, колени подкашиваются от тока, что пробил тело. Что-что, а сосать Чимин умеет первоклассно, получше любой шлюхи будет. Своим языком его хён вытворяет немыслимые вещи, доводя Гука чуть ли не до обморочного состояния. Вот и сейчас старший выпускает его головку из плена пухлых губ и ведёт языком по всему стволу, к поджатой мошонке. Обхватывает их ртом по одному, сосёт, облизывает, всасывает, а после с громким чмоком выпускает их и вновь возвращается к члену. Чимин ведёт языком мокрую дорожку по всей длине, обводит вздутые венки и останавливается возле головки. Раскрыв рот, парень медленно насаживается им на эрегированную плоть младшего, вбирая его всю длину в себя, а после медленно подымается, оставляя в себе лишь головку. Пак движет головой медленно, в своём ритме, изредка помогая себе рукой, надрачивая член у основания. Вот только такой темп совершенно не устраивает Гука, который с рыком зарывает и вторую руку в волосы парня и начинает двигать бёдрами в своём быстром темпе, буквально трахая рот старшего. Чимин же послушно расслабил горло, подавляя в себе рвотные рефлексы, и лишь послушно двигал языком, смаргивая с глаз проступившие слёзы. И сколько бы они не занимались подобным, сколько бы Чим не отсасывал своему парню, но вот привыкнуть к его большим размерам Чимин так и не сумел. А Чонгук плыл. Конкретно так плыл от всего этого. От вида Чимина на коленях перед собой, от того, как его член распирает его пухлые губы, от юркого языка, которым Чимин владеет крышесносно. Чонгук ускоряется, резче двигая бёдрами, и перед самым пиком наслаждения резко дёргает Чимина за волосы, заставляя отстраниться и высунуть язык. Чонгук резко проводит ладонью по своей плоти и с громким стоном-рыком изливается старшему на лицо, в рот и попадая на грудь. А Чимин улыбается слишком радостно, проглатывает всё до единой капли, после облизывая опухшие губы, и собирает пальцами остатки семени на своём лице, отправляя те в рот, облизывает с таким невинным взглядом, устремленном на младшего, что последнего кроет окончательно. Чонгук резко поднимает хёна с колен и впивается в его губы жадным поцелуем, тут же врываясь в податливый рот, крепко обвив талию Чима руками. Не разрывая поцелуй, Чон подхватывает парня за бёдра, который жмётся к нему теснее и обвивает ногами талию, а руками — шею. Чонгук впивается пальцами в аппетитные половинки, языком обводя его губы, и несёт свою ношу к кровати, после небрежно скидывая на постель. Чонгук хмыкает на то, что Чим болезненно проскулил от падения на не совсем мягкий матрас, но даже не став извиняться, он подходит к небольшому комоду и открывает верхний ящик, хищно улыбаясь увиденному. — Папочка… – тихо зовёт Пак, приподнявшись на локтях, услышав шуршание позади себя. — Заткнись, – приказывает грубо Гук, доставая из ящика наручники, плётку и баночку со смазкой. — П-папочка… – голос у Чимина дрожит, увидев весь арсенал, а сам парень испуганно пополз на другой конец кровати. Только убежать далеко ему не дают. Чонгук в один шаг оказывается снова возле кровати и грубо хватает Чима за щиколотку, потянув обратно. Коварная ухмылка застывает на красивом лице Чона, пока он быстро приковывает руки старшего над головой к изголовью. Вот ты, Чимин, и попался в лапы голодному зверю. Только вместо животного страха у Чима — животное возбуждение, которое жмётся к его животу, истекая природной смазкой. И всё же Чи — неисправимый мазохист, нашедший своего любимого садиста в лице макнэ их группы. — Now daddy will punish the baby for his disgusting English. Do you understand me? – нельзя не заметить шикарного акцента Чонгука, как и его строгость в голосе. Ещё Чим краем глаза уловил, что Чонгук лениво как-то потянулся к рукоятке плети, лежащей неподалёку. И, взяв её в руку, невесомо провёл кожаными хвостами по бронзовой коже Пака от кончиков пальцев на ногах до тяжело вздымающейся груди. Чимин выгнулся дугой, бессвязно мыча, когда прохладная искусственная кожа прошлась по его затвердевшим соскам, создавая с разгорячённой кожей дикий контраст температур. — Да, папочка, – всё, на что хватило распалённого Пака, который жмурился от наслаждения. Чонгук ухмыльнулся, взимая плеть ввысь. Звонкий шлепок соприкосновения хвостов плети с грудью Чимина заполнил всю комнату, сливаясь воедино с протяжным возгласом последнего. Пак выгибается дугой, подтягивая к себе колени, но Гук останавливает его, больно схватив его второй рукой за бедро. На тяжело вздымающейся грудной клетке Чи начали проявляться красные длинные отметины. — It’s not right, baby, – с нажимом произносит Гук, ведя плёткой по рельефному торсу вниз. — Yes, Daddy. I understood you, – Чимин срывается на очередной вскрик, втягивая живот, по которому прошёлся следующий удар, оставляя после себя такие же красные следы. — Alright, baby. Я ударю тебя двадцать раз, ты должен считать вслух. На английском. И с каждой ошибкой удары будут увеличиваться на три раза. Did you understand me? – голос у Чона властный, такой, что Чим может кончить тут же, как только услышит его, такой, что пробирается под бронзовую кожу, играет умелым мастером на оголённых нервах и возбуждает до пика, до сумасшествия, до жалостливого скулежа. — Yes, Daddy. I understand you, – дрожащим от накатывающего с новой силой возбуждения еле выдавливает из себя старший. Взмах. Удар по бедрам. Громкий протяжный стон и алеющие полоски на молочной коже. — One, – скулит Чим, жмурясь от смешанной боли с наслаждением искусного мазохиста.. Замах. Удар по животу. Крик. Рваный вдох. Облизывающийся Чонгук. — Two. Замах. Удар по накаченной груди. Скулёж. И дрожь, пробившая всё тело. — Three. Замах. Удар по нижней части живота. Закушенная губа. Втянувшийся покрасневший живот и дёрнувшийся налитый кровью член. — Four, – дрожащим голосом от проступающих слёз. Замах. Ещё один удар по груди. Боли стало больше, но наслаждения не меньше. Смертельный коктейль для одного, опьяняющий — для другого. — Five, – Чимин вздрогнул, и по его пухлой щеке покатилась первая слеза. Гук наклоняется и невесомо прикасается губами к мокрой щеке старшего, проводит по ней языком, собирая солёные дорожки и отстраняется, резко переворачивая на живот. Ухмылка. Всё продолжается. Удары посильнее стали приходиться на спину и бёдра Чима. Чимин извивается, заглушая крики подушкой, и выгибался в спине, подставляясь под удары самостоятельно, желая большего — Ten! – кричит Пак от намного сильнее удара по пояснице. Следующие десять ударов приходятся россыпью по ягодицам Чимина, которые быстро приобретают алый оттенок. Они жгут, кожа иссечена и пульсирует, остро реагируя даже на лёгкое дуновения воздуха. Чимин уже не просто кричал, он орал во всё горло (благо звукоизолированная квартира могла ему это позволить), он метался по скомканным и испачканным его смазкой простыням, кусал край подушки, намачивая её своей слюной, и наслаждался. Он дико наслаждался грубой поркой. Гук темнел в глазах с каждым нанесённым на тело своего парня ударом, в его паху всё настолько напряжённо, что коснись — и он взорвётся, кончит, залив всё здесь своей спермой. Но он стойко терпит, пожирая взглядом вид покрасневшего, покрытого испариной и красными полосами Чимина. — Twenty, – очень сильный удар, вскрик Чи, и плеть летит вглубь комнаты. — Ты усвоил урок, малыш? – тон у Гука обманчиво мягкий, вопреки его садистским касаниям подушечков пальцев к ягодицам парня. — Д-да, п-папочка, – шипя от лёгкой саднящей боли, говорит Чимин, но через секунду срывается на громкий протяжный стон, стоит только Гуку размашисто провести языком меж его половинок. Гук одобрительно хмыкает и осторожно отстёгивает наручники, освобождая затёкшие и покрасневшие кисти Чимина. Наклонившись к красному, мокрому от слёз, но такому довольному лицу Чима, Чонгук впивается в его губы, проникает тут же в раскрытый рот и захватывает язык старшего в свой плен. Обхватив руками шею макнэ, Чимин прогибается в пояснице, протяжно стонет в поцелуй и сходит с ума. Вновь. Он вновь, словно сумасшедший, сходит с ума по своему парню, который целует его требовательно, ладонями проходится по его выпирающим рёбрам, спускаясь ниже, к тазовым косточкам. Но сумасшествие прекращается, стоит только Чону отстраниться, но на смену предыдущему приходит новое, добивающее. Чонгук встаёт на колени и быстро скидывает с себя рубашку одним рывком, так же быстро освобождается от брюк с бельём. Он облизывается, видя жадный взгляд карих глаз, пожирающий его голое тело, и потянувшись, берёт баночку смазки. Щелчок открытия крышки, и густая ароматная жидкость разливается по пальцам Гука, который, вылив на них почти половину, отбрасывает баночку обратно. Чонгук знает, что Чимин всегда растянут, всегда готов для него, готов принять его всего полностью в себя, а потому Чон и не заморачивается никогда над растяжкой. Не любит он тянуть, особенно, когда под ним лежит распалённый, возбуждённый донельзя парень, жаждущий его член в себе. Сию же секунду, проведя смазанной ладонью по своему члену пару раз, Чонгук вовлекает Пака в поцелуй, отвлекает и тут же резко входит в него до конца, заполняя парня собой полностью. Чимин стонет в поцелуй, царапает ноготками широкую спину брюнета, и выгибается кошкой ему на встречу. Дьявол, как же Чимину сейчас охуенно! Не дав Чиму толком привыкнуть к такой приятной заполненности, Чонгук начинает двигаться. Быстро. Размашисто. Грубо. Так, как обоим им нравится. Так, из-за чего у них кружится голова, дыхание спирает и звёздочки перед глазами. Дико быстро. Охуенно классно. Чимин закидывает свои ноги на поясницу Гука и впивается зубами в его плечо. Потому что Гук — садист. Потому что с каждым толчком аккурат попадает по его простате, которая бьёт током по всему телу. Мышцы у обоих напрягаются до предела, возбуждение подступает до точки высшего пика. Чон рычит и накрывает ладонью сочащийся смазкой член Пака, начинает надрачивать ему в темп своим толчкам, заставляя Чимина захлёбываться собственными стонами и полосовать его спину ногтями. — Гук-а! – мир взрывается яркими красками, плывёт и кружится. Чимин кончает долго, выплёскивая семье тягучими толчками на их животы, и обессиленно обмякает в сильных руках, сильно сжимаясь внутри. Гук рычит, сбивается нахрен с темпа и просто уже вколачивается в растраханное тело со всей силой, желанием, страстью. Впившись пальцами в молочные бёдра, Гук с утробным рыком «Малыш» кончает глубоко в парня, заливая его собой, что звонко хлюпает, пока он совершает последние ленивые толчки, и покидает разморенное, растраханное и жутко довольное тело своего парня. Чон валится рядом с тяжело дышащим Чимином и обнимает его поперёк талии, утыкаясь носом ему в изгиб шеи. — I love you, baby, – шепчет Гук, целуя Чимина в плечо и обнимает его крепче. — I love you too, Daddy, – жутко охрипшим и напрочь сорванным голосом шепчет Чимин в ответ, довольно улыбается, и, развернувшись на другой бок, укладывает голову на грудь Гука, прикрыв глаза. Чимин очень хорошо знает английский, но если за промахи в этом не таком уж и сложном языке Чон будет его ТАК наказывать, то он готов хоть каждый раз лажать в произношении. Но в одной-единственной фразе «I love you, daddy» он никогда не допустит ни единой ошибки.