Вечерний кофе

      Поздний вечер тихого и тёплого сентябрьского дня. Солнце уже садилось за горизонт, а нежный ветерок слабо колыхал пожелтевшие листья, которые, казалось, вот-вот упадут на землю или закружатся в свежем воздухе. Щенки мирно тявкали где-то около базы, радостно виляя хвостами и играя с друг с другом. Вот Раббл рухнул оземь, в попытке поймать мяч, который бросил ему в процессе игры Райдер. И сразу вокруг него столпились другие щенки, чтобы расспросить друга, не ушибся ли он, на что Раббл гордо встал и покачал головой. Нет, этот щенок слишком силён, его просто недооценивают. Остальные по сравнению с ним казались хилыми и тощими.       Люди Бухты Приключений мирно гуляли по городу, наблюдая невероятно красивый закат. Даже мисс Марджори вышла во двор и поставила на мягкую траву своё кресло-качалку. Она сделала себе крепкий сладкий чай с ароматом клубники и удобно устроилась в нём. Мэйнард выбежал из дому следом за ней и мигом запрыгнул ей на колени, весело пискнув. От неожиданности Марджори оторопела, но увидя как Мэйнард невинно подставил ей своё излюбленное место под ухом, она радостно хихикнула. — Глупый енот… — добро сказала она и, попивая чай и гладя енота по его гладкой, пушистой шёрстке, она продолжила смотреть на заходящее солнце.       Капитан Палтус устало зевнул, и, забросив незаконченные дела, решил передохнуть. Обойдя свой корабль, он окинул взглядом штурвал и пошёл к правому борту, где около него уже плавал Уолли. Завидев друга, морж улыбнулся и помахал ему ластой. Горацио улыбнулся в ответ и быстро перевёл взгляд с моржа на солнце, уходящее за воду. Белые блики появлялись на воде от зажигающихся звёзд.       Практически все наслаждались осенней идиллией, но не все предпочли провести этот красивый вечер на улице.       Мэр Хамдингер сидел за просторным столом, на котором уже были кипы разных бумаг и чартежей. Сам мэр, грызя кончик своего простого карандаша, что-то чертил. Остывшее кофе стояло на краю стола, грозя сорваться на пол. Но разбитая кружка его мало волновала. Одной рукой рисуя, а другой теребя свой золотой ус он оглянул свой «шедевр». Не замечая вошедшую Гудвей, он снова принялся за работу. Мэр, лишь ухмыльнувшись, покачала головой и, подойдя к мужчине поближе, со спины приобняла того за шею, положив подбородок на его голову. Она посмотрела на художества и улыбнулась. На большом листе бумаги, примерно А3, красовался чертёж небольшой базы, построенной по примеру базы щенков, только немного меньше. Гудвей сразу поняла, для кого она будет в скором времени построена. И сразу, в подтверждение её слов, из одной комнат мэрии навстречу мэрам выбежал Тэбби, держа в зубах плюшевую мышку, а за ним бежали остальные котята, пытаясь догнать его и отнять игрушку. — Они такие забавные, не правда ли? — спросила Гудвей Хамдингера, и приобняла мэра ещё крепче. — Угу. Да. Милые, — кратко пояснил он, не глядя на питомцев. Он по-прежнему сверлил взглядом бумагу, пытаясь отыскать ошибку в своих расчётах, которые выполнял в отдельном черновике, в блокноте. — А Райдер не заподозрит тебя в плагиате, м-м-м? — поинтересовалась мэр и комично приподняла бровь. Уж слишком дизайн базы котят напоминал ей базу щенков. Разве что вместо красной эмблемы с белой лапой красовалась эмблема с кошачьей мордой. — Хм? Нет, не думаю. По поводу котят ничего же не сказал… — ответил Хамдингер, прервавшись от рисунка. Он взял свою фиолетовую кружку с холодным кофе и, отхлебнув, продолжил. — И знаешь, не факт, что я эту базу построю. Много затрат. Я даже не могу позволить создать им личные автомобили. Много запчастей, инструментов нужно. А денег не так много.       Мэр Гудвей отлично знала, о чём говорил её возлюбленный. Даже будучи мэром, Хамдингер много не зарабатывал. Инфраструктура в Фогги Боттом была ужасной, и покупателей в магазинах почти не было. Экономика — одна из тёмных сторон этого города. Поэтому он нередко брал деньги у неё ради покупок. Но женщина прощала ему. В конце концов, они уже почти месяц живут совместно и делят зарплату друг друга поровну.       Жизнь мэров резко поменялась. Они жили друг с другом бок о бок уже несколько недель. Гудвей даже не задавалась вопросом о работе Хамдингера мэром. Будто его город жил своей жизнью без руководства. Неудивительно, что Фогги Боттом значительно отставал уровнем развития от Бухты. Мэр Гудвей же постоянно прикладывает усилия по заботе за своим городом. — Эх… Ладно, не задерживайся допоздна, — устало вздохнув, сказала она. — Я пойду сделаю ужин. Ты будешь? — Нет, спасибо. Я пока занят, — пробурчал под усы мэр, и, воскликнув «Ага!», взял ластик и стёр часть чертежа. — Чем? Созданием базы, которую ты даже строить не собираешься? — печально спросила она и встала рядом с ним, сложив руки на груди и потупив взгляд в пол. — Ну… Я хочу выполнить хотя бы её чертёж, чтоб был, а потом… Потом посмотрим, — с каким-то подозрительным спокойствием произнёс мэр и, оторвавшись от чертежа, привстав со стула, нежно поцеловал огорчённую Гудвэй в щёку. — Иди, ужинай. Я сам себе сделаю поесть. За меня не переживай. Переживай лучше за Цыпалетту, к которой котята, видимо, ещё не привыкли, — сказал он и обеспокоенно посмотрел на курицу, спрятавшуюся от хвостатых за тумбочкой.       С самого переезда котят в мэрию, Ципалетте пришлось несладко. Котята часто гоняли её из стороны в сторону, норовя поймать и помучать. Гудвей постоянно приходилось отгонять питомцев мэра от своей курицы, но её приказания долго не действовали. Тогда в дела семейные вмешивался уже сам Хамдингер, который одним строгим выговором и окриком лишал всех котят дальнейшего желания пакостить. — Не люблю видеть тебя грустной, ты меня знаешь, — фыркнул мэр и взял её за руки. Гудвей прижалась к его шёлковому фиолетовому халату, за которым на шее виднелся тот самый белоснежный шёлковый шарф, который мэр постоянно носил под сюртуком. Она положила голову ему на плечо и крепко обняла, словно нехотя выпускать из своих объятий. Хамдингер обнял её в ответ, поглаживая её по тёмным волосам. Он зарылся рукой в них и почувствовал абрикосовый аромат шампуня, которым она недавно их мыла.       Будучи дома, он ходил всё в той же одежде, что и на улице, только лишь вместо сюртука накидывал на белую рубашку халат, оставляя на шее шарф. Гудвей позволяла ему ходить по дому в уличных брюках, но была против уличной обуви. Поэтому, ворча, мэр соглашался ходить в тапках по длинным коврам мэрии, устелавшие холодный паркетный пол.       Нехотя, поскольку им тяжело было расставаться с друг с другом, они прекратили объятия, и теперь лишь смотрели друг другу в глаза. Будто ещё недавно они враждовали с друг с другом, пытаясь превзойти всех и вся, и взойти на пьедестал. И теперь они и дня не могут прожить друг без друга. Всё те же мэры, но другие отношения. Они нашли друг друга. Соревнования — соревнованиями, а любовь по расписанию! Никто не отменял того, что они до сих пор участвуют в конкурсах. Но делают они теперь это, чтобы провести увлекательно время вдвоём. Щенки и Райдер не знали об отношениях мэров, поэтому для них это будет невероятным сюрпризом. — Хорошо, я, пожалуй, пойду ужинать с твоего позволенья. Только помни, Хамди, не задерживайся после полуночи. Переутомление заработаешь, — сказала Гудвей, быстро чмокнув Хамдингера в губы и пошла на кухню.       Мэр часто называла его «Хамди». Мэр Хамди… Как же тупо это звучит, думал он. Но постепенно свыкся с этим. В конце концов он понимал, что его фамилия слишком длинна и трудна для произношения, поэтому был не против, чтобы его называли сокращённо. Правда, разумеется, он позволял это только ей. И только здесь, в мэрии, и на улице, когда вокруг безлюдно. Всё-таки для всех он мэр! Мэр Хамдингер! Гордая фамилия, которую только и нужно произносить возвышенно! — Приятного аппетита… — сказал ей вслед мэр и снова сел за стол. Да вот только от тригонометрических расчётов в мыслях ни осталось и следа. Вместо косинусов и контангенсов он с улыбкой стал размышлять о Гудвей, о том, как хорошо ему с ней. Синусы и тангенсы забывались и выходили из головы, замещаясь мыслями о мэре. Замечтавшись о будущем, он не заметил, как провалился в сон.       Он проснулся от ощущения тепла, будто кто-то накрыл его одеялом. Приоткрыв глаза мэр заметил силуэт Гудвей. Та лишь улыбнулась ему. Хамдингер потёр глаза и взглянул на настольные часы. Ровно полночь. Мэр уже успела и поужинать, и помыть за собой посуду, потом передохнула, приняла душ и прочитала книгу. Увидев, что время близится к полночи она решила зайти в рабочий кабинет любимого, чтобы напомнить о времени, и как важно беречь своё здоровье. Но, увидев его мирно спящего, приоткрыв дверь, она решила не будить его, а просто накрыть мягким одеялом. Освещённый ярким светом лампы, Хамдингер беззаботно спал, положив голову на руки, негромко посапывая. И тогда она, тихо подойдя, накрыла его со спины одеялом. Но, почувствовав это, мужчина проснулся. Увидя Гудвей в её синей пижаме, он сонно произнёс: — Да, да, я помню про режим сна. Иди в спальню. Сейчас приду. — Только после тебя, — покачав головой и уперев руки в бока сказала она. — Ну ладно. Всё, видишь? Иду… — ворчливо сказал мэр и резко встал из-за стола, из-за чего кружка, та самая, что стояла на краю стола, полетела вниз. Ко всеобщему удивлению, она даже не треснула. Ковёр смягчил падение, хоть и был теперь весь мокрым от кофе. Хамдингер виновато посмотрел на Гудвей, произнеся только «Упс.», на что она просто закатила глаза и ухмыльнулась. — Завтра уберёмся. Пошли уже, — сказала она и, взяв Хамдингера за руку, потащила его в спальню, на что тот лишь заворчал.       Ох, ночь! Тихая пора. Яркая белая луна освещала апартаменты мэрии светлыми лучами, проникающими через окна в это учреждение. Но как же мило смотрелись мэры, которые заснули до самого утра. Мэр Хамдингер спокойно спал на своей половине кровати, а Гудвей, отвернувшись, на своей. Зажмурившись, она выставила руку вперёд, будто пытаясь найти что-то во сне. Определённо ей снился кошмар. Только это могло объяснить холодный пот, стекающий по лбу. Дуновение ветра от стороны окна и она проснулась. Увидя в свете луны Хамдингера она умиротворённо вздохнула. Белоснежные лучи очерчивали силуэт мэра, выделяя черты его лица. Она завороженно смотрела на него. Те самые давно ей знакомые усы отливали золотом при её свете, как и волосы на задней стороне головы. Фиолетовая пижама казалась ярче, и выделялась среди темноты. Гудвей облегчённо улыбнулась и, придвинувшись, легла рядом с любимым. Ещё минут десять она разглядывала его, и потом, обняв, как плюшевого мишку, положив голову на его грудь, уснула, прислушиваясь к его мерному посапыванию. Пробурчав во сне что-то невнятное, мэр положил свою руку на неё и тоже приобнял, чувствуя тепло любимого человека.