Свидание как результат сражения

Этот мир ужасен. Вывернут наизнанку, искажен и извращен так, как не смогло бы вообразить и самое воспаленное сознание. Фриск поклялся себе ничего больше не ожидать. Ему с головой хватило Ториэль. Добрая, домашняя, безобидная Ториэль, которая в этом мире оказалась… той еще особой. Мальчишка встряхнул всклокоченной головой и зажмурился на мгновение, унимая рябь от яркого света в глазах. Поскреб цветок, раскрывшийся у виска – он появился сегодня утром, когда Фриск, выйдя из Руин, встретил того, от кого никак не ожидал смерти. – Хэй, малой, ты что, забыл, как принято приветствовать старого друга? Этот голос почти и не изменился… точнее, сейчас Фриск, задумавшись, понял, что что-то в нем было не так, но тогда он с радостным трепетом развернулся и пожал протянутую руку. И умер. Ну, не просто так умер, конечно. Парень поежился. Было больно. Вместо безобидной подушки-пердушки в руке скелета оказался наладонный шокер. Впрочем, Санс изменился намного меньше, чем тот, кто сейчас стоял перед ним. Алый шарф развевался на морозном ветру, черные латы тускло блестели в мертвенном свете, пробивавшемся сквозь снежную взвесь. Сквозь нее же полыхали ярко и буйно кроваво-алые огни в глазницах. – Нье-хе-хе! Человек! Так ты не струсил?! – прогремело вокруг. Казалось, словно ветер специально бросил Фриску эти слова прямо в лицо. Он же, вздохнув и осторожно подергав тонкий зеленый побег на своем плече, не оглядываясь, кивнул. – Да, пришел. Можно только не вмешивать в это моего друга? – спросил он, крепче сжимая ботинок, в котором съежился Флауи. Скелет, казалось, озадачился таким вопросом, но тут же разразился громким смехом. Зловещей такой пародией на привычный веселый смех привычного – своего – Папируса. – Конечно, человек, не нужно вмешивать в нашу битву посторонних! – охотно согласился он. – Фриск, что ты делаешь?! Тупица, тебе с ним не справиться! – зашипел цветок, а парень лишь улыбнулся, ставя башмак подальше. – Хэй, Азри… я и не собираюсь. – хмыкнул он. Погладив золотые лепестки, Фриск развернулся и нарочито расслабленной непринужденной походкой двинулся обратно. – А поскорее нельзя?! Ты прямо как Санс! – возмущенно взревел Папирус и внезапно расхохотался, запрокинув голову. Фриск непонимающе замер шагах в десяти от него. Каков этот Папирус? Все его ловушки и головоломки были тем еще кошмаром. Фриск умер раз десять, случайно оступившись! Они были иными. В духе старого Меттатона. Да даже финальная, мать его, ловушка была реально страшна. Неизвестно, как бы всё обернулось, если бы Флауи её не испортил. – Но знаешь, человек… это чувство, когда видишь того, кто любит головоломки, ловушки… Чувство уважения, трепет… это должно быть то, что чувствуешь сейчас ты, стоя предо мной! И знаешь… Фриск во все глаза уставился на скелета. Неужели этот Папирус так похож на того, своего?! Скелет же замотал головой и резко взмахнул рукой, отчего снег взметнулся вокруг него сверкающим саваном. – Нет, как я могу стать твоим наставником, если должен тебя поймать и принести королю твою душу?! Я наконец-то стану главой королевской стражи и докажу Андайн, насколько я крут! – распалялся Папирус, а Фриск тяжко вздохнул. Без боя, похоже, и в самом деле никак не обойтись. Прямо под ногами, взметнув в воздух легкие хлопья снега, взвились светящиеся алым светом кости. Фриск подпрыгнул, уворачиваясь в едва ли не балетном движении – красная атака. – Твою мать… – процедил он, сплевывая и поспешно уворачиваясь от новой атаки. Очень сильно потянуло на ругательства. Стало страшно. Умереть от руки Папируса намного хуже, чем от руки Ториэль. Потому что «свой» Папирус был самым безобидным, невинным и наивным созданием, которое вообще могло только существовать. И при взгляде на этого становилось страшно. – Стой! – не выдержав, вскрикнул Фриск, держась за бок и замирая среди вновь взметнувшегося леса костей. Дыхание с хрипом вырывалось из легких, повисая перед его лицом серебристым облачком. – Ты сдаешься, человек? – с каким-то разочарованием осведомился скелет, замерев с протянутой рукой. – Нет, мать твою. Но я не хочу с тобой драться. – заговорил Фриск. Он хотел сказать, что хочет помочь всем. Создать хороший конец для всех. Вот только раскатистый и какой-то холодный смех заглушил его сбивчивые слова. – Ты не хочешь меня ранить, человечек? – оскал клыкастого черепа стал еще более зловещим. Парень насторожился, пытаясь понять, как быть дальше. – Это так мило! – тон стал особенно едким. В воздухе вокруг него соткались алые остро обломанные кости. – Вот только ты слишком слаб! – Фриск успел лишь крутануться и упасть, уходя перекатом от падающих сверху костей. Боль прошила ногу. Он отупело уставился на кость, пронзившую его лодыжку. Выстрелившие из-под снега кости пронзили его тело легко, словно… оно было ничем. Ладонь правой руки, предплечье левой… Шкала здоровья перед его глазами поползла вниз. Быстро. Пятнадцать. Удар сердца и тихий стон боли. Десять. Попытка сплюнуть наполнившую рот кровь. Восемь. Шум пульса в ушах и накатывающая пульсирующая боль. Пять. Он хочет умереть. Поскорее умереть. Два. Из горла вырывается хрип. Хочется заорать, потребовать чтобы этот… скелет его наконец добил. Одна десятая. Хруст снега под массивными сапогами. – Ты такой слабак! Мне ничего не стоило поймать тебя! – эти слова были последним, что он слышал. Придя в себя, Фриск рывком сел на застеленном какой-то подстилкой холодном полу. Поскреб затылок, озираясь по сторонам. Сердце радостно подпрыгнуло. Старый знакомый гараж и умилительно сердитый Азри. – О чем ты только думал, идиот?! – Это выглядело ужасно, да? – мягко улыбнулся Фриск, обнимая цветок и счастливо скалясь. Не убил. Этот Папирус его не убил! Он даже в этом мире так похож на себя другого! – Почему ты так улыбаешься? Он почти убил тебя! – Но не убил же. – Фриск еще шире оскалился. Да, умирать хотелось мало. Это было больно. Больно и страшно. Слишком уж пугали его эти прорастающие на теле цветы после каждой смерти. – Ты псих. Просто псих. – резюмировал цветок, а Фриск осмотрелся. Этот гараж отличался от находившегося в родном мире массивной решеткой с висячим замком, перекрывающей выход наружу. Парень фыркнул и, подойдя вплотную к решетке, без особых проблем пролез сквозь прутья. Надеяться на то. что сейчас Папируса на месте не будет, было глупо. – Человек?! Как ты сбежал?! Ну а дальше… Были красные атаки и попытки хоть что-то сделать. Попытки не казаться нанизанным на острые кости. Корчась на снегу с торчащими в животе костями, он слышал лишь радостные возгласы скелета. Жизни были жалкие крохи. И все равно он не умер. Раз. И еще раз. Четвертый раз Фриск, зло матерясь, заполз в «У Гриллби» и, плюхнувшись у барной стойки, уронил на нее голову и заказал пива. – А тебе можно? – озадачился Флауи. Грилби и сам не спешил выполнять заказ, хотя и видел деньги. – Нет, блядь, нельзя! – Что, малой, уже сдался? – рядом примостился Санс с бутылкой горчицы и основательно к ней приложился. – Нихрена. Но твой брат меня уже задолбал! Он мать твою садист! – выдохнул он и, без малейшего страха отняв у скелета горчицу, сам сделал пару глотков. – Малой… я как бы в курсе. – оскалился Санс, сверкая золотым клыком и отнимая свою горчицу. И Фриск замер, уставившись на жуткий шипастый ошейник, четко выглядывающий из-под ворота свитера. Парень же взвыл и стукнулся лбом о стойку. Этот Папирус теперь начинал его пугать. В тот раз он попытался с Флауи под мышкой проползти между деревьями. И закончилось все неожиданно проткнувшей живот костью. И почти обнулением ОЗ. Подходя вперед и держась за ноющий заросший цветами бок, Фриск слабо улыбнулся. Пятый раз. Теперь этот тип его, мягко говоря, бесил. Да, не убивал и даже вылечивал. Но… теперь Фриск был твердо уверен, что этот гребаный мир изменил и извратил души тех, кто в том, другом мире были так ему дороги. – Слушай, человек, я понимаю, конечно, твое ко мне отношение, ведь я велик и невероятен! – заявил Папирус, вновь заступая дорогу. Парень скрипнул зубами. ¬– Что ж, человек. Согласен. Я приму твое нежелание сражаться со мной! – внезапно заявил скелет, заставляя Фриска и Флауи ошалело вытаращиться. Но не успел Фриск расслабиться, как вокруг скелета медленно возникло целое облако костей. – Я, Великий Папирус, приму твое милосердие и даже сделаю то, чего ты хочешь. Но сначала… – оскал стал еще более зловещим, а глазницы полыхнули неистово алым. – Выживи, человечек. И Фриск понял, что это, его же словами говоря, полный пиздец. Начинать сразу с финальной атаки всегда было фишкой Санса. И человек выживал. Он плясал, уворачиваясь от хаотично падающих с неба костей. Одна из них распорола свитер на плече, прочертив до локтя кровавую полосу, но Фриск не позволял себе замереть. Он танцевал туда, обратно, вырисовывая круги в испещренном костями снегу. Почему теперь?.. Надежда – странная штука. Он выкладывался вовсю. Делал все, на что было способно шустрое и ловкое, но такое слабое двенадцатилетнее тело. Свитер после предыдущих поимок разлезался по ниткам и пестрел дырами, обнажая испачканное засохшей кровью тело и где-то показывая растущие сквозь кожу золотые цветы. В какой-то момент тело ослабло, оседая на снег. Кости исчезли, и Фриск сквозь невероятную усталость поднял взгляд на того, кто возвышался над ним мрачной тенью. – Почему ты не сражаешься со мной, человек? Раз ты способен на такое… мог бы хоть попытаться? – спросил Папирус, а тело парня окутал золотой еле теплый огонь, что прогонял боль и исцелял раны. А Фриск замер. Атаковать? Причинить вред? После того, что он уже натворил столько раз?! Нет. Он не сможет. Это будет слишком больно и слишком страшно. Он так задумался, что не сразу понял, что на его шее затянулся широкий кожаный ошейник. А потом он кубарем полетел в уже привычную темницу. Рядом плюхнулся Флауи, который тут же изумленно уставился на человека черными бусинами глаз. – Фриск? – Азри! – Но на твоей… – Азри, ни слова! – Но разве это не!.. – Бля, только пикни мне! – зарычал парень, пытаясь снять плотно обтянувшую шею полоску крепкой кожи, испещренную шипами. – Хэй малой, а разве это не моего босса подарочек? – осведомился возникший рядышком Санс. Фриск не ответил, зло бормоча и пиля ошейник игрушечным ножом. Флауи же, игнорируя его, принялся помогать в разрезании своей магией… – Это ему не понравится! – хмыкнул Санс в тот момент, как парень, отбросив разрезанный ошейник на пол, схватил ботинок с цветком и рванул прочь. Фриск только хотел сказать, что ему похер, ибо он отсюда валит и меньше всего хочет идти на свиданку к ЭТОМУ Папирусу. Хотел. И прямо на входе врезался лбом в блестящие черные латы. – Надо же, человек! Ты просто рвешься ко мне на свидание! Это так мило с твоей стороны! – хватая Фриска под мышку, воскликнул Папирус и умчался прочь, оставив в гараже остолбеневшего Флауи и такого же ошалевшего Санса. В доме оказалось очень темно, мрачно и до стерильности чисто. Не было такой привычной пирамиды грязных носков. Не было камня на блюдечке, «накормленного» кондитерской присыпкой. А вместо картины с костью был портрет Папируса в полный рост. – Вдохновляюще? Говорит о главном. – А это моя комната, человечек! – торжественно провозгласил Папирус, и у Фриска душа, и так пребывавшая в пятках, выпала в ботинки. Первым, что бросилось в глаза, была кровать в виде огромного гроба. Фигурок на столе не было, зато был – во всем этом пиздеце хоть что-то знакомое – оборванный пиратский флаг на стене. Парень малодушно сглотнул, потирая шею. След от ошейника – точнее, от всех попыток его снять – саднил; порезы от лепестков Флауи и того острого камня ныли, но уже не кровоточили. – Круто! – абсолютно искренне заявил Фриск, стараясь не поводить плечами. Надо было отдать должное этому типу: в этом доме скелебратьев было так же тепло, как и в родной реальности. Правда, глянув на скелета, он не без дрожи подумал о том, что при всем желании не смог бы победить – в открытом бою так точно. Все закончилось. И это было… круто? Он так задумался, что костяные пальцы на своей шее заметил только в тот момент, когда острая костяшка задела один из порезов. Фриск замер. Оскал клыкастой челюсти стал еще более зловещим. Пальцы, уже не прикрытые перчаткой, ощутимо и реально болезненно надавили на царапины . Фриск почти увидел, как его и так неполная линия жизни уменьшилась на один пункт. Он зло скрипнул зубами, готовый хлопнуть по костлявой конечности, но тут... его шея окуталась теплым желтым маревом, царапинки рассосались, а линия ОЗ скакнула – еще и через край. Обычно сощуренные разноцветные глаза парнишки ошеломленно округлились. – Тебе не стоило отказываться от моего подарка, человек! С ним на шее тебя бы никто и пальцем тронуть не посмел! – фыркнул скелет. – Впрочем... мне нравится твоя бойкость... – продолжил вещать Папирус, но внезапно уже вторые сутки пустой желудок Фриска взвыл громче гастер-бластера. Скелет осекся и, вновь оскалившись, схватил мальчишку под руку и усадив на кровать достал словно из ниоткуда тарелку спагетти. – Держи, это спагетти, приготовленные самим мной! – с гордостью объявил Папирус, а Фриск, лишь вздыхая, с опаской взглянул на красиво уложенную в тарелке перед собой вермишель. Когда он впервые осмелился съесть полностью тарелку спагетти Папса в родном мире, он умер в мучениях. Зачесались цветы на животе – даже больше, чем шея, с которой он срезал ошейник. Нет, идти на свиданку с этим скелетом он точно не хотел. Вот только Папирус как-то и не думал спрашивать. Поймал за шкирку – и сюда. Накрутить спагетти на вилку и робко куснуть… Умирать по такой глупой причине сейчас не хотелось; обижать взбалмошного скелета, способного превратить его тело в решето острыми костями – тоже. Спагетти оказались вкусными. Они одуряюще таяли во рту, и Фриск был готов поклясться, что не пробовал ничего вкуснее этого блюда. От в меру острого соуса на прежде бледных щеках заиграл румянец. А еще он вспомнил, что очень голоден, и сейчас этого высокомерного засранца хочется затискать – не убьет же? – Спасибо! Папс, это было офигенно! Никогда в жизни такой вкусноты не ел! – радостно и лучисто улыбнулся Фриск и, отставив в сторону почти вылизанную тарелку, крепко обнял офигевшего с такого расклада скелета, который замер столбом – явно меньше всего ожидал подобного. Родной Папс обязательно счастливо засмеялся бы, сгреб бы в охапку, пару раз подбросив, а этот, спустя долгое мгновение, положил костлявые кисти на плечи в рваном сине-фиолетовом свитере. Фриск был совсем не против быть добрым с этим типом; это было намного лучше боя, и все же... Даже несмотря на то, что это свидание ему понравилось, он обязательно удерет, как только выдастся возможность. Он должен изменить мир, который так искорежил тех, кто ему по-настоящему важен. И он это сделает. Ради всех. Ради Азриэля. Но это будет потом. А сейчас он жмурится, когда его волосы ерошат острые костяные пальцы, и ничего не слушает.