***
Выждав час, Грейнджер аккуратно встала с теплой подстилки, выбралась из убежища и пошла в лес. Поплутав среди деревьев, девушка остановилась, достала палочку и очертила круг, создав защиту. — Expecto Patronum! Серебристая полупрозрачная выдра выскочила из палочки и закружилась вокруг хозяйки. Ведьма посмотрела в глаза своей защитницы и сказала несколько слов. Выдра мотнула последний раз хвостом и скрылась за деревьями. Оставалось только ждать.***
Вскоре похолодало. Тяжелые свинцовые тучи неслись по небу, обещая скорый снег. Пожухлая трава хрустела при каждом шаге. Прошло больше получаса ожидания. Обняв себя за плечи, Грейнджер нервно вышагивала на небольшом участке, окруженном защитным куполом. Его всё не было… Грейнджер хотелось плюнуть и уйти. Не ждать. Не надеяться, что он придет. Уйти к Гарри. Залезть в палатку, наколдовать огонь в баночке, завернуться в одеяло и выпить горячего чаю. А не стоять здесь, мерзнуть, бродить, думать. Думать о нем. Думать, во что она превращается рядом с ним. Думать об абсурдности происходящего. Она понимала, что это неправильно, что так не должно быть. Ведь это было самое главное табу всей её жизни. Но не могла противиться ему. Пусть разум твердит одно, а сердце — другое! Он нашел её. Сам. Он пришел тогда, когда она ничего и не подозревала. Пришел в дом её родителей. Пришел просто увидеть её. А она… До дрожи в коленях, до помутнения рассудка и бешено колотящегося сердца испугалась. Так, наверное, никогда в жизни не пугалась как в тот, единственный раз. Не поверила. И не верила до тех пор, пока он не показал свои воспоминания. И сказал, что не тронет её семью. Она с родителями будут в безопасности, если скроются, уедут, хоть на континент. Но бросить Гарри она не смогла. И как только родители оказались в безопасности, то ринулась на помощь другу. Он не знал. До последнего не верил что она не сбежала, а ушла с Поттером и осталась с ним. Непримиримые враги жаждут смерти. А Гермиона между ними. Хоть как-то пытаясь предотвратить неизбежное. Но сейчас… сейчас они ненадолго будут вместе. Только он и она. До следующего раза. Если, конечно, он придет. Но его всё нет. Пора возвращаться. Но едва Гермиона вышла за круг, как к ней метнулась её выдра, а сверху, подобно лавине, на нее обрушилась тень. Мантия волшебника развевалась за спиной, словно крылья. Багрянец в глазах полыхал силой; бледная кожа светилась в свете луны, когда та выходила из-за туч. Змеиный лик Темного Лорда внушал ужас, будто сам дьявол вышел из ада. — Почему ты не уехала? — прошипел Волдеморт, подходя ближе к девушке. — Я не могла оставить Гарри. «И тебя», — подумала Грейнджер, но вслух так и не произнесла. Грейнджер протянула руку и коснулась лица Лорда, погладив щеку. Холодная кожа под её озябшими пальцами чуть полыхнула, заставив вздрогнуть. Волдеморт ненавидел любые прикосновения, но ей позволял всё. Ему нравилась нежность её кожи. Теплота рук и дыхания. А этот янтарный взгляд проникал в глубину его души и не отпускал. Временами Волдеморту хотелось стать дементором, чтобы поцеловать ведьму. Тогда её душа навсегда осталась бы с его душой. Они жили бы вечно. Темный Лорд испытывал глубокую привязанность на грани безумия. Любви для него не существовало. Лишь желание. — И где же твой Поттер? — Ты же не думаешь, что я тебя к нему приведу? — усмехнулась Грейнджер, проведя рукой по его груди. — Ты сейчас с ним одна? — прошипел Волдеморт, схватив её за руку и притянув к себе вплотную. — Откуда ты знаешь? — Поттер слишком громко переживает. — Но ты же не можешь пробиться к нему… — А мне и не надо. Поттер словно маяк сигналит о своих бедах. — Но… Не дожидаясь ответа, Волдеморт впился в губы Грейнджер безумным поцелуем. Он требовал впустить его. Показывал свою силу и власть. Он хотел её. Хотел так сильно, что, казалось, мог потерять остатки рассудка. Вместо человеческой крови в нём бурлила темная страсть, распаляя, подчиняя, приказывая. Возбуждение граничило с болью, страсть с безумием, любовь с похотью. Обоими овладел первобытный инстинкт. Они как звери терзали друг друга, срывая одежду. Тела сплелись в диком танце. Кожа горела огнем, даже холодная земля не могла остудить их. Сердца бились словно одно, в такт друг другу. На пике возбуждения маги поднялись в воздух. Волдеморт тянул за собой ведьму все выше и выше, не переставая ласкать её. Два бледных тела, сияющих в свете луны, поднимались над лесом. Деревья убирали ветви с их пути, расходились под напором их страсти, будто боялись обжечься. Грейнджер вскрикнула последний раз под яростными толчками своего любимого и распахнула глаза, в которых отражалось такое блаженство, что Волдеморт не выдержал подобной муки и излился в неё с громким звериным рыком. Поцеловав девушку, Лорд стал медленно спускаться на землю. Коснувшись травы, они улеглись на разбросанную одежду. — Ты меня только за этим звала? — охрипшим голосом спросил Волдеморт. — Возможно… Грейнджер прижалась к голому магу. Волдеморт вытянул свое длинное худое, словно змеиное, тело, не обращая внимания, что почти полностью лежит на промерзшей земле. Прохладный ветер обволакивал тела, остужая кожу. Где-то вдалеке спал Гарри Поттер и не думал, что его лучшая подруга сейчас в объятиях злейшего врага всей магической Британии. И пускай весь мир катится к чертям, Грейнджер было всё-равно, пока она могла чувствовала его.***
— Но почему Дамблдор так поступил со мной? — спросила Грейнджер. Она уже оделась, развела небольшой костер и присела на поваленное дерево. Волдеморт уселся рядом, перебирая волшебную палочку длинными пальцами. — Да, ты так и не смогла меня убить. — Я и сейчас не могу… — Но твоего дружка я убью, — усмехнулся Темный Лорд. Резко поднявшись, Волдеморт притянул Грейнджер к себе и поцеловал. Хотя его поцелуй больше походил на укус. — Я уже не смогу остановиться. Прости. Либо он, либо я. Темный волшебник растворился в ночи. Горечь осталась на губах.***
— Гермиона, Гермиона, проснись! Кто-то тряс её за плечо. Кто-то звал по имени. Но он ушел. Не хотелось открывать глаза, не хотелось смотреть на мир, где нет его. «Я же люблю его…» — с отчаянием подумала Гермиона. — Да просыпайся уже! Гермиона распахнула глаза и увидела Гарри. В его взгляде читалось беспокойство, а на лице застыла сосредоточенность. — Нам пора. И сними крестраж, а то и так уже два дня на себе эту гадость носишь…