Жили и были

      "Жила-была Принцесса. Звали ее Лили".       Каждый раз рука выводит одинаковое начало. Северуса это не смущает. Так правильно. Всё, что есть вокруг него, зарождалось одинаково, имело один источник. И один финал. Важна лишь середина. Эти истины в сознании Северуса не требуют формулировок, они пока просто есть. Поэтому у его историй всегда одинаковое начало и неотличимый конец: “И жили они долго и счастливо”.       У окна, там где лучше всего освещение, стоит стол, заваленный листами. Страницы, заполненные до краев словами. Десятки рисунков на всех стадиях и этапах их жизни. Они сменяются на столе как листва на деревьях, с неминуемостью сезонов. Наброски становятся всё лучше, действующее лицо не меняется: рыжий, зеленый — яркое, узнаваемое сочетание. Стол с рисунками — самое цветное место комнаты. На его фоне всё остальное пространство выглядит заброшенным, это пыльная чаща леса. Туда нога Северуса ступает, только когда в его голове волнуется новая история, где он с Лили переживает всё новые и новые приключения.       Какой бы красивой она была, его Принцесса.       Северус не сомневается: ей есть место в его жизни. Он всегда его найдет или сделает сам. Одинокая труба на горизонте в его окне так похожа издалека на башню. В одной из историй по стенам этой башни падали до земли тяжелые рыжие пряди, по которым, обмирая от собственных действий, Северус поднимался наверх. По рыжему — мимо зеленого плюща, медленно дробящего камни, — наверх.       Она была на листах и жила для Северуса. Только для него одного. Ведь делиться своей сказкой — дело опасное и неблагодарное. Он знал это лет с пяти, когда впервые влетел к родителям на кухню, захлебываясь от радости, пытаясь опрокинуть на них сразу весь котел своих переживаний. Но усталый и раздраженный взгляд отца быстро остановил этот поток, оставив Северуса с ощущением пересохшего русла, которое так его напугало, что он еще стремительнее сбежал обратно в свою комнату. В тот день, засыпая, Северус слушал, как мама говорила, чтобы он не расстраивался, что папа просто устал. Но эти слова вязли в дневном непонимании происходящего и сонном мареве, не доходя до чего-то внутри Северуса. Они просто были.       Потом была школа, были учителя, одноклассники. А жил Северус в библиотеке. Библиотекарь с глазами мудрого старика-волшебника выдавал молчаливому читателю стопки книг, а иногда дарил списанные. Так у Северуса появилась настольная книга. Любимый учебник по химии — "Для старших классов". Как из аиста получить луну? Так же, как из старших классов получить высшие. Знания, предназначенные другому кругу. Почти запретные. (Хоть в учебнике по химии и не было ничего запретного для остальных. Равно как и ничего интересного) Старшие классы для ученика средней школы — тот же высший свет со своими законами, непонятный, но такой манящий. И Северуса притягивали незнакомые и поначалу непонятные формулы, в которых могло быть зашифровано всё, что угодно: “цепочка превращений” — звучало как чистая алхимия. Потом на полях стали появляться заметки вперемешку с рисунками: бензольные кольца становились сотами пчел, которые, как и всё живое, служили его Принцессе, или узорчатыми решетками, из-за которых он вызволял свою суженую. Или оставались самими собой — кольцами, будоража фантазию и надежды простым словом, обозначающим эти шестигранники.       В первые же дни владения Северус постарался подписать книгу самым красивым почерком, на какой был способен, чтобы надпись — словно на экслибрисе королевской библиотеки. Только что должно быть в той надписи? Его Принцесса была достойна Принца. Но Северус знал свои пределы, поэтому Принц стал полукровкой. И обзавелся личным алхимическим трактатом.       В школьные окна бьется солнце, мешает смотреть, Северус почти не глядя смахивает в сумку все книги, бежит на улицу: там столько молодой зелени, на фоне которой так здорово представлять Лили и рисовать рыжие завитки среди весенних трав на полях историй. Школьное крыльцо позади, но сумка мешает, углы книг выпирают и впиваются в тело. Северус останавливается, достает наброски, чтобы не помять, поправляет книги. Людской шум школьного двора обтекает его, Северус не отвлекается на посторонние звуки. Белые листы в его руке ловят солнечные лучи, почти светятся, привлекают внимание. Шум приближается. Из его рук выдирают самое лучшее, что есть в его жизни. Он кидается следом: не дать, забрать, вернуть. Его отталкивают, сумка падает, и он с размаху плюхается на землю. Это почти не больно: после дождей земля мягкая, взбитая десятками и сотнями шагов. Листы разлетаются, подхваченные ветерком, как белые птицы. Кружатся вокруг них, опускаясь на месиво под ногами. Их полет даже красив. Иначе и быть не может: всё, что связано с Лили — красиво.       Задира непринужденно ловит в полете ближайший к нему лист и с удивленным смехом рассматривает добычу, его компания теснится вокруг. — Снейп, да ты, никак, прекрасную даму себе придумал? — Конечно, один выход — намалевать самому, какая девчонка на него посмотрит! — Нос не дорос, а всё туда же — о принцессе мечтает! — Может, когда он у него дорастет до колен, его возьмут придворным шутом?       Рука так близко к увесистому булыжнику, так близко, что можно сжать пальцы, схватить, ногти слегка скребут по шершавой поверхности, отправляя мерзкие мурашки по спине. Но Северус знает, что если начнется свалка, всё затопчут, наверняка ничего не уцелеет. А пока еще есть шанс что-то спасти. И он молчит. — Снейп у нас просто поэт-сказочник. Оставим высокую особу и уважительно удалимся, — хохот затихает за школьным забором.       "Дурак необразованный, там только проза", — только и может думать Северус, аккуратно поднимая листы из грязи, стараясь, чтобы размокшая бумага не порвалась от его движений. Лучше бы его без штанов подвесили на заборе. Ему и то не было бы так плохо. На краю зрения кто-то, присев, двумя руками выловил из лужи толстый альбомный лист. Северус прослеживает взглядом его путь. Лист опускается на колени, накрытые юбкой. По ткани стекают грязные капли. Северус хочет забрать рисунок, но не ожидает встретить такой прямой, хоть и немного неуверенный взгляд. — Можно я посмотрю?       Ее зовут Петуния. Такой простой цветок. Их вялые слабые лепестки никогда не нравились Северусу. То ли дело жесткий корсет лилий. И стоячий воротник как у королевы. Словно в насмешку, первой и единственной девочкой, обратившей на него хоть какое-то внимание, стала пародия на его Принцессу.       Но она первая заговорила, она задала вопрос, а у Северуса на него не было ответа. Откуда ему быть, если ему впервые задают этот вопрос? Впервые кто-то за пределами дома увидел его рисунки. И начало этой истории стало катастрофой. А сейчас? Что сейчас? Ведь Северус всё еще считает, что середина важнее начала.       Она могла бы быть сестрой его красивой Лили. Той самой сестрой, которая не так добра, не так хороша собой и в целом не такой кладезь достоинств, как прекрасная главная героиня. Персонаж второго плана, годный лишь оттенять яркие краски основной сюжетной линии. Но пока мысли Северуса беспорядочно мечутся в голове, не давая шанса найти в этой кутерьме ответ, девочка задает следующий вопрос: — Ты тоже любишь химию?— и у нее в руке учебник Принца-полукровки. А вот на этот вопрос у Северуса есть ответ. ...       Жила на свете девочка. Неважно, как звали ее все окружающие, но один мальчик звал её “Туни”.       И они жили.