One day baby, we’ll be old Oh baby, we’ll be old And think of all the stories that we could have told — Asaf Avidan — One day
***
Сану никогда не нужна была помощь. С тех самых пор, как Юнбум узнал его не как одного из проходящих школьных приятелей, а как человека, которого с натяжкой мог бы назвать другом, Сану никогда не нужна была помощь. Первый в классе, затем, в школе, душа компании, творческий человек, любимец девчонок. У Сану было все, чего у самого Юнбума не было, и поначалу это напрягало. Напрягало быть даже не в тени, но тенью. Между ними была пропасть — слишком большая разница. Но Сану ждал его после дополнительных, подавал руку, стоило Юнбуму упасть на физкультуре, делился своим обедом, потому что Юнбум отвратно готовил, а денег у него не было, смеялся над его глупыми и нелепыми шутками. Сану и Юнбума считали друзьями. Со временем, Юнбум даже стал считать, что все хорошо и быть тенью, если это поможет сохранить ему единственного человека не так уж плохо. А потом случилось то, что случилось. Сану об этом не говорил, Юнбум не спрашивал, и когда школьные приятели растворились в серой каше будней, а белые школьные стены заменил серый, асфальтовый плац они делали вид, что все хорошо. Сану все еще не нужна была помощь. Потому что Сану никогда не был человеком, которому она нужна. В отличие от Юнбума. У того тряслись поджилки и он так хотел спросить «Все хорошо?», но это «Все хорошо» застревало в голе, горчило на языке. И Юнбум молчал, чувствуя себя последней бесхребетной сволочью. Слабая и беспомощная тень тряслась в агонии за своего хозяина, пока тот молчал обо всем, что волнует его. Сану все еще оставался солнечным, его все еще любили люди, и Юнбум на время дал слабину. Его «Все ли хорошо» не изменит ничего, потому что Сану не нужна помощь. Жалость- и того меньше. Жалость от невзрачного, дерганного Юнбума была бы почти оскорблением его гордости. Сану пережил этот промежуток, сбросил это сонное оцепенение той картины, как змея сбрасывает свою старую кожу. Юнбум- не смог. Не смог, и боялся, думал: Повторится ли это вновь? На чьей он будет стороне в этот раз? Но пока что бояться было, вроде, и нечего. И все стало как обычно, эта обыденность грела Юнбуму сердце. Расстояние между их домами сократилось, расстояние между ними -тоже. Сану ходил к психологу, но становился нервным и раздраженным каждый раз, когда дело доходило до тестов и приема таблеток. Юнбум знал, как тот не любит, когда кто-то копается в его голове, знал и говорил, что все хорошо. Смеясь, впихивал в его разжатые руки пару таблеток из гремящего пузырька на первой перемене в университете. Сану не нужна была помощь, а Юнбум никогда не был из тех, кого называют «понимающим человеком», и гнев в глазах его друга сменялся тупой обреченностью каждый раз, когда тот глотал горькие пилюли. И Юнбум забылся в этой счастливой ленности бытия. Они иногда смотрели кино у Сану дома, сидели допоздна, смеялись над глупыми шутками. Юнбум совсем забывал о том, кто он такой за пределами этого дома, кто такой Сану. Забывал о времени. Забывал о настоящем положении дел. И прошляпил именно тот важный момент, когда оказался втянут в круговорот чистого, незамутненного безумия. Отравлялся им понемногу, по капле, этого было недостаточно, чтобы лишить его рассудка. Но вполне достаточно, чтобы притупить его чувство реальности. Его эмоции. Сделать из него какого-то нового человека, беззаветно и слепо влюбленного. В убийцу влюбленного. Никто же не просил ее связываться с незнакомцами. Она сама была виновата в том, что случилось с ней. Повелась, полетела на огонь, словно глупый мотылек. Ее волосы цвета каштанов сейчас наверняка не выглядели такими уж красивыми. Юнбум был рад, что не пришел раньше, чем на лестнице в очищенный пару недель назад от хламовника прошлых хозяев, подвал не остался лишь стойкий металлический запах да пара бурых пятен. И он отнесся к этому так, будто это было обычным делом. Закрыл дверь, поднялся наверх, где Сану просматривал счета, снова стащив банку его любимой газировки. Сказал, что взял очередную глупую научную фантастику напрокат и идет ставить попкорн. И Сану улыбнулся ему в ответ, одним уголком губ, как только он умел, спросил, не карамельный ли. Юнбум знал, тот ненавидит карамель. Юнбум слишком много о нем знал. И потом вдруг подумал о том, что этот исход был таким… Очевидным? Он просто заблудился в трех соснах, закрыл на все глаза, пока не стало слишком поздно. Юнбум мысленно сказал себе вдруг под пиканье микроволновки, необычно холодно и отстранено, мысли его были чисты, слишком спокойно он воспринял то, что здесь, в этом доме, недавно умер человек: —«Это может быть проблемой. Если кто-то узнает, это будет проблемой», — и закусил нервно губу, перебирая пальцами по столу. Никто не должен был знать. Кроме них — никто. Если Сану ведет себя как обычно, значит тот уверен, что Юнбум предан ему. Предан настолько, что Сану может доверить ему этот секрет. Он не выйдет дальше этих стен. Юнбум был в этом уверен. Миска со свежим попкорном обжигала пальцы, а запотевший от разницы температур алюминий вдруг неожиданно успокаивал. DVD жужжало, заглатывая в свое механическое нутро диск. Они сидели на диване, укрывшись двумя разными пледами. Сану обнял его за плечо. Юнбум напрягся, но потом растекся по дивану, принимая эту скупую ласку. Сану, на самом деле, никогда не был щедр на сентиментальные нежности. И эта была будто обещанием. Доверием. Юнбум рассмеялся про себя, чтобы заслужить такого человека как Сану, ему понадобилось много лет и несколько человеческих жизней. Почему это чувствовалось так хорошо? Наверное, он, Юнбум, тоже сходит с ума. Это выглядит не так уж плохо, если быть сумасшедшим, значит остаться с Сану. Совсем наоборот. Все было так хорошо, будто в сказке. Где теперь все те школьные приятели, которые говорили очень много причин почему им «не по пути». Он дышал тихо и глубоко, фильм оказался таким скучным, что Юнбум вскоре уронил голову на жесткую спинку и закрыл глаза, плавая в зыбкой полудрёме. Те пятна, снизу, на лестнице, их стоит завтра отмыть. Устроить Сану генеральную уборку, выходной же. И купить новый освежитель воздуха. Что там сильнее всего пахнет? И не слишком сладкий, Сану не любит сладкое… И если заснуть, спинка не такая уж и жесткая.