mina saiko

Гет
R
Завершён
61
автор
Размер:
5 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
61 Нравится 7 Отзывы 7 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
каркат дёргается первым, едва раздаётся звонок в дверь. его лицо не меняется, он поднимается с дивана, на котором только что жался лицом к твоей шее, — ты стягиваешь наушники, когда рядом становится прохладно и холодный воздух лижет твои голые руки. ты стягиваешь наушники и слышишь, как по дорогому паркету стучат шпильки — и ты хочешь исчезнуть отсюда. — о, какими судьбами, роуз? — и тебя почти трясёт от одного её имени. — тараканы. не бойся, каркат, я ненадолго у вас задержусь, — цоканье затихает у двери в комнату, где ты пытаешься разложиться на молекулы, лишь бы не переживать это дерьмо снова. твоё имя дейв страйдер, и роуз лалонд сбежала от тараканов в своём поместье. на другой конец страны. кормить твоих тараканов. она прокашливается, скользя языком по ярко-розовым губам — и со стороны карката слышится шебуршание. ты замечаешь, что на роуз нет пальто — и тебе почти жаль вантаса, потому что оно весит больше, чем он сам, и вы оба не понимаете, как она способна ходить в таком и на пятнадцати сантиметрах, которые дают ей преимущество в своих психологических играх, если при шаге её ноги всегда разгибаются полностью. ты думаешь, что, наверное, это всё бабские заморочки — как мужская способность не сдохнуть без тапок по ледяному кафелю, — и она кашляет снова. "обрати на меня внимание", говорит она, "хватит рассматривать мои ноги", "побойся бога". ты убираешь ноутбук с колен, поднимаешься и рефлекторно поправляешь футболку на плечах — наверняка в каком-то защитном жесте, на которые ты клал с колокольни. — могла бы и позвонить. почему без канайи? — по её лицу расползается не то улыбка, не то усмешка, но ты давно привык к тому, что её эмоции нельзя считать настоящими. — она развлекается с вриской на другом конце земного шара, и я не особо хочу им мешать. — я думал, вриска с терези, — со стороны прихожей слышится какой-то гулкий выдох. каркат — бедный, господи, каркат, — прошмыгивает мимо смертоносной ауры роуз, вставляет "я, наверное, к терези, позвонишь", и роуз пробивает на смешок. тебя бы тоже пробило. если бы у вас не было всё так запутано. ты киваешь, хоть и знаешь, что каркат тебя не видит. у вас всех какие-то слишком странные отношения — и ты смотришь на пальцы роуз, с педантично подпиленными ногтями и нефритовым лаком; тебя давно не смущает, что она, как бы, жената. на канайе. которая продолжает прыгать в койку к вриске. и так до бесконечности, пока цепочка не замыкается на тебе и каркате. — ну чё, присаживайся тогда, устраивайся поудобнее и прочее вежливое дерьмо, которое я должен сказать, — роуз цокает до дивана, усаживается, закинув ногу на ногу, с неестественно прямой спиной, пока ты выползаешь в смежную хрень, которой ты так и не смог подобрать названия. каркат выскакивает из другой комнаты, его лицо всё ещё спокойное и совсем немного расстроенное — он отлично знает, что здесь произойдёт и что произойдёт у него с терези, у которой происходит с вриской, которая сейчас делает вещи случаться с канайей, которая жената на роуз — замкнутый круг, и почему-то никто из вас не хочет с этим разбираться. ты мажешь носом по его щеке, целуешь и улыбаешься краешком губ — он треплет тебя по голове, говорит что-то про еду в холодильнике, наличку на стойке на кухне, чтобы на случай чего (заказать пиццу или выскочить за гандонами, добавляешь ты в голове); он чмокает тебя в щёку и просит закрыть за ним. и написать. ты позвонишь ему через сорок восемь часов — тебе даже не приходится больше считать, — и будешь повторять скулежом жалкое "я люблю лишь тебя", и он будет молчать в трубку, тяжело дыша, потому что терези отлично работает ртом. он на выдохе произнесёт "такое же дерьмо, мудозвон", а потом подавится стоном прямо в микрофон — и ты спокойно скажешь, что ждёшь его дома с остатками хуёвой и слишком острой пиццы, перемазанной кетчупом. когда замок щёлкает в твоей голове концом на часах существования вселенной вокруг тебя, ты кое-как доберёшься до кухни под болтовню из комнаты — роуз звонит канайе каждый раз, и вечно попадает на самое интересное; и это как проклятие для вас всех, потому что никто с этим ничего не делает. но никого не устраивает. ты всё ещё слишком хуёв в закрытии гештальтов; как и любой из вас. ты хочешь захлопнуть дверь перед приподнятым носиком роуз, послать её нахуй, сказать, что тебе заебись и без неё, но каркат всегда открывает дверь первым. ты не можешь собрать в себе то, что должно делать из тебя человека. потому что на диване сидит лакомство для твоих тараканов, с кольцом на безымянном пальце и запасом фрейдовских теорий о хуях — больше как проявление уважения к временам, когда ты не думал, что опустишься до облизывания чужих членов. — как обычно? — ты кричишь с кухни, зная, что она всё ещё не закончила говорить; и она громко угумкает, продолжая кокетничать с марьям. ты киваешь самому себе, достаёшь заранее из холодильника кетчуп и пару тарелок из шкафа над твоей головой — и заказываешь пиццу на дом, как всегда, самую острую; ты не доешь даже свой кусок, потому что в горло кроме чужих пальцев тебе уже ничего не полезет. она никогда не снимает туфли у вас дома — пока ты босиком пытаешься скользить, хуев ребёнок, по паркету, вымытому ещё с утра, и это даже не твоя заслуга. ты слышишь, как она поднимается — диван заёбанно скрипит, отдавая свою ношу всё тому же паркету, который лишь по чистому везению не ломается под волей роуз. дело даже не в шпильках. её губы противно розовые, её ногти под цвет юбки — мерзкой, отвратительной тряпки за пару штук зелёных, которой можно лишь мыть полы. когда в дверь звонит разносчик, она слишком быстро добирается до двери, слишком довольно улыбается, скидывает две десятки курьеру, выдавая чёткое "без сдачи", и закрывает перед его носом дверь. роуз садится за другой конец стола, прямо напротив тебя, не улыбается и вскрывает коробку, марая белоснежные рукава блузки, стоящей дороже, чем все твои органы вместе взятые, и ты на автомате протягиваешь ей кетчуп. — не могла не заметить некоторых изменений в ваших с каркатом отношениях, — красная жидкость стекает по её пальцам, глубже к ладони, и её голос всё ещё резкий. — я сделал ему предложение. на той неделе. — судя по тому, что вы оба теперь клеймённые брачными колечками, он согласился? он согласился. он, блять, согласился, чуть ли не рыдая, как обычно плачут барышни из фильмов, которые наконец ухватились за шанс в жизни. и через два дня снова пошёл трахать терези. это то, от чего вам не отмыться. тебя разрывает пополам от отвращения ко всем в вашей хуйне: и к себе, и к каркату, и к роуз. к себе больше всего, потому что ты никак не можешь остановиться. никто из вас не может. роуз слизывает кетчуп с пальцев, и это никак не вяжется с образом чопорной бессердечной сучки с идеально выкрашенными ногтями. — полагаю, я должна поздравить вас с новой страницей в ваших жизнях? — тебя, блять, воротит от себя. ты так устал от всего этого, что готов разрыдаться прямо сейчас; но взрослые самостоятельные мужики в двадцать пять не позволяют себе плакать, особенно перед младшими сестричками. особенно перед младшими сестричками, которые заезжают раз в несколько месяцев, чтобы потрахаться. ты хочешь сказать роуз, что ты устал от этого. ты хочешь сказать, "неужели и правда тараканы?", но молчишь, пытаясь долить в себя стакан сока. роуз смотрит на тебя. ты смотришь на расстёгнутые пуговицы её блузки. она просвечивает, непозволительно сильно просвечивает, и ты видишь, как лямки её фиолетового лифчика прячутся с обратной стороны её плеч. ты хочешь стянуть с неё нахрен эту рубашку, содрать её с неё, чтобы она пошла по швам, и помыть ей её лицо — на ней с детства слишком много штукатурки, и целоваться с таким — словно облизывать упаковку с тональником, который противной сухостью оседает на языке. противной сухостью на языке оседает лишь твоя жизнь. ты дейв страйдер, и ты морально вымерший. или твои моральные принципы вымерли; ты ещё не дал определения этому чувству. — ты лучше меня знаешь, что ничего не поменяется, — ты сглатываешь. — тебе не нужно было приезжать. она поднимается на ноги и медленно, качая слишком резко бёдрами из стороны в сторону, подходит к тебе, прикусывая подушечку указательного пальца. это даже не выглядит как-то возбуждающе, у тебя слишком давно не встаёт на баб — но ты чувствуешь, как сейчас всё это начнётся сначала, цикл замкнётся, и у тебя всё равно встаёт. ты такой омерзительный. — не откармливать же этих противных тараканов самой собой, верно? — и поэтому ты раз за разом бросаешься кормить моих? — это ещё не тараканы, дейви. тараканы будут позже, когда тебе начнёт нравиться всё то, что происходит. она целует тебя, но её пальцы скользят по твоей шее, кое-как сдавливая по бокам, и ты отчаянно хочешь задохнуться. потому что тараканы выползают по одному из твоих мыслей, собираются в огромную волну рыжей ереси и нападают на тебя. потому что тебе нравится; тебе нравится, как она пачкает твои волосы кетчупом, который ты ненавидишь, тебе нравится, что от неё пахнет дикой смесью едкого дихлофоса с розовыми духами и специями, тебе нравится, что её штукатурка осядет на твою кожу, тебе нравится ощущение её пальцев в твоей глотке; тебе, блять, до омерзительного сильно нравится. ты слишком слаб, чтобы отказаться от этого. следующие сорок восемь часов вы занимаетесь тем, что ебётесь везде, где это возможно — от кухонного стола до огромных сабвуферов в твоей комнате, и, когда она меняет рубашку на чёрную и снова красит губы едко-розовым карандашом, ты позволяешь себе выдохнуть. в тебе слишком много роуз, в этой квартире слишком много роуз на квадратный миллиметр, и тебя изнутри дерёт желание сменить место жительства, ничего никому не сообщив. когда она, довольная и с вновь подпиленными под ноль ногтями (не то, чтобы твоей спине могло быть хуже), целует тебя в щёку, мажа розовыми бабочками по коже, тебя передёргивает. — я люблю карката, — вы всегда заканчиваете так. ничего нового. всё слишком вросло в вас, установилась как парадигма, и это не кажется тебе замечательной жизнью. — я знаю, — она впервые опускает взгляд. — я знаю. — но ты продолжишь делать это, верно? роуз, кажется, даже вздыхает. — ты правда думаешь, что сможешь избавиться от этого? — ты молчишь, и она закрывает за собой дверь. она права. ты не сможешь. и она не сможет тоже. когда ты звонишь каркату, он снова сдавливает стоны — терези всё ещё хорошо работает ртом. когда ты кое-как шепчешь "каркат, возвращайся скорее", шум резко прекращается. ты думаешь, что он, вероятно, просто бросил трубку, заебавшись слушать лишь тишину. он говорит "дай мне пять минут", и ты продолжать глотать тишину, в которой до сих пор тонет розовый запах. ты пишешь роуз "я справлюсь" и думаешь, что впервые делаешь что-то правильное. роуз читает, но не отвечает. ты прижимаешь роуз к стене на глазах у канайи на собственной свадьбе, едва заметив отошедших карката и терези. ты никогда не справлялся с закрытием гештальтов.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.