silver dream

Она казалась недосягаемой мечтой, сладкой грезой перед рассветом, чарующим миражом, и Сэм не мог поверить, что перед ним стоял живой человек, сотканный из плоти и крови, а не видение, посланное дурманами какого-то хитрого чародея. Дейенерис Бурерожденная из дома Таргариен была поразительной девушкой, и Тарли без промедлений отдал бы жизнь, чтобы хоть раз услышать ее смех, схожий со звоном серебряных колокольчиков, которые драконья королева в дань дотракийской традиции иногда вплетала в свою косу. Всего таких украшений у кхалиси было пять, по одному на каждую победу. Первое — за освобождение Астапора, Юнкая и Миэрина от рабства. Второе — за уничтожение Короля Ночи и Белых Ходоков. Третье — за свержение кровавого правления Серсеи Ланнирстер. Четвертое — за взятие Железного Трона. Пятое… А пятое, как догадался в какой-то момент Сэмвелл, символично отсылало к другому триумфу, маленькому, своеобразному, но такому важному для Таргариен: этот колокольчик, единственный, что был украшен мелкими рубинами, девушка посвятила своей победе над сердцем бывшего Короля Севера. Да, юноша хорошо понимал, что Джон — теперь уже король Джон из дома Таргариен — нашел в драконьей королеве. Она была самой прекрасной девушкой во всем Вестеросе и, наверное, во всем Эссосе, будучи при этом доброй, милосердной, но умеренно строгой и жесткой. Дейенерис видела людей насквозь, читая их помыслы с той же легкостью, как Сэм книги из библиотеки Красного Замка. Простой люд и благородная знать любили ее, давным-давно позабыв о том, что девушка являлась дочерью Безумного Короля, человека, сгубившего много невинных жизней из-за пьянящего разум безумия. Всем казалось, что та жизнь, пропитанная первобытным страхом, невыносимой болью, ослепляющей зеленью дикого огня, непереносимым запахом сожженной плоти и лихорадочным, хриплым смехом больного старика, исчезла примерно вечность назад, отдав место счастливому и безмятежному будущему. С Дени — как ее ласково называл Джон наедине или в обществе самых близких — Сэму было легко, несмотря на то, что из-за нее, в общем, и погибли его отец и брат. Иногда юноша вспоминал о почивших родственниках, и в его душе разгоралась бушующим пожаром ярость. Конечно, он по-прежнему держал обиду на старого лорда Тарли, который откровенно издевался над старшим сыном, и на брата, который глупо и слепо вторил жестокому родителю, однако они были семьей Сэма. Ужасной, непереносимой, но все-таки его семьёй… Бывший брат Ночного Дозора — Тарли в итоге решил остаться с Джоном и помогать ему вернуть прежнее величие Вестеросу, пострадавшему от войн — несколько раз ловил себя на мысли, что он люто ненавидит драконью королеву за смерть родных, однако одной улыбки сребровласой девушки хватало для того, чтобы осознать, что это наглая ложь. Ну, не мог Сэмвелл Тарли сердиться на неё по-настоящему! Не мог! Возможно, дело было в ее ослепительной красоте, добром сердце или трезвом понимании, что тогда Рэндилл поплатился жизнью за свою гордость и предательство своих сюзеренов, Тиреллов, а Дикон — за глупость и щенячью веру отцу… И каждое слово, сорвавшееся с пухлых губ, каждый взгляд фиалковых глаз или какая-либо иная крупица внимания королевы, обращенная к Сэму, делали юношу по-настоящему счастливым. Он был готов целую вечность служить ей, и причина тому была не любовь, как многие могли бы подумать, а вера. Да, Сэмвелл Тарли, нескладный паренек, посмешище Ночного Дозора, но при этом храбрый муж и умный человек, верил в Дейенерис Таргариен, Матерь драконов, Неопалимую, а вера, как некоторые считают, намного сильнее и крепче любви. Юноша знал, что девушка сможет сделать мир лучше, избавив от застаревшего кровавого уклада. Он чувствовал, как она любит Джона, заставляя отказаться от горестей прошлого. Сэм видел, насколько тяжело ей бывает иногда после встреч с сотнями просящих, однако, несмотря на усталость, королева выслушивает каждую пустяковую просьбу и запоминает ее. Стойкость хрупкой девушки с серебряными волосами поистине восхищала молодого человека, который всю свою жизнь был замкнут и неуверен в себе. До Ночного Дозора он не мог позволить себе дерзкий поступок или контраргумент на очередной выпад отца в его сторону, а Дени буквально одним взглядом была способна заставить умолкнуть напыщенных лордов надолго, если даже не навсегда. Возможно, подобное происходило из-за двух драконов, от которых за целую версту несло опасностью и смертью, и было вполне логично опасаться королеву, чьи дети могли поджарить неугодных в мгновение ока. Сэм также приходил в неистовый восторг, когда Таргариен начинала обсуждать с ним книги, которые он прочитал на досуге. Дени задавала уйму вопросов, уточняя каждую мелочь касательно содержания чтива, и Тарли с радостью рассказывал ей абсолютно все, не переставая думать о том, что это всего лишь обыкновенный сон и драконья королева не обратила внимание на неуклюжего тучного юношу. Однако Дейенерис регулярно беседовала с Сэмвеллом — может, она чувствовала вину за убийство его отца и брата? — и никогда не сердилась на лучшего друга своего супруга: девушка даже не нахмурилась, когда Сэм совершенно случайно пролил на любимый ковер королевы пузырек с несмываемыми чернилами. Пару раз хлопнув невероятными фиалковыми глазами, Бурерожденная пожала плечами и предложила Тарли присоединиться к ней и Джону за ужином, а юноша, покраснев от стыда, промямлил что-то невнятное и, чуть не разлив остатки чернил на старинную карту Вестероса, что лежала на столе у девушки, поспешил уйти. Однако в глубине светлой души Сэмвелла Тарли жило другое чувство, намного сильнее восторга, привязанности, восхищения и веры, что в равной степени испытывал молодой человек по отношению к Дени. Он поистине сочувствовал королеве: она, такая молодая, сильная, невыносимо прекрасная, каждый день молча билась в агонии страданий. Таргариен являлась матерью трем драконам, один из которых погиб при битве с Иными, и никак не могла ею стать для ребенка Джона. Раз в несколько лун Сэм, живший не так далеко от королевских покоев, слышал, как за черной дверью с вырезанным на ней драконом кто-то очень тихо плакал. Это была Дейенерис, скорбевшая над очередным потерянным ребенком. Тарли отказывался поверить в то, что Бурерожденная, которая по своему обыкновению представляла собой сильную, волевую женщину, могла показывать свои слабости, однако подобное являлось сущей правдой. Юноша никак не понимал, как Дени удается по вечерам горько уливаться слезами, а по утрам с улыбкой принимать гостей. Девушка ни разу не давала повода усомниться в своей силе, и Сэма, если честно, не могло это не восхищать. Но при этом бывший брат Ночного Дозора сочувствовал драконьей королеве, понимая, что в этом мире никто не был в силах понять горечь ее регулярных утрат. Однажды Джон сказал, что Дейенерис, еще живя в изгнании на Востоке, отдала жизнь своего сына Рейго ради первого мужа, могучего кхала Дрого, тем самым прокляв себя. Сэму казалось, что никакого ужасного проклятья не могло уже быть над девушкой, потому что все ее слезы должны были к тому моменту его смыть, словно стремительный горный, наполненный целебными водами, прохладный ручей, купание в котором избавляет тело от грязи, а разум — от дурных мыслей. Однако у сребровласой королевы никак не было возможности понести. Девушка казалась невероятным чудом, прекрасной богиней, сошедшей в мир обычных смертных, неукротимым огнем во плоти, и Сэм был уверен, что вряд ли он нашел бы хоть крохотную частичку сил, чтобы пережить непродолжительную разлуку с Дейенерис Бурерожденной из дома Таргариен. Конечно, Тарли ее любил, нежно и трепетно, однако как друга, как королеву, как мать, а не как любимую, желанную женщину, ведь все-таки ее неукротимое драконье сердце билось в такт такому же буйному, только наполовину драконьему, наполовину волчьему. И Сэм искренне желал восхитительной королеве с фиалковыми глазами, в которых застыла немая печаль, настоящего счастья.