Часть 1
14 сентября 2017 г. в 00:29
Рико ненавидит прощаться.
Так вот прям от души ненавидит. И ещё терпеть не может. До тошноты. Если бы этот вопрос находился под её юрисдикцией, она бы их вообще запретила, закон бы даже какой-нибудь сочинила по случаю.
Эта мысль крутится у неё в голове всё утро, пока она бегает по дому, собирая разбросанные за время отпуска вещи. Вещи находятся в самых неожиданных местах и укладываются в сумку, а суета продолжается. И мысли тоже продолжаются.
Если бы можно было обнять руками весь мир, всех людей на свете. Если бы можно было любить их всех так сильно, как только может человек, и не грустить ну вот совсем ни капли. Если бы можно было никогда не расставаться…
«Впрочем, — думает Рико, вспоминая свою — несомненно! — горячо любимую тётушку: — Тогда я бы вряд ли смогла дожить до стольких лет, сохранив рассудок».
Рико слоняется из комнаты в комнату, подпирает плечом косяки и просто взглядом по всему скользит бездумно. Она не прощается — что вы, как можно? — всего лишь проверяет, не забыла ли чего-нибудь важного.
Рико слишком быстро привязывается к приютившим её домам, своим временным пристанищам. Рико знает, что так нельзя, обещает себе же, что больше — ни-ни! Рико никогда не держит подобного рода обещания, это она тоже знает.
Грохот из прихожей заставляет — нет, не вздрогнуть и не подпрыгнуть — захохотать громко. Сестра за стеной ругается не менее громко, от души склоняя по всем падежам злосчастную подставку для зонтиков, в очередной раз коварно подстерегавшую её в засаде. Эпопея с подставкой тянется уже не первый месяц, Лита каждый раз в темноте спотыкается, каждый раз ругается, осваивает технику передвижения ниндзя в отдельно взятой прихожей, но подставку не выкидывает. Из упрямства.
Из упрямства же она заглядывает в комнату каждые минут пятнадцать, будто проверяя, как сборы идут. Если бы не упрямство, она бы чаще заглядывала, боясь, что уже всё. Пора.
Рико знает, что сестра будет скучать. Она сама уже скучает.
Сестра показывается в дверном проеме, всё ещё морщась и поджимая ушибленную ногу, поочерёдно окидывает взглядом Рико, её сумку и царящий вокруг бардак и подозрительно бодро интересуется:
— Ты в курсе, что на днях новый фильмец в кино запускают?
— Теперь в курсе, — бормочет Рико, рассеянно вертя в руках упаковку вкуснющего кофе, приобретённого в порыве любви к этому напитку и теперь не влезающего в сумку.
— Трейлер забавный. Посмотри потом, я уже скинула, — изрекает Лита и, уже развернувшись, чтобы уйти, щёлкает пальцами: — Кстати, я твою расчёску в ванной видела, не забудь.
И уходит. А Рико, чертыхаясь, несётся в ванную, по дороге размышляя о том, что уж теперь-то кофе в сумку точно не влезет. Придётся брать пакет.
А возвращаясь обратно с собственноручно захваченной расчёской, уже сама заглядывает к сестре:
— Спасибо! — провозглашает, победно потрясая в воздухе трофеем, и…
И ничего. Больше ничего не говорит.
Потому что слова где-то в горле застревают. Их сказать бы надо, да только что тут скажешь? Тошно и муторно от всех этих «расставаний», и щемит что-то, — нет, что вы, отнюдь не сердце — и сказать, наверное, что-то всё-таки надо. Что скучать будет, что было здорово снова встретиться, что… Глупо всё это и пафосно до жути. В голове все слова красивые и правильные, оттого и на язык совсем не ложатся. Оттого и чувствует себя так по-дурацки.
Надо что-то сказать. Но не говориться ничего.
Молчание сестры для Рико слишком красноречиво — она тоже не знает, что сказать.
Так и ходят друг за другом до самого конца. Смеются над чем-то совсем нелепым, кофе пьют и о мелочах говорят. Даже стоя на пристани, сжимая ручку сумки в одной руке и рассеянно болтая босоножками, зажатыми в другой, Рико только молча слушает сестру, а та говорит без умолку о какой-то ерунде. На самом деле, Лита о чём угодно говорить готова, лишь бы отсрочить неизбежное.
— Точно ничего важного не забыла? — в который раз уточняет.
И Рико понимает, что — да, забыла. Очень важное. Но кусочек чего-то ценного, незаменимого — впрочем, душой это назвать до сих пор язык не поворачивается — она оставляет повсюду, где бы ни побывала. Так уж случилось, что без потерь уехать уже не получается.
Рико улыбается:
— Если и забыла — ничего. Будет повод вернуться.
И это самое «вернуться» повисает в воздухе, оседает порывами пришедшего с моря ветра и разъедает лёгкие его солоноватым запахом.
Протяжный гудок вспарывает напряжение не хуже острого ножа. И даже слова, которые нельзя не сказать, наконец прорываются.
— Я буду скучать. Ну… ты знаешь, — почти ворчит Лита и плечи сестры всё крепче и крепче в объятии сжимает.
— Ага, — сипит Рико в ответ и всё-таки произносит: — Люблю тебя. Очень-очень.
Рико взбегает по трапу, легко ступая босыми ногами, и ещё долго смотрит, как, забавно подпрыгивая и дурачась, машет вслед парому сестра. И на море тоже смотрит, хоть и слепит глаза отражающееся в волнах миллиардами бликов солнце.
Рико не прощается, — нет-нет, что вы — она ведь ненавидит прощания. И ещё терпеть не может. До тошноты. Она всего лишь расстаётся, с сестрой и с этим морем. И на это расставание у неё есть ещё немного времени.