Любя ненавидеть/Ненавидя любить

Ангелы зовут это небесной отрадой, черти — адской мукой, а люди — любовью. © Генрих Гейне

Он никогда бы не подумал, что она может быть настолько стервой. Константин повидал столько повелителей Ада, стольких богов и демонов, что впору вести учёт, а уж если говорить о тех, у кого он находится в чёрном списке, то их и вовсе будет бесчисленное множество. Ну, или, по крайней мере, больше половины списка точно. Но она выбивалась из общего списка. Грозная богиня смерти и повелительница скандинавского ада со сногсшибательной модельной внешностью с правой стороны и образом гниющего заживо трупа — с левой. Любой бы, кто её увидел, сначала потерял бы дар речи, а потом в ужасе бежал сломя голову подальше от неё. Из всех божеств только она могла быть одновременно и прекрасной, и ужасной. Могла лелеять в себе искру милосердия, так спешно гаснущую в буре безразличия и жестокости, но с удивительной скоростью и настойчивостью продолжающую бороться за существование в мрачной душе дочери Локи. Заставляющий кровь стыть в жилах скрежет и тихий перестук выбеленных костей под роскошным изумрудным платьем. Отсутствие сердцебиения настойчиво напоминает о том, кто перед вами, потому что прогнившее, подобно яблоку, сердце мертвеца не может биться. Длинные волосы цвета тьмы никак не сочетаются с фарфоровой кожей, что зловеще отливает во мраке Хельгарда призрачной белизной. А ярко-зелёные глаза будто смотрят вам прямо в глубины души, заставляя примёрзнуть к месту намертво. Уничтожающий взгляд из-под тонких бровей. Один короткий взгляд подобен удару ножа — задыхаешься, понимая, что умираешь. Бессилен перед силой этого магического смертоносного взгляда могущественной богини. В этой бесконечной игре есть лишь один победитель. Один небрежный взмах тонкой кисти, и где-то на окраине Леса Мук вопит, содрогаясь в извечных конвульсиях и мучениях, грешник. Тихий шёпот разрезает промозглую тишину царства мёртвых. Кто-то взвывает о помощи, кто-то слёзно молит о пощаде. А кто-то — Хель — холодно наблюдает за мучениями сотен душ, которым не повезло попасть в её мир. Её мир. Её правила. На которые Джон плевать хотел. Она не знает, что такое любовь. Да, чёрт подери, он тоже лишён малейшего знания о таком странном и абсолютно ненужном чувстве! Не ему судить бездушие богини, когда сам практически не мучается угрызениями совести, хотя шлейф тёмного прошлого становится всё длинней. Скольких демонов он отправил в Преисподнюю? Не сосчитать. Сколько раз он обводил вокруг пальца самого Дьявола? Немало. Но Хель… С такими, как она, он ещё не сталкивался ни разу. Вроде бы она совершенно такая же, как и те, с кем он ранее имел дело — жестокая и властная правительница языческого ада. Но вроде бы и нет… Джон сам не мог понять до конца, что же в ней было такого, что разительно отличает её от всех остальных богов и демонов. Холодный смех, полный презрения и насмешки, раздаётся в подсознании экзорциста, стоит ему вспомнить их первую встречу в Хельхейме. Стук-перестук белоснежных костей режет слух. Взгляд ядовито-зелёных глаз намертво пригвождает его к месту, словно огнём опаляя кожу демонолога. Медленные шаги эхом раздаются в тишине Хеля, когда она важно вышагивает вокруг закурившего очередную сигарету Джона. Только сигареты не дают сорваться и держат, словно утопающего спасательный круг, не позволяя дрогнуть под этим пронзительным убийственным взглядом. А она всё смотрит. Как хищник, наконец-то загнавший в угол жертву. Она скалится, словно голодный волк, а где-то протяжно завывает четырёхглазый страж богини, огромный пёс Гарм. Ей хочется вырвать прямо сейчас из груди этого наглого смертного сердце, сжать его в своих руках, пока оно будет биться в предсмертных конвульсиях, пока тёмная кровь будет мерно стекать по рукам Хелы. Он невозможен. Он — не такой человек, как все. Далеко не счастливое детство. Ошибка буйной молодости, последствия которой до сих пор горят в огне Люцифера. Малышка Астра. Одно её имя способно всколыхнуть в разодранной в клочья душе Константина смерч эмоций — вина, гнев бессилия, ненависть к самому себе. Смерть матери, которая погибла, дав жизнь Джону. А дальше — бесконечные обвинения и побои отца. Чёрствый. Как и она. Она помнит, как Один отправил её совсем ребёнком в земли смерти, где правит только хаос и давящее ощущение безнадёжности, где отчаяние повисло в промозглом воздухе грозовой тучей. Помнит, как она пряталась за подолом отцовского плаща от страшного взгляда Всеотца, что вынес жестокий приговор. Пряталась в тщетной надежде, что папа её защитит, что он заступится за неё, спасёт от несправедливой участи. Но даже трикстер оказался бессилен против Одина. Слово верховного бога — закон. Дальше — правление длиною в несколько тысяч лет. Она уже и забыла, каково это, ходить под тёплым ласковым солнцем, вдыхая свежий воздух; когда проводишь столько времени во тьме, задыхаясь затхлым воздухом, где пахнет только гниющими трупами из Леса Мук и гнетущим чувством обречённости. Хель не дозволено посещать мир живых, Хельхейм — её мир, её тюрьма без кандалов и решёток. Однако условные запреты Всеотца не помеха, если ей нужно встретиться с этим противным экзорцистом — что уж и говорить, порой он сам не прочь навестить царицу мёртвых, потешить её самолюбие и скрасить одиночество (а также успеть довести её сарказмом и едкими остротами до белого каления и надеяться уйти из Хельхейма целым и невредимым). Да, Константин не раз спускался в Хельхейм. Серьёзно, не навещать же ему каждые выходные Люцифера, который только злорадно хмыкает, обещая заполучить прогнившую досконально душонку Джона себе в Ад. Хель разительно отличалась от Люцифера. Хотя тоже была повелительницей грёбанного ада. Хотя тоже обрекла столько душ на вечные муки. Хотя тоже холодна и беспристрастна, когда нужно принять роковое решение. И всё-таки чем-то она отличалась от большинства владык загробных миров. Что-то делало её по-настоящему особенной и, несомненно, желанной. Джон знал, что лёгкое движение руки — и он будет растерзан Гармом/удушен без дело шляющимися по мрачным стенам Эльвиднира* Тенями/убит грешными душами в Лесу Мук. Он также знал: Хела в гневе опасна, но в то же время прекрасна. Тем временем, Хель тщетно пытается выкупить душу Константина у Сатаны. Дьявол смеётся ей в лицо, дразнит, всегда отказывает, не желая по личным причинам отдавать столь аппетитный кусок, да и демонам захочется поточить когти о того, кто их так любезно отправил домой. Но даже Люцифер боится Хель. Потому что она более древняя богиня, нежели он сам, и Люцифер знал — становиться врагом скандинавской богини смерти нежелательно. Пусть Ад велик и могущественен, но войны с Хельхеймом он не выдержит. По этой причине Люцифер и Хель взаимно ненавидят друг друга (причём в открытую), презирают, но агрессивно действовать не собираются ни один, ни другая — ненависть ненавистью, но война не индустрия развлечений. Она не собирается сдаваться. Рано или поздно душа Джона Константина будет принадлежать только ей одной. Впрочем, как сдавалось Хель, он будет не против променять адское пламя Ада на холод и мрак Хельхейма. Хелу обвести вокруг пальца гораздо сложнее, чем Дьявола, но, в отличие от него, богиня мудра и справедлива, она всегда сначала выслушает и всегда готова идти на компромисс. Хела отличалась от всех владык Ада. Она олицетворяет двойственность во всём её проявлении: она сурова и жестока, но в одно время с этим милостива и справедлива. Хель спокойна, как скала во время бури, но это не помешает ей испепелить вас на месте. Одним мановением костлявой руки. Они стоят друг друга. Они мало, чем отличаются один от другой. Это их и тянет друг к другу, но в то же время отталкивает. Они похожи, но слишком горды, чтобы признаться в этом. Вместе они были бы самой могущественной парой во всех девяти мирах, не уступая властному Одину и строптивой Фригг. Они симпатичны друг другу, но, увы, никогда не скажут об этом в открытую; они и так это понимают среди тонны собственного сарказма и лютой ненависти. Любя ненавидеть могут только экзорцист и богиня. Джон Константин и Хела.