Вы это уже видели

Тео улыбается, но, что важнее, — улыбаются его глаза. Это вообще редкое явление. Обычно, когда губы Тео Рэйкена трогает улыбка, глаза его остаются ледяными. Но здесь и сейчас, в машине с Лиамом, он вдруг неожиданно счастлив. Он чувствует его почти постоянно, по крайней мере, если находится рядом. По счастливой случайности (случайности ли?), Тео и сейчас рядом с Лиамом. Тот, упершись лбом в шкафчик, тяжело дышит и еле слышно рычит. Люди проходят мимо, некоторые с опасением оглядываются. Тео подходит вплотную к Лиаму, буквально шепча тому в ухо, но на самом деле неосознанно (неосознанно ли?) закрывает его свои телом, пряча от взглядов любопытных и злых. — Одна эмоция, — напоминает Тео. — Ты не злишься на самом деле… — Я не могу, — голос Лиама глухой. Почти не голос, рычание. Но где-то в глубине Тео слышит еще что-то (что?). — Не могу! Если я перестану злиться, я. Я… — Лучше б тебе прекратить. Ты привлекаешь к нам ненужное внимание. Просто признай это уже. — Не могу! — удар кулаком в дверь шкафчика. Тео не видит глаз Лиама. Он упирается взглядом в его макушку. Но он уверен, что сейчас глаза Лиама сверкают золотом. — Послушай меня! Ты боишься и это нормально. Это не делает тебя слабым. Ты напуган, и поэтому злишься. Но послушай меня, ты такой не один. Скотт, Малия, Лидия, даже я — мы все напуганы до чертиков. И признать свой страх не слабость. Это — самая настоящая сила. Не злость, — Тео кладет руку на плечо Лиама, — а признание собственных слабостей. Лиам напрягается, когда прохладная ладонь Тео ложится на плечо, а затем расслабляется. Глаза больше не сверкают золотом. Тео старается заглянуть ему в лицо, и, когда получается, осознает, что лучше не стало. Лиам больше не представляет угрозу для окружающих, теперь он представляет угрозу для самого себя. Его плечи снова напрягаются и вздрагивают. Он весь начинает трястись. На этот раз Лиам оборачивается к Тео и испуганно тянет ладонь к шее. — Что?! — Тео не удивлен, скорее испуган. — Дышать! Я не могу дышать! — Лиама трясет, он не контролирует свои действия, координация нарушена, дыхание рывками вырывается из груди. — Дышать… Я. Я не могу… — он почти падает, но Тео подхватывает его. Время, проведенное с Докторами, приносит свои плоды. — У тебя приступ паники. Люди вокруг все еще смотрят на них. И Тео это не устраивает. Он подхватывает Лиама и тащит его за собой, толкает дверь раздевалки и отпускает того, словно дает возможность самому выбрать путь. Лиаму удается дойти до угла рядом со шкафчиками, и он падает на пол. Его лицо совсем потеряло свой цвет. Сейчас он совершенно бледный, неестественно бледный. — Лиам! Послушай, меня! Подумай о чем-нибудь! Подумай о чем-нибудь хорошем. Не знаю о… О… Черт! Да не знаю я! О стае, о Скотте! — Не могу! Не получается! Тео… Тео, я не могу. Это «Тео» из уст Лиама — словно кубик льда, пущенный за ворот рубашки. Тео поднимает голову и смотрит прямо на задыхающегося подростка перед собой. А затем, заставив внутренний голос, орущий: «Какого хуя ты делаешь?!» заткнуться, приближает свое лицо к лицу Лиама и целует того. Губы Лиама мягкие и горячие. Он словно застывшая статуя. На поцелуй не отвечает, не шевелится, не дышит. Ну, хоть оттолкнуть не пытается. И не злится, что удивительно. Тео дальше не следует. Лишь прижимается своими губами к губам Лиама. Собственные губы ощущаются им сухими, как у путника в пустыне. Так и хочется кончиком языка прикоснуться к губам Лиама. Легко. Нежно. А затем грубо, сильно, надавить, заставить, вовлечь в поцелуй. Сердце Тео бьется так сильно, что он буквально глохнет. «Не надо», — шепчет голос в голове. — «Хватит. Отстань от него. Остановись!» Тео кажется, что он падает в пропасть. Сердце пропускает удар. Одну, бесконечно длинную секунду, он не знает, что сейчас совершит. Словно его телом и разумом руководит кто-то другой. Он замирает и отодвигается от Лиама. Сразу же накатывает ощущение холода. Как будто из теплого дома выходишь на улицу во время дождя и снега. Лиам сидит, зажмурившись, и когда открывает глаза (Тео не секунду думает: «а вдруг они будут золотыми?»), в них видится бескрайнее спокойствие и огромное удивление. Паники и страха больше нет. — Ты зачем это сделал? Тео хочет промолчать или хотя бы выдержать паузу, но опять, словно кто-то управляет им, говорит почти сразу: — Нужно задержать дыхание, а еще больший испуг или удивление, или все подобные эмоции, могут помочь справиться с приступом паники. Я… Я читал где-то. Лиам все еще пялится на него с удивлением и недоверием во взгляде. — Прости. Наверное, не нужно было, — Тео не знает, зачем говорит это. Он вдруг ощущает какую-то иррациональную детскую обиду и неуверенность. В раздевалке повисает тишина. Но не напряженная. Тео просто дуется, смотря в пол, а Лиам рассматривает его, словно увидев впервые. Как будто пытаясь разглядеть нечто за внешней оболочкой. Как будто что-то открылось ему вдруг в грустном парне, сидящем напротив, и он не может поверить в это. — Спасибо, — после долгого молчания и недавнего приступа, голос Лиама слабый. Но то, что он вкладывает в слова и то, что источает его тело — все это — действительно искренняя благодарность. Ноздри Тео трепещут, улавливая все это, и он, недоверчиво поднимая голову, смотрит на Лиама. — Правда. Спасибо, — еще раз повторяет Лиам. И накрывает своей рукой ладонь Тео. Так они и сидят прямо на полу. Ладонь Лиама накрывает руку Тео. Тот старается не шевелиться и даже не дышать, чтобы продлить момент. Он затыкает голос в своей голове, орущий: «Что происходит? Почему?! Почему это…» «Нет!» — думает Тео. — «Заткнись! Заткнись». Лиам не слышит мысленного диалога Тео с самим собой, но он тоже это чувствует. Это приятно — сидеть вот так с Тео в пустой раздевалке и накрывать его ладонь своей. И Лиам не хочет задумываться, почему это так хорошо.