Пять плюс двадцать

Дыхание учащенное, я весь в игре, высматриваю площадку, стараясь найти шайбу. А вот она, у торпедовца, который подбирается к воротам. Захожу на привычный силовой против соперника, чтобы отобрать шайбу и передать своим нападающим. Едва, чуть выше, чем надо, поднимаю локоть. По инерции проезжаю дальше, но уже слышу недовольство трибун. Я останавливаюсь, тяжело дыша. Пауза в игре. Арбитр тут же выписывает штраф. Вижу, как торпедовцы обступили Кулёмина, лежащего на льду и держащегося за голову. Еду в сторону лавки для провинившихся игроков. Присяду отдохнуть, что поделать. Буквально сразу открывается калитка, и меня просят выйти. — Что такое? — удивляюсь я и непонимающе смотрю на хоккеистов моего звена, которые кружили неподалёку, — что случилось то? Общаюсь с судьей и Столяровым, который утверждает, что я локтем двинул Кулёмина по лицу. — Какой удар в голову? — возмущаюсь, смотрю на скамейку тренеров, Знарок явно тоже не понимает, что происходит. Да, дела. Присел отдохнуть, называется, — да быть не может! В мыслях проскочило: «притворяется». Но вот, два сокомандника и врач увозят Кулёмина на лавку. Видно, дело там всё-таки серьёзное. Широков пожимает плечами. Арбитр выписывает штраф: «удар в голову. Пять плюс двадцать». Здесь спорить совершенно бесполезно. Ещё раз выспрашиваю у Столярова, что случилось. Кажется, Кулёмин слишком низко наклонил голову и попал под мой локоть. Или я слишком высоко его поднял. Не глядя на ребят, молча, ухожу с площадки под недружественный свист торпедовских болельщиков. А новичок команды отправляется за меня отбывать пятиминутный штраф, армейцы остаются играть в меньшинстве. В раздевалке ставлю клюшку к стенке, сбрасываю краги и снимаю шлем. Настроение паршивое, под ложечкой неприятно засосало. Поиграл, называется. Соскучился по хоккею с прошлого сезона, и травма была, и в состав не попадал. Тревожно, что в основу могут не включить на следующие игры. Защитников в команде много, все хотят себя показать. К тому же, Олимпиада на носу. Кто из нас не мечтает на неё попасть? Когда ты находишься в команде, где главный тренер и тренер сборной одно лицо — шансы очень велики, нужно только работать. Снимаю белый гостевой свитер СКА со своим семьдесят третьим номером. Такой косяк может, и забудут, но не сразу. До меня доносятся радостные аплодисменты торпедовских болельщиков и голос диктора о том, что шайбу забросил Николай Кулёмин, номер девяносто пятый. Симулировал? Всё-таки вряд ли. На тот момент ему вполне возможно и вправду было больно. Вон он уже и «отомстил». От этого мне становится только хуже. Скоро будет перерыв, уже предвкушаю фитиль от Знарка. Вздыхаю, снимаю оставшуюся амуницию и отправляюсь в душ, чтобы хоть немного смыть тяжесть этого матча, но понимаю, что до финального свистка, и желательно, победного, это бесполезно. Я всегда переживаю в такие моменты. Благо, в моей карьере их было не много. Но пока я тут, в раздевалке, а команда бьётся, места себе не нахожу. Мысленно «ругаю» защитников и вратаря, подбадриваю нападающих, чтобы больше сюрпризов вратарю соперников подбрасывали. Во время игры раздевалка никогда пустой не бывает. Там всегда дежурят помощники команды. Когда я возвращаюсь из душевой, один спрашивает, не надо ли мне чего. Только качаю головой и спрашиваю, какой счёт. — Один-два в нашу, Гусев и Ковальчук. — О, хорошо, — радуюсь я. Звучит сирена, и спустя минуту командная раздевалка наполняется веселым гомоном питерских хоккеистов. Точно школьники высыпались на перемену. Но как только Знарок в раздевалку проходит, все затихают. — Чуда, не переживай, — меня хлопает по плечу Ковальчук, — у торпедовцев нет шансов, мы выиграем. — Обязательно, — кивает Широков. Я тоже киваю и улыбаюсь. Пока счёт был в нашу пользу. Если после моего удаления команда ещё и проиграла бы… Тренер не обращает на меня ни малейшего внимания, точно меня и нет. Обсуждает тактику с Дацюком и Ковальчуком, что-то резко высказывает Плотникову, хвалит тройку Гусева. А я мыслями рвусь на лед, хочу дышать адреналином, быть в игре. Но я временно вне её. Знарок лишь в конце перерыва мельком смотрит на меня. И кивает. Я сразу воспрянул духом. Может, всё не так и плохо. Во втором периоде торпедовцы забрасывают ещё одну шайбу, заставляют немного поволноваться под конец. В перерыве ко мне подходит Витолиньш и говорит, что вполне возможно последует дисквалификация на игру, этот вопрос будет решатся. А вот этого я и опасался. Тренера пересматривают несколько фрагментов, в том числе и мой с удалением. Я разочарованно выдыхаю. Удар в голову локтем был, это факт. Пусть я и совершенно не хотел этого. Команда собирается на третий период, я по привычке хочу пойти вместе с ними, но, увы, нельзя. Илья оборачивается ко мне перед выходом и подмигивает, ничего не говоря. А я так и остаюсь в почти пустой раздевалке. Третья двадцати минутка. Время тянется так медленно, как тянется при равном счёте в финальной игре. А тут еще и торпедовцы сравнивают, «три-три». Я не сдерживаюсь и ругаюсь. Своё очко они точно выгрызли, я вздыхаю. Интрига держится до конца сирены. Мои сокомандники настроены решительно и не хотят проигрывать в Нижнем Новгороде. Думаю, со стороны зрителей, матч выдается жарким. Не всякая команда в нынешнем сезоне играет практически ноздря в ноздрю со СКА. Овертайм напряжённый, я сижу как на иголках, отсчитывая секунды. Объявляют буллиты. Интрига сохраняется. Судя по всему, бросков много. Я не хочу услышать, что выиграла нижегородская команда. Нервно хожу по раздевалке. И вот объявляют, что шайбу забросил Никита Гусев. — Молодчики! Мы выигрываем, я облегченно выдыхаю и улыбаюсь, вспомнив обещание Ильи после второго перерыва. Если Кови что-то обещает, будь уверен — выполнит.